Штази и КГБ: практика террора против инакомыслящих
автор: Евгений Захаров
(текст выступления на презентации фотовыставки Франциски Ву «Под арестом. Фотографии и свидетельства из камер предварительного задержания Штази» 3 июня 2010 г.) [1]
«Пока мы не знаем поименно всех, кто стал жертвами террора, мы не имеем права забывать случившиеся».
Эти слова принадлежат одному из бывших канцлеров ФРГ Вилли Брандту и относятся, собственно, к жертвам Холокоста. Но так же не могут быть забыты и жертвы другого периода немецкой истории: периода двух Германий, периода «Штази». О жертвах советского режима в СССР Анна Ахматова в поэме «Реквием» написала то же самое:
Хотела бы всех поименно назвать
Да отняли список, и негде узнать.
Для Украины такие выставки, как сегодняшняя, особенно важны, именно потому, что у нас, увы, многие власть имущие не хотят, чтобы была восстановлена подлинная история страны. Нельзя не видеть, как резко изменилась политика памяти после президентских выборов. С этим нельзя согласиться.
Но вернемся к выставке. Я хочу сделать небольшой исторический экскурс и сравнить репрессивные аппараты ГДР и Украины, масштабы преследования инакