МОРОЗ (ЛЕВТЕРОВА) РАИСА ВАСИЛЬЕВНА (род. 1.04.1937, с. Великий Янисоль, теперь посёлок Великая Новосёлка Донецкой обл.).
Жена политзаключённого, диссидентка. Работала учителем на Волыни, позже преподавателем немецкого языка в Ивано-Франковском пединституте, в эмиграции (с 1979 г.) — радиожурналист, библиотекарь.
Родилась в греческом посёлке Великий Янисоль в семье Василия Ивановича Левтерова (настоящая фамилия Лефтерис) и Евдокии Ивановны Челах. Их предки были насильно переселены царской властью в 1778 году из Крыма. Дома бытовал греческий язык (румейский говор новогреческого языка, самоназвание урмейк глоса). Мать знала и татарский язык, как и многие греки села. Имела 6 классов русской школы. Отец, колхозный бухгалтер с четырьмя классами образования, беспартийный, коммунист по мировоззрению, заядлый читатель русских газет и книг, был мобилизован на войну, вернулся из трудармии в 1943 г. крайне истощённым, едва не умер. В 1948 г. погиб в автокатастрофе.
Поскольку греческие, как и школы других национальных меньшинств, в Украине были ликвидированы ещё в 1937–38 гг., Раиса училась в русской школе, куда приходили и дети из соседних украинских сёл. Дети общались уже преимущественно на русском. Учителя, в основном греки, призывали и родителей разговаривать с детьми на русском. Раиса была активной комсомолкой: оформляла стенгазету, принимала участие в художественной самодеятельности, в спортивных соревнованиях, хотя росла в тяжёлой бедности и на даровой колхозной работе.
Окончив десятилетку в 1955 г., Раиса, имея серебряную медаль, поступила на романо-германскую филологию Львовского университета, потому что недалеко от Львова в г. Николаеве работала агрономом её старшая сестра Валентина, которая могла ей помогать. В университете и общежитии бытовал преимущественно украинский язык, поэтому Раиса быстро вживалась в украинскую культуру, особенно когда познакомилась со старшим на два курса студентом-историком Валентином МОРОЗОМ. В июне 1958 г. вышла за него замуж. В том же году он окончил обучение и начал учительствовать на Волыни.
В 1960 г. с дипломом учителя немецкого языка Раиса устроилась в школу рабочей молодёжи в посёлке Марьяновка Гороховского р-на, где работала вместе с мужем 4 года. В январе 1962 г. родился сын, которого тоже назвали Валентином. Муж готовил диссертацию. Супруги ездили на Шевченковские вечера во Львов. Это было неординарное для сельских учителей поведение. Кроме того, за МОРОЗОМ ещё со студенческой скамьи тянулось досье «националиста» из-за «неудобных» вопросов, которые он задавал преподавателям. Когда учитель-историк прочитал в посёлке лекцию о Т. Шевченко, за ним окончательно закрепилось прозвище «националист».
Зимой 1964 г. В. МОРОЗ начал работать в Луцком пединституте, откуда в мае того же года он впервые привёз жене литературу самиздата: стихи В. СИМОНЕНКО, И. ДРАЧА, М. Винграновского, Л. КОСТЕНКО. Некоторые из них Раиса переписала в свою записную книжку. Вскоре в Луцк перебралась и Раиса с сыном. Посещали Клуб поэзии, устраивали вечера поэзии, которыми руководил преподаватель литературы Дмитрий ИВАЩЕНКО. Как оказалось позже, кагэбэшники следили за этими вечерами, фотографировали, называя их «националистическими сборищами». В Луцком пединституте МОРОЗА преподавателем не утвердили именно из-за этого. Осенью 1964 г. супруги перебрались в Ивано-Франковск, где оба стали преподавателями педагогического института. Здесь круг единомышленников расширился: историк Пётр АРСЕНИЧ, поэтесса Мария Влад, бывшие подпольщицы Люба ЛЕМЫК и Оксана ПОПОВИЧ.
Здесь В. МОРОЗ собрал немало досоветских изданий, в частности, произведения Д. Донцова, В. Винниченко, «Летопись Червоной Калины», читал и давал читать другим заграничное издание работы Ивана Кошеливца «Украинская литература в московской удавке». Летом 1965 г. приехал из Львова Михаил ГОРЫНЬ и сказал Раисе, что готовятся аресты национально сознательной интеллигенции. Переписанные стихи она уничтожила, а В. МОРОЗ ничего из литературы не спрятал. 25 августа 1965 г. началась волна арестов по Украине. Утром 1 сентября трое кагэбэшников провели обыск у Морозов, изъяли упомянутую литературу и арестовали В. МОРОЗА. Он был обвинён в проведении антисоветской агитации и пропаганды (ст. 62 ч. 1 УК УССР).
Следствие вели в Луцке. Жён, друзей арестованных увольняли с работы. Раису не уволили, так как знали об определённом напряжении в семье и надеялись склонить её к разводу, чем нанесли бы заключённому более чувствительный удар. Ректор пединститута советовал: «Я считаю, что вам лучше развестись и воспитывать сына самой». Директор этнографического музея Синица, жена кагэбэшника, ставила себя в пример: когда её первого мужа осудили «за политику», она с ним развелась. Но «украинская буржуазная националистка» греческого происхождения не делала ожидаемых шагов. Её часто вызывали на допросы. Особенно старался следователь Кольчик. Он родом с Донбасса, хвастался, что у него была бабушка-гречанка, пытался вести себя с М. как земляк, запанибрата. 20.01.1966 г. В. МОРОЗ был осуждён Волынским областным судом к 4 годам заключения в лагерях строгого режима, его подельник Д. ИВАЩЕНКО — к 2 годам. Летом М. с сыном имела первое и последнее трёхдневное свидание с мужем в лагере в пос. Сосновка (Мордовия).
Следующего свидания, на которое она приехала в пос. Озёрное, его уже лишили, как и М. ГОРЫНЯ, жена которого Ольга тоже как раз приехала. 18.07.1967 г. их отправили во Владимирскую тюрьму. Весной 1966 г. Люба ЛЕМЫК и Оксана ПОПОВИЧ дали М. адреса СВЕТЛИЧНЫХ, с которыми она вскоре подружилась, а через них познакомилась с Михайлиной КОЦЮБИНСКОЙ, Галиной Севрук, Евгением СВЕРСТЮКОМ, Аллой ГОРСКОЙ, Вячеславом ЧЕРНОВОЛОМ. Брала с них пример гражданского поведения: в знак солидарности с узниками совести 14.01.1975 сидела с Любой ЛЕМЫК у здания суда, где совершалась расправа над инвалидом Оксаной ПОПОВИЧ. Ездила на суд Игоря КАЛИНЦА во Львов, чтобы поддержать его мать Зиновию, сидела с ней и несколькими друзьями-женщинами в коридоре суда, так как никого на суд не пускали. По просьбе Вячеслава ЧЕРНОВОЛА М. предоставила к его книге «Горе от ума» материалы о муже. Познакомилась и подружилась с Еленой АНТОНИВ.
Незабываемым впечатлением были её путешествия в 1968 г. со СВЕТЛИЧНЫМИ и другими друзьями в Карпаты, колядование во Львове в 1972 г. Так ей «посчастливилось познакомиться с группой честных и смелых людей, которые не побоялись идти против ветра, отстаивая свои взгляды и убеждения в нечеловеческих условиях жизни. Они стали моими друзьями», — писала впоследствии М. В сентябре 1967 г. против В. МОРОЗА было возбуждено второе уголовное дело за эссе «Репортаж из заповедника имени Берия». Следствие вёл в Киеве следователь Кольчик. Он снова играл роль доброго «земляка», принимал неограниченные передачи, предоставлял свидания и 1.04.1969 г. сказал, что прекратил дело «за недоказанностью авторства», надеясь, как считает М., что В. МОРОЗ на свободе напишет ещё что-то, чтобы его было за что судить.
Перед освобождением мужа ректор пединститута требовал освободить комнату в общежитии, где она жила с сыном, но впоследствии «передумал»: выселили соседнюю комнату и поставили через неё подслушку. 9 месяцев свободы были полны конфликтами, однако М. и в голову не приходило отрекаться от мужа в беде: «…бросить его — означало оттолкнуть от себя всех своих друзей… Мне казалось, что для меня есть только два выбора: или с ними, или с их врагами», — писала впоследствии М. На Пасху, 26.04.1970, М. умышленно отправили в Косов. Оттуда она пешком пошла в с. Космач, где настоятелем храма был Василий РОМАНЮК. Пришла туда под вечер и узнала, что директор школы и два работника райкома пытались там задержать В. МОРОЗА, но люди защитили его.
Вернувшись на следующий день утром домой, М. заметила, что в комнате кто-то побывал. Сказала об этом мужу, но он, придя уставшим поздно, лёг спать. Утром пришли с обыском кагэбэшники и изъяли все три его новые статьи — «Хроника сопротивления», «Среди снегов», «Моисей и Датан», сатиру «Я видел Магомета», письма от киевлян, стихи. Ректору института поступил донос председателя Космачского сельсовета, что М. сопротивлялась милиции и кричала — он перепутал её с другим лицом. Сценарий увольнения с работы за недостойное поведение не удался. Тогда затеяли конкурс на замещение её должности, однако и его удалось отложить на год. В. МОРОЗ был арестован во второй раз 1.06.1970. Жену снова, «не спрашивая, в это правозащитное движение бросила судьба».
Её ежедневно вызывали на допросы. Забрали с колхозного строительства на Донбассе её брата Ивана, привезли в Ивано-Франковск убеждать сестру, пугали, что её арестуют, если она не изменит своё поведение. Первую её жалобу-ходатайство на имя П. Ю. Шелеста написал В. ЧЕРНОВОЛ, она переписала, подписала и отослала. По его просьбе ездила в Киев просить Бориса АНТОНЕНКО-ДАВЫДОВИЧА отказаться от предыдущих показаний. На суде он, В. ЧЕРНОВОЛ и И. ДЗЮБА отказались давать показания, протестуя против закрытого суда. Этот процесс (17–18.11.1970) был закрытым. Друзья стояли под дверью. В. МОРОЗ был приговорён к 6 годам тюремного заключения, 3 годам лагеря особого режима, 5 годам ссылки и признан особо опасным рецидивистом. Закрытый судебный процесс и такое жестокое наказание вызвали острую негативную реакцию не только в Украине, но и за её пределами.
В конце июля 1971 г. М. поехала с сыном на короткое (через стол) свидание во Владимирскую тюрьму. Сопровождала их Н. СТРОКАТА, которая как раз была в Москве. Она познакомила М. с Людмилой АЛЕКСЕЕВОЙ, а та с Андреем САХАРОВЫМ и Валерием Челидзе, что впоследствии сыграло важную роль в освобождении В. МОРОЗА. В тюрьме требовали говорить на «общепонятном языке». М. умышленно говорила медленно, подбирая простые слова, близкие к русскому, но когда на украинском скороговоркой заговорили сын и муж, свидание прекратили. Он приказал жене ехать в Москву и всё-таки добиваться свидания. Аргументы М. были просты: «Русских на Украине в тюрьмах никто не заставляет говорить на украинском языке…». Добилась: в комнате свиданий уже сидел солдат-украинец в роли переводчика.
В августе 1971 была уволена с работы, год нигде не могла устроиться. По совету И. СВЕТЛИЧНОГО взялась за переводы, перевела роман немецкого писателя Зигфрида Ленца, послала его под девичьей фамилией в журнал «Всесвіт». И хотя перевод хвалили Евгений Попович и Григорий КОЧУР, он так и не был опубликован. В 1972 г. после почти двухлетней волокиты и судебных разбирательств ей всё-таки выдали ордер на кооперативную квартиру, в которой до тех пор жила как бы незаконно, хоть и заплатила за неё. Поставили телефон, чтобы удобно было подслушивать. В августе 1972 ей дали работу библиотекаря в профтехучилище, где она за 70 руб. в холодном большом зале 7 лет стерегла два шкафа книг. Так её держали «на крючке», а сын оставался без присмотра. Уволилась с этой работы лишь весной 1979 г.
