Крестьянин, рабочий. Дважды репрессирован за отстаивание экономических интересов и человеческих прав, за национальное самосознание.
Из крестьянской семьи. Мать, Цирук Мотря Дорохтеевна (23.06.1908 – 22.11.1995), неграмотная, с малых лет зарабатывала у более богатых людей. Её отец, хлебороб Дорохтей Цирук, в 1922 г. на семью из 14 душ получил 14 десятин земли и обрабатывал её с семьёй. На Богатый вечер в 1932 г. «раскулачен». Один раскулачиватель тряс вышитыми рубашечками маленького Николая и кричал: «Покупайте куркульское, покупайте куркульское!». Мать завернула маленького Николая в старую свиту и перенесла к свёкру Матвею Полищуку в с. Гайворон, где и прошло его детство. В 1933 г. в Гайвороне умерло от голода 470 душ — это только на правом берегу реки Березна. Было людоедство. Отец, Полищук Кондрат Матвеевич (1904–1943), в колхоз не пошёл. В жатву 1934-го отец и мать сжали свою рожь, за что активисты посадили их в «холодную», урожай конфисковали и под конвоем водили их вместе с другими «штрафниками» на колхозное поле жать.
В 1938 г., когда маленький Николай пошёл в первый класс, дети активистов избили его как сына единоличника. Несколько месяцев лежал в Васильковском детском санатории привязанный в гипсовом корыте. Под гипсом завелись черви…
Из-за несчастного случая, произошедшего с сестричкой Анной (1936 г. р.), мать в 1940 г. не выработала до минимума 11 трудодней, а поскольку отец не работал в колхозе, то их хозяйство исключили из колхоза и обложили двойным налогом, отрезали огород. В 1941 г., за месяц до войны, за неуплату налогов описали всё имущество, но не успели его отобрать. При немецкой оккупации хоть не голодали. Отец погиб в декабре 1943 г., форсируя Днепр.
В марте 1944 г. Николай пошёл в третий класс, в 1948 г. окончил семилетку. Юноша очень хотел выбраться из тяжёлого положения матери и в августе 1948 г. пошёл в Сквиру, за день сдал все экзамены в сельскохозяйственный техникум. Ходил в техникум босой, простудился — и на этом учёба закончилась. Работал в колхозе учеником садовника, круглосуточно — учётчиком молока, зарабатывая 0,75 трудодня, затем разнорабочим — наравне со здоровыми людьми. Рисовал колхозную стенгазету. Будучи уверенным, что «куркульского сына» не примут, на спор с друзьями неожиданно вступил в комсомол.
В 1952 г. уехал на Донбасс, работал в Макеевке на заводе имени Кирова охранником, потому что рабочим не принимали: не мог пройти медкомиссию. Поступил в 8-й класс вечерней школы. Преподавание там велось на русском языке, поэтому учёба сначала давалась тяжело. Возмущала тотальная русификация: в 1955 г. на комсомольских собраниях П. самовольно вышел на трибуну и сказал: «Здесь я не смог найти украинскую школу, здесь украинский язык угнетается и даже на комсомольских собраниях я не могу высказать своё мнение на украинском языке. У меня нет перспективы?». И положил комсомольский билет на стол. Его исключили из 10-го класса за неудобные вопросы преподавателям.
По требованию матери в 1955 г. вернулся в Гайворон, потому что его отчим погиб под машиной, вывозя свёклу. Оставил корову, улей и старый дом. Николай наравне со здоровыми мужчинами работал в колхозной строительной бригаде. Поступил заочно в Ржищевский строительный техникум, окончил его в феврале 1964. Курсовую работу по статике сооружений написал на украинском, но вынужден был перевести её на русский. В селе ему работы по специальности не нашлось: инвалиду давали исключительно тяжёлую физическую работу. Когда в 1962 г. упал с чердака коровника и 17 дней пролежал в больнице. На него за невыполнение минимума трудодней наложили повышенный на 50% налог. Конфликтовал с председателем колхоза, «тридцатитысячником» Отаманенко.
С 1963 г. П. не участвовал в выборах. Когда КПСС взяла курс на укрупнение районов и колхозов, П. выступил на собрании против объединения колхоза с соседним. Крестьяне подсказывали ему, что говорить, а сами молчали. Через две недели милиционер предупредил, что его собираются обвинить в хулиганстве (ст. 206 УК УССР). П. поехал в Киев искать своих депутатов Синицу — секретаря Киевского обкома партии, и А. Е. Корнейчука. Первого не нашёл, а жена Корнейчука сказала, что он его не примет. Пошёл в Киевскую областную прокуратуру. Там заместитель прокурора Русанов обругал его за выступление против «курса партии», а на следующий день приехал в Гайворон на расширенное правление колхоза, где организовал «народное осуждение» П. и обвинил его в том, что он мешает колхозникам строить коммунизм. В кабинете председателя колхоза сказал: «Ты видишь, что у тебя тут нет друзей? Видишь. Так вот у меня тебе такой совет: уезжай отсюда. Тебе дадут хорошие документы — ты только отсюда уезжай». П. сказал, что уезжать из села не хочет, потому что уже достроил дом, имеет пять ульев. — «У тебя здесь жизни не будет — и дома твоего не будет, и ничего не будет. Ты отсюда уезжай». За год его всё-таки убедили, что посадят за «тунеядство».
В 1965 г. П. уехал в Белую Церковь. Работал во многих строительных организациях рабочим, мастером, старшим инженером отдела, выполнял на предприятиях сложные инженерные расчёты. За добросовестное отношение к работе пользовался заслуженным уважением, был профгрупоргом. Не мирился с неправдой, приписками, злоупотреблениями начальства. Жил в вагончиках, в семи общежитиях, наконец 9.03.1972 г. получил однокомнатную квартиру.
П. ездил в киевские библиотеки, интересовался культурными событиями, покупал газету «Вести с Украины», откуда узнал об Иване ДЗЮБЕ и его работе «Интернационализм или русификация?». В сентябре 1969 г. написал по этому поводу письмо в редакцию газеты «Вести с Украины». В июне 1973 г. послал письмо в редакцию газеты «Литературная Украина» о положении украинского языка.
Во время туристической поездки на Кавказ в 1974 г. П. снова не принял участия в выборах. В том году уже был официально предупреждён, что если не прекратит распространять клевету на советский государственный и общественный строй, то будет привлечён к уголовной ответственности. На предупреждении написал, что никакой клеветы на советскую власть не возводил. Кагэбэшник сказал: «Лучше бы вы были бабником, лучше бы вы были наркоманом, лучше были бы пьяницей, но не были бы болтуном. Запомните, вам это зря не пройдёт».
В октябре 1974 г. П. перешёл в воинскую часть на должность старшего инженера, но 9.12., за 15 мин. до конца рабочего дня, его с работы уволили без объяснений. П. обратился в суд, написав в заявлении: «Меня уволили с работы в Международный день прав человека — такие у нас права». Он выиграл дело. Тогда его уволили «по сокращению штатов» с компенсацией за вынужденный прогул. Начальник белоцерковской милиции очень возмущался, что П. «клеветал» о Дне прав человека, стучал кулаком по столу: «В Советском Союзе права трудящихся все 365 дней в году! А в мире капитала, где всё зависит от денежного мешка, — один день прав человека».
В то время П. купил немецкий фотоаппарат «Практика-Л», которым можно было фотографировать с близкого расстояния, и начал перефотографировать для этнографического музея Ивана ГОНЧАРА старые снимки людей в украинской одежде. Это не понравилось КГБ, и ему устроили провокацию. Осенью 1974 г. в магазине «Мелодия» к нему заговорил незнакомый фотограф. П. показал ему свои снимки, он свои. Фотограф засомневался, сможет ли П. сделать фотографии высокого качества, и «для пробы» подсунул ему иностранный календарь, с которого П. сделал несколько цветных диапозитивов, и с одного — цветной отпечаток. Кроме того, он принёс П. две фотоплёнки, которые попросил проявить. П. не успел их проявить, следовательно, не знал, что на них есть. Ему пришла повестка явиться в суд 12.03.1975 г. по делу о восстановлении на работе, но 11-го в 7 часов утра в его жилище вошли 5 человек. Обыск продолжался 3 часа.
П. подержали в камере предварительного заключения в Киеве, затем завезли в Лукьяновский следственный изолятор. После окончания следствия П. подал заявление в Киевский областной суд, в котором просил показательного рассмотрения дела в клубе «Молодёжный» на строительстве Белоцерковского шинного комбината, где он работал семь лет, перед людьми, которые его знают. Дело 18–20.08.1975 г. рассматривала Судебная коллегия по уголовным делам Киевского областного суда под председательством Г. А. Дышля. Судья очень нервничал, стучал кулаками по столу и сломал вещественное доказательство — фотоаппарат П., который не мог открыть. Собственно обвинение в изготовлении порнографических снимков (ст. 211 УК УССР) суд рассмотрел в последние минуты заседания: не имея никаких доказательств и ни одного свидетеля, суд «установил», что диапозитивы изготовлены «с целью распространения». Все же три дня ушли на выяснение «заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй» — это несколько разговоров со знакомыми о советской избирательной системе, национальной политике, советской демократии и руководстве КПСС, часто спровоцированные начальством, агитаторами в 1968–74 гг. П. довольно успешно защищался, доказывая, что высказанное им написано во многих книгах, авторы которых ходят на свободе. Судья Дышель не позволял П. получить ответы свидетелей на свои вопросы: «Свидетель, суд вопрос снимает. Можете не отвечать. Давайте вашу повестку». Инкриминировали также упомянутые выше письма в редакции газет «Вести с Украины» и «Литературная Украина», которые пролежали уже несколько лет. От услуг адвоката П. отказался. Суд назначил наказание: 3 года заключения в исправительно-трудовой колонии общего режима по ст. 187-1 и 1 год по ст. 211 УК УССР с конфискацией фотоаппаратуры. Хотя процесс считался открытым, на него не допустили даже мать и сестру П. С протоколом судебного заседания П. ознакомили только через 68 суток (вместо 3). Подал кассационную жалобу на 72 стр., но это не повлияло на решение Верховного Суда. 20.08.1975 г. подал заявление на имя Председателя ПВС УССР И. С. Грушецкого — оно из следственного изолятора не вышло.
На этапе в Днепропетровске П. ограбили уголовники. Отбывал наказание в колонии № 2 общего режима в г. Дзержинск Донецкой обл. Там посмотреть на живого националиста-антисоветчика сбежалось всё начальство колонии. На второй день его посадили в штрафной изолятор за отказ выйти на работу. Вышел оттуда с кучами вшей. Его спас банщик — баптист Иван Мелащенко, родом из Славянска.
Администрация не обращала внимания на инвалидность П. и заставляла его тяжело работать на скручивании пружинных матрасов. Наказывали за невыполнение нормы, хотя на самом деле его работу приписывали уголовникам. Начальство часто вызывало П. и пыталось создать ему негативную репутацию, распространяло слухи, что он доносит. Жил впроголодь. Подрабатывал рисованием «марочек» — платочков, за что заключённые платили продуктами. Когда перевели на сверлильный станок, П. выполнял норму и имел возможность покупать продукты на 7 руб. в месяц. Но мастер перевёл его на другой станок, где не было механической подачи, нужно было подавать вручную. Скоро три пальца правой руки потеряли чувствительность и не воспринимали нагрузку. П. обвиняли в симуляции, но всё же вынуждены были на некоторое время освободить от работы. Он разминал пальцы, чувствительность восстановилась. Кстати, ему предлагали и лёгкую работу: носить за начальством ключи от локальных зон. П. публично категорически отказался, чем завоевал хорошую репутацию среди заключённых.
Чтобы меньше находиться в скоплении заключённых, П. записался в вечернее профессионально-техническое училище учиться на токаря. Получил четвёртый разряд. Но его перевели сбивать деревянные ящики, а 11.03.1978 г. освободили. Перед освобождением он отказался фотографироваться в костюме с галстуком — предпочёл красоваться в документах в зэковской одежде.
П. вернулся в Белую Церковь. Тем временем трест «Белоцерковхимстрой» отобрал его квартиру. Всё его имущество пропало. 28.03. П. пошёл на приём к председателю горсовета Василию Залевскому. Тот разрешил прописать его в общежитии и устроиться на работу в тот же трест в отдел инженерной подготовки строительства. В общежитии «Мир» ему подселяли «стукачей». Начальник участка Ярослав Левчук будто бы с сочувствием расспросил П. о суде и заключении — и написал в КГБ донос, что он провёл с П. воспитательную работу, но П. его воспитательному влиянию не поддался и в разговоре с ним «допускал идейно враждебные высказывания». После этого доносчика избрали секретарём парткома треста, затем назначили инструктором Белоцерковского горкома, инструктором Киевского обкома КПУ.
Когда П. устроили на работу, он начал обращаться к властям с тем, что был незаконно репрессирован. Тогда его вызвали в милицию и в присутствии понятых наложили на полгода административный надзор, которым предписывалось не выходить из общежития после 21:00, из города не выезжать, каждую субботу отмечаться в милиции. Формальная причина: характеристика из колонии, что П. не исправился. П. сказал: «Имейте претензии к тем, кто меня не исправил. Я как раз очень хотел исправиться и спрашивал у родной советской власти, от каких мне надо недостатков избавиться и какие качества полноценного гражданина социалистического, коммунистического общества приобрести. Но мне на этот вопрос не ответили, поэтому я не буду подписывать этих условий». Предписаний админнадзора он не нарушал, но предупредил, что отмечаться в милицию ходить не будет. На удивление, его за это не наказали.
Ездил с письмом о незаконном заключении в с. Лосятин к депутату Верховного Совета Степаниде Виштак, чтобы она передала его Председателю ПВС А. В. Ватченко. В Киеве в театре 10.05.1980 г. вручил большую рукопись, на 37 страниц, под названием «Прошение», депутату Верховного Совета СССР от своего Белоцерковского округа Дмитрию Гнатюку — оно очень быстро оказалось у прокурора Богачёва, который впоследствии подписал санкцию на арест П. В «Прошении» П. разоблачил всю нелепость обвинений, остроумно воспользовавшись цитатами из произведений Маркса и Ленина, так что это талантливое произведение читается как язвительный фельетон на «советское правосудие».
19.11.1980 г. П. снова арестовали прямо на работе. Обыскали рабочее место и комнату общежития. Во время следствия он подал четыре заявления об отказе от адвоката и настаивал, что уголовное дело возбуждено незаконно. Но в январе 1981 г. его отправили на психиатрическую экспертизу в 13-е отделение больницы им. Павлова. Там он встретился с политзаключённым Валерием КРАВЧЕНКО. К счастью, фельдшер-земляк не вводил назначенных ему 80 куб. см сульфазола. Заведующая 13-м отделением Арсенюк Тамара Михайловна сделала вывод, что П. «проявляет признаки психопатии со сверхценными идеями реформаторства», но является вменяемым. Киевский областной суд 10.04.1981 г. под председательством судьи Н. М. Киселевича приговорил его к 3 годам лагерей строгого режима за «систематическое распространение в устной и письменной формах заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй» (ст. 187-І УК УССР). Это опять-таки несколько разговоров со знакомыми об избирательной системе, русификации, ущемлении прав и свобод, 4 письма в редакцию газеты «Радянська Україна» и «Прошение» к депутату Д. Гнатюку, в которых он якобы порочит внутреннюю и внешнюю политику СССР и «демократические завоевания (!) советской власти». В этом приговоре, как и в первом, не приведено ни одного примера той «клеветы».
Очень быстро П. этапировали в с. Чернухино Перевальского р-на Ворошиловградской обл. Опытному заключённому было уже легче. Но от него не принимали никаких жалоб. Заключённый Манько, который освобождался 10.12.1981 г., пообещал взять письмо П. — заявление прокурору УССР о незаконном заключении. Но на самом деле передал письмо дневальному, а тот заместителю начальника по режиму. П. бросили в штрафной изолятор «за попытку нелегально переслать корреспонденцию», угрожали статьёй 62-й («антисоветская агитация и пропаганда»). Он объявил там голодовку протеста, которую держал 25 суток, причём первые 7 суток — сухую. Потерял голос. Когда выпил воды — смог говорить. В карцере сидело несколько человек, они съедали пайку П. Кто-то сообщил сестре П. Анне Шаповал о его голодовке. Сестра потребовала объяснений от администрации. 4.01.1982 П. вызвал начальник колонии Пташинский и заверил, что все его жалобы будут отправляться во все органы государственной власти. В тот день П. снял голодовку.
Начальник отряда Пёхов отказался принять его: «Труп мне не нужен, забирайте его отсюда». П. положили в санчасть. Её начальник Днепров видел, что заключённые дали П. кусок хлеба с маргарином, и сказал: «Хорошо, хорошо, ешь, ешь». П. съел ещё и горохового супа — и чуть не умер.
На третий день его уже вывели на работу. Работать не мог, лежал на стружках. Через два месяца ему поручили метлу — подметать в рабочей зоне. Потом плёл сетки. Ходил на курсы операторов котельной.
20.11.1983 г. П. вернулся в Белую Церковь, а уже 25-го ему выдали паспорт. Трудоустройством его занимался милиционер лейтенант Немов. П. ежедневно ходил в милицию и докладывал, где ему отказали в трудоустройстве из-за отсутствия прописки. Спрашивают: «Где ты сегодня ночевал? Там мы тебя и пропишем». — «Я сегодня ночевал в электричке, прописывайте меня в электричку». Белоцерковский горисполком в лице Василия Шевченко пытался выпихнуть П. из Белой Церкви — направлял в Васильков, Фастов, Володарку, Сквиру, но П. туда не поехал, потому что до заключения имел в Белой Церкви жильё с имуществом, которое из-за незаконных действий властей пропало. Эти действия намеревался обжаловать. Устроился временно оператором котельной на заводе «Электроконденсатор».
П. прописали в общежитии «Рось» конденсаторного завода. Его много раз переселяли из комнаты в комнату, подселяли «стукачей». Наконец поселяют в лучшую комнату на три человека. Он отказался. Тогда его вызвал заместитель директора завода по быту Жуков и пригрозил: «Ты не думай, что ты будешь нам устраивать погоду, где тебе жить и где тебе не жить, — ты будешь жить там, где мы тебе скажем, и с тем, с кем мы тебе скажем». Там жили начальник цеха Логвиненко и мастер Пивнюк. П. сразу рассказал им, почему его сюда переселили, и сказал, что ничего о себе рассказывать не будет, чтобы их не вызывали в КГБ. В тот же вечер они ушли из комнаты, и П. жил в ней один вплоть до реабилитации.
9.03.1984 г. П. со своим другом Леонидом Гапоненко побывал в Каневе на могиле Т. Шевченко, а уже 10.03 в КГБ ему пригрозили: «Тебе мало того, что ты получил, и ты ходишь и болтаешь. Ты доболтаешься. Мы тебе сушим сухари на третий срок, не меньше 12 лет. А пока работа кочегара для тебя слишком большая роскошь».
В тот же день П. обратился по телефону к бывшему своему коллеге — главному инженеру проекта, уже секретарю Белоцерковского горкома партии, Геннадию Шулипе. Тот отказался его принять. Зато на него накричали инструкторы горкома партии. П. перестал добиваться реабилитации.
Работая кочегаром, П. отказался ходить на политинформации: «Я таких информаций наслушался до полной победы коммунизма, мне нечего там слушать». Мастер немедленно донёс начальству. П. перевели подсобным рабочим в ремонтно-строительный цех. Отказался ходить на субботники, платить за марки ДОСААФ. Ему начали давать работу, которая превышала его физические возможности. Обратился к врачам. Мастерица предложила сдать экзамен на рабочий разряд. Это ему разрешили лишь после третьего обращения в Белоцерковскую прокуратуру, и только на третий разряд, хотя на самом деле он выполнял работу самых высоких разрядов. Ещё и в 1988 г. за то, что не пошёл на собрание в рабочее время, его наказали снятием 50% премии, угрожали уволить с работы.
В апреле 1989 г. начальник следственного отдела КГБ УССР Владимир Пристайко сообщил П., что Верховный суд УССР реабилитировал его за отсутствием состава преступления — по обоим делам. Справки о реабилитации ему выдали по ходатайству сестры в конце декабря 1989 г. Ему была начислена компенсация 10 080 руб., но эти деньги пропали из-за инфляции. Правда, предоставили заброшенное старое жильё, которое пришлось собственноручно ремонтировать, при этом сломал ногу. С февраля 1991 г. живёт в этой квартире.
Только после реабилитации начальник цеха предложил П. работать мастером, но он отказался. В июне 1991 г. вышел на пенсию.
В марте 1989 г. П. вместе с Леонидом Гапоненко, Николаем Педченко, Василием Марченко и другими создал ячейку Общества украинского языка «Початок». Они ходили с агитацией по школам и учреждениям, а учредительную конференцию провели в «ленинской комнате» общежития «Рось», где жил П. Он сделал доклад, председателем избрали Н. Педченко. Весь отпуск в ноябре П. потратил на создание объединения ОУЯ и его регистрацию. ОУЯ выдвигало П. кандидатом в депутаты горсовета на мартовских выборах 1990 г., но во втором туре он недобрал 42 голоса.
Член Всеукраинского общества политзаключённых и репрессированных с 1989 г. В том же году газета «Литературная Украина» опубликовала его заметку о голоде 1933 г.
В начале 90-х гг. П. участвовал в создании общины Украинской Автокефальной Православной Церкви в Белой Церкви. Когда УАПЦ раскололась, он перерегистрировал общину на Киевский патриархат УПЦ. А в день похорон Патриарха Владимира (Василия РОМАНЮКА) отошёл от христианства.
Библиография:
Архив ХПГ: Интервью Н. К. Полищука от 22 июня 2002 года.
Архив Н.К. Полищука: копии приговоров Киевского областного суда от 20 августа 1975 г. и 10 апреля 1981 г.; Прошение депутату ВС СССР по Белоцерковскому и.о. Гнатюку Д.М. от 6–9 апреля 1980 г.
Полищук Н. «Если бы мы учились так, как надо…» – Общественное мнение (Белая Церковь), 2006. – 6 октября.
Составил 7.03.2009 Василий Овсиенко, Харьковская правозащитная группа. Внесены исправления Н. Полищука от 29.03.2009.
Знаков 21.078.
ПОЛИЩУК НИКОЛАЙ КОНДРАТЬЕВИЧ