Во время свидания в начале 1974 г. В. МОРОЗ сказал жене, что объявит с 1 июля голодовку, так как его содержат с уголовниками: «Из меня пытаются сделать сумасшедшего. Мне нечем дышать». Один уголовный заключённый заострённой ручкой ложки ранил его в живот. Это была расправа кагэбэшников за «Репортаж из заповедника имени Берия» — блестящее публицистическое произведение. Действительно, 1.07.1974 он начал бессрочную голодовку с требованием перевести его из тюрьмы в лагерь. Голодовка длилась 5 месяцев, его кормили через зонд, чем повредили горло. Поручив 12-летнего сына Любе ЛЕМЫК, М. поехала за советом в Москву к Людмиле АЛЕКСЕЕВОЙ и Ларисе БОГОРАЗ. Они не знали, что посоветовать, но скоро прислали во Львов Ирину Корсунскую, которая передала предложение устроить ей пресс-конференцию для иностранных журналистов. «Это было очень конкретное и деловое предложение, — писала она об этом позже, — но, Господи Боже, как же страшно было решиться! Я и западногерманские, американские корреспонденты? Я против КГБ и целого государства? Конечно, я давно была и против КГБ, и против государства, но никогда этого вслух не декларировала. Я была лишь женой украинского политзаключённого, а тут нужно сжечь за собой все мосты и сказать своё собственное слово. Что будет со мной, с сыном? Все эти мысли вихрем пронеслись в моей голове, но в глубине души я уже знала, что не откажусь. Нужно было свыкнуться с мыслью и преодолеть страх, чтобы потом всю жизнь не укорять себя, что была возможность помочь, а я не помогла». Людмила АЛЕКСЕЕВА посоветовала ей сначала поехать во Владимирскую тюрьму и убедиться, что муж действительно голодает.
Она сумела из уст самого начальника тюрьмы получить такое подтверждение (он оговорился). На пресс-конференции в квартире Л. АЛЕКСЕЕВОЙ было 5 журналистов из разных стран. Это фактически было первое интервью из Украины. После его окончания М. посмотрела с восьмого этажа вниз — а там полно чёрных кагэбэшных машин. За ней открыто следили. Ни в аэропорту, ни на вокзале ей не было билетов домой. Только в два часа ночи удалось купить билет на самолёт. В аэропорту Львова её задержали милиционеры, но скоро отпустили, не обыскав. А у неё был самиздат. На такси и пешком чудом добралась на улочку Спокойную, где её встретила Елена АНТОНИВ. На рассвете пошли на поезд. Кагэбэшники потом спрашивали: «Ну что, хорошо мы Раю тогда напугали?». Интервью имело мировой резонанс. В Канаде, США, Австралии, Аргентине, в других странах создавались комитеты защиты МОРОЗА. В его защиту выступил Андрей САХАРОВ.
На второй пресс-конференции, 27.08.1974, М. обратилась к мировой общественности и к Международному ПЕН-клубу. Обращения были опубликованы в ведущих газетах, на них реагировали президенты, премьеры, сенаторы. А тогда уже шли переговоры об разрядке (детант) в Европе, о статусе для СССР наибольшего благоприятствования в торговле — и это ставилось в зависимость от прав человека в СССР, а в этом контексте всегда вспоминали судьбу В. МОРОЗА. Украинский вопрос вышел на мировую арену. КГБ пытался заставить М. замолчать. После первого интервью её встретил на улице в Ивано-Франковске давний «друг» следователь Кольчик, который уже пошёл на повышение в Киев. М. с ним даже не поздоровалась. Начались преследования, давление на неё саму и на сына-подростка. Валентина-младшего избили ребята, его заподозрили в краже велосипеда у начальника милиции, взяли на учёт в детской комнате милиции, на котором держали до 10-го класса. В 9-м классе через военкомат пытались упрятать парня в психбольницу. М. позвонила друзьям в Москву, пригрозила поднять шум на весь мир. Сына отпустили. Кагэбэшники на допросах намекали ей, что не убьют, но могут немного избить хулиганы. На второй день в окно влетел камень и попал под глаз. Ей и двум незамужним соседкам неизвестные побили окна и пустили слух: «Это им за кавалеров досталось».
На допросах ей постоянно угрожали арестом. Единственный её аргумент был: «А что — я должна свою шкуру спасать, когда муж голодает и может умереть?». 14.10.1974 М. снова поехала в Москву, где с Л. АЛЕКСЕЕВОЙ составила жалобу на имя председателя КГБ Ю. Андропова о шантаже и угрозах физической расправы. Вручила заявление высокопоставленному чиновнику КГБ. М. добилась свидания с голодающим мужем и приехала на него 5.11.1974 вдвоём со свёкром Яковом Морозом. Муж едва ходил, он весил 50–55 кг при росте 175 см, был, возможно, под действием психотропных веществ, так как и говорил бессвязно. М. немедленно позвонила А. САХАРОВУ, написала обращение к президенту США Форду, премьер-министру Канады Трюдо, канцлеру ФРГ Шмидту. По совету Л. АЛЕКСЕЕВОЙ отдельно написала от имени отца обращение к Брежневу в более мягкой форме. Отец подписал. Оба эти обращения Л. АЛЕКСЕЕВА передала за границу. За рубежом поднялся невероятный шум в защиту МОРОЗА. Вскоре В. МОРОЗ сообщил письмом, что 22.11.1974 прекратил голодовку. Письмо было очень непонятное, сложилось впечатление, что прекратил голодовку и писал под влиянием каких-то лекарств.
На следующем свидании 5.05.1975 В. МОРОЗ высказал опасение, что его могут упрятать в психбольницу, что тюремный психиатр Рогов пугает его «психушкой», и что вместо лагеря его ждёт судьба Л. ПЛЮЩА. Весной 1976 перестали приходить письма от мужа. М. писала во Владимирскую тюрьму, но мужа там уже не было, и ей не говорили, где он. Вместе с Л. АЛЕКСЕЕВОЙ М. обратилась в Министерство внутренних дел в Москве, но и там уклонялись от ответа. Тогда М. заявила: «Если вы не скажете, где он, я на весь мир буду кричать, что вы куда-то его дели!». Только тогда московский чиновник сказал, что МОРОЗ в Институте им. Сербского. М. сразу пошла к Петру ГРИГОРЕНКО, где как раз проходила пресс-конференция, и рассказала об этом иностранным журналистам. Она добилась свидания: МОРОЗ стоял какой-то отчуждённый, будто чужой человек. Он сказал, что отказывается от советского гражданства. 10.06.1976 дала об этом интервью по телефону ночью журналисту газеты «Вашингтон Стар» Филиппу Шендлеру. За это ей на следующее утро отключили телефон, в сопровождении парторга и директора профтехучилища повели на разговор с кагэбэшниками, созвали собрание трудового коллектива профтехучилища, где осуждали её поведение. Резонанс в мире в защиту МОРОЗА был таким, что его признали здоровым и послали досиживать срок в лагере особого режима в пос. Сосновка (Мордовия). Оттуда М. вывезла со свидания юморески В. МОРОЗА, но по совету О. МЕШКО не стала их обнародовать, потому что они были слабоваты по сравнению с его предыдущими блестящими публицистическими эссе. В ходе переговоров по подписанию ОСВ-2 (договор между СССР и США «Об ограничении стратегических вооружений) была достигнута договорённость об обмене пятерых политзаключённых — В. МОРОЗА, А. ГИНЗБУРГА, Г. ВИНСА, М. Дымшица и Э. Кузнецова — на советских граждан Рудольфа Черняева и Вадима Энгера, бывших служащих ООН, осуждённых в США на большие сроки по обвинению в шпионаже.
Обмен состоялся ночью с 27 на 28 апреля 1979 г. в Нью-Йоркском аэропорту им. Кеннеди. Ни у одного из объектов политической работорговли согласия на это не спрашивали. М. узнала об этом из передач западного радио. Первое чувство — облегчение, как вознаграждение за многолетние страдания. А потом — невыразимая жалость, что придётся навсегда покинуть Украину. Ведь договорённость предусматривала воссоединение семей. То есть у жены и сына фактически не было выбора. Но она и понимала, что в этой ситуации надо выезжать, ведь многие политзаключённые отрекались от советского гражданства и добивались выезда. Тем более, что её сын в СССР никогда не получил бы высшего образования. Ему даже не выдали документа о среднем образовании. В Цюрихе (Швейцария) их встретили Анна-Галя Горбач и Слава Стецько. В Нью-Йорк прибыли на День независимости США, 4.07.1979. Имела зашитые в одежде написанные на материи стихи В. СТУСА, пересланные им из ссылки. Передала их в журнал «Сучасність» для обнародования. В конце августа М. выехала в Европу по приглашению Международной Амнистии, где имела ряд интервью с несколькими её группами в Германии и Австрии.
Также состоялась встреча со швейцарской организацией «Вера во втором мире». На основании тех интервью немецкая и австрийская пресса достаточно хорошо осветила события в Украине. Поселившись в Нью-Йорке, М. сразу включилась в правозащитную деятельность. С 26 по 29 сентября 1979 года вместе с П. ГРИГОРЕНКО, Н. СВЕТЛИЧНОЙ и П. ВИНСОМ свидетельствовала на Международных Сахаровских слушаниях о политических преследованиях в Украине. Докладывала о судьбе Петра и Василия СИЧКО и убийстве Владимира Ивасюка. По приглашению украинских общин ездила на многолюдные украинские собрания в разных городах Америки и Канады, рассказывала о судьбе украинских политических заключённых, о удушающей атмосфере в Украине. Как правило, после выступлений давала интервью об этом англоязычным журналистам. 1.02.1980 г. газета «Нью-Йорк Таймс» опубликовала письмо М. о судьбе Зиновия КРАСИВСКОГО (письмо перевела на английский язык Айрис АКАГОШИ, член Международной Амнистии, многолетняя корреспондентка Зиновия).
В том же году, 15 августа, «Нью-Йорк Таймс» опубликовала ещё одно письмо М., где она на основании уголовных обвинений против Николая ГОРБАЛЯ, Вячеслава ЧЕРНОВОЛА, Ярослава ЛЕСИВА и Петра РОЗУМНОГО рассказала о новой тактике КГБ — обвинять украинских диссидентов в сфабрикованных уголовных действиях — изнасилование, хранение наркотиков, хранение оружия и т. п. — с целью дискредитировать их и показать миру, что это не политические заключённые. Брак с Валентином Морозом вскоре распался. Летом 1981 г. американский суд развёл их. Первый год после эмиграции М. работала в Нью-Йорке на полставки в журнале «Сучасність». Вычитывала и перепечатывала на машинке полученные из мест заключения «ксивы» диссидентов. Возмущалась, что некоторая с таким риском переданная информация лежала там без движения месяцами. М. читала те тексты через лупу, там и начала носить очки. Редактор журнала «Сучасність» Юрий Шевелёв побудил М. написать статью о приазовских греках. Это был её первый выход в публицистику и журналистику. Именно Шевелёв предрёк, что она будет писать. Печаталась в украинских газетах и журналах.
Общалась и сотрудничала с Надеждой СВЕТЛИЧНОЙ, Петром ГРИГОРЕНКО, Николаем РУДЕНКО. Участвовала в работе Зарубежного Представительства Украинской Хельсинкской Группы. Как член УХГ ездила вместе с Петром ГРИГОРЕНКО на выступления в Оттаву на 25-летие НАТО, в Монреаль на встречу с украинской общиной, вместе с Николаем Будулаком-Шарыгиным на встречу со студенческой общиной в Ля Саль Колледж (Монреаль) и т. д. Летом 1980 по приглашению украинских женщин (говорили: «Нам тоже полагается одна диссидентка») перебралась с сыном в Чикаго, где за два года выучилась на магистра по библиотекарскому делу. Одновременно с этим устроилась внештатным корреспондентом «Голоса Америки» в Вашингтоне. Первые репортажи писала о своих впечатлениях от Америки, позже сосредоточилась на освещении опубликованной на Западе украинской диссидентской литературы, пересказывала её содержание.
В Чикаго также принимала участие в деятельности Сестричества Покрова Пресвятой Богородицы, которое через «Лавочку совести» собирало средства и вещевые посылки на помощь политзаключённым и их семьям в Украине. В 1982 г. переехала в Виннипег, вышла замуж за канадца-украинца Григория Куксу, устроилась на работу в библиотеке Коллегии св. Андрея. В Канаде продолжала еженедельно посылать репортажи в «Голос Америки»: переводила на украинский и пересказывала статьи и целые книги — с разных языков: английского, немецкого, польского, русского. Старалась подбирать материалы о колониальном положении Украины в составе империи, о судьбе украинских политзаключённых, сообщала о переводах их произведений и обращений на иностранные языки.
В качестве примера, выборочно перевела и пересказала в ряде репортажей монографию Яна Гросса «Революция, навязанная из-за границы» (Jan T. Gross Revolution from abroad. 1988 г.) — основательный труд о захвате в 1939 г. Западной Украины и Западной Белоруссии, о терроре, арестах, расстрелах и депортациях в товарняках в Сибирь. Это — издание престижного Принстонского университета, построенное на свидетельствах депортированных украинцев и поляков, из которых позже генерал Андерс с согласия Сталина организовал армию, сражавшуюся против Гитлера в Италии. Об этих передачах были хорошие отзывы Михаила ОСАДЧЕГО и Михаила ГОРЫНЯ. В Канаде продолжала писать в американские и канадские украинские газеты на темы московской политики на Украине: «Почему под сокращение попадает только украинская пресса» («Українські вісті», 1987 г.), «Новый альянс — КГБ и РПЦерковь» («Свобода», 1988 г.) и т. д. Во время «перестройки» на публичном выступлении советского дипломата в Манитобском университете, который утверждал, что уже можно свободно выезжать и въезжать в СССР и что уже нет политзаключённых, вступила с ним в спор, назвала своих друзей М. ГОРБАЛЯ и И. ГЕЛЯ, которые ещё находились в заключении. Её поддержали тысячи студентов.
Весной 1989 г., едва ли не первой из эмигрантов, подала заявление в посольство СССР с ходатайством о поездке в Украину, к маме. Ответа не было несколько месяцев. Канадский парламентарий филиппинского происхождения Пахтакан помог ей добиться разрешения. Репортажи для радиостанции «Голос Америки» посылала с 1982 по 1990 г. Когда эта радиостанция сократила своих внештатных корреспондентов, М. начала работать на Международном Радио Канады (Radio Canada International) с 1990 г. и до самого закрытия радио в 2009 г. Таким образом, была радиожурналистом в течение 27 лет, любила эту работу больше, чем профессию библиотекаря. Все эти годы писала статьи в украинские газеты и журналы. В 2005 г. издала во Львове книгу «Против ветра. Воспоминания жены украинского политзаключённого», посвящённую женщинам — жёнам украинских политзаключённых. В них «она осталась верной себе, бескомпромиссно правдивой и внимательной в наблюдениях. А главное, простой и незлобивой, со свойственным её натуре христианским прощением и желанием понять». (Е. СВЕРСТЮК). Прилагает усилия, чтобы перебраться в Украину.
Библиография:
Жалоба (По делу Мороза) // «Сучасність». — 1976, № 11. — С. 97–99;
Разговор с Р. Мороз // «Сучасність». — 1979, № 9. — С. 95–100;R. Moroz. Appeals on Behalf of Petro and Vasyl Sichko (Свидетельство на Сахаровских слушаниях в Вашингтоне). Smoloskyp. — 1979, No. 5. — C. 11;
Из жизни национальных меньшинств Украины: Греки // «Сучасність». —1980, № 12. — С. 75–79;
A Poet΄s Life at Stake. The New York Times: Letters, February 15, 1980 (Жизнь поэта в опасности);
Recent Soviet Strategy Turns Dissidents into Common Criminals. The New York Times, August 15, 1980 (Новейшая советская стратегия изображать диссидентов как обычных уголовных преступников);
Р. Мороз и Н. Светличная. Святославу Караванскому по поводу его дружеских бесед наше дружеское послание. — «Українські вісті». — Год 36, № 38. — 4.10.1981;
Положение женщины в СССР // ж. «Віднова». — Филадельфия — Мюнхен. — 1984, т. 1. — С. 26–33;
Мир, виденный сквозь розовые очки, или обычное очковтирательство? — «Нові Дні». — Торонто, 1980. — Год 31, № 5. — С. 19–21;
Светлой памяти Алексея Тихого // «Сучасність», № 11 (283). — 1984. — С. 116–120;
«Второй венок» // ж. «Віднова». — Филадельфия — Мюнхен. — 1986. — Т. 5. — С. 222–225;
Диссидентское движение на Украине и задачи молодёжи в эмиграции. — «Українські вісті». — 21.09.1986;
Ещё раз о лозунгах и реальности // «Сучасність». — 1986, № 4. — С. 98–107;
Русская интеллигенция и национальный вопрос на фоне гласности и перестройки // «Сучасність». — 1990, — № 7–8. — С. 171–185;
Интервью с Р. Мороз 9 июля 2000 года в Киеве. Против ветра. Воспоминания жены украинского политзаключённого. — Львов: «Свічадо», 2005. — 216 с.;
Библиографические труды:Ukrainian Serials: Checklist of Ukrainian Periodicals and Newspapers at St. Andrew’s College. (Список украинских периодических изданий в библиотеке Коллегии Св. Андрея) — Winnipeg: St.Andrew’s College, 1997. —127с.;
Указатель редкой литературы в библиотеке Коллегии Св. Андрея: (Рукописи и старопечатные книги;
Издания украинской диаспоры). — Виннипег: Коллегия Св. Андрея, 2002. — 144 с. Василий Овсиенко, Харьковская правозащитная группа.
Исправила и дополнила Р. Мороз.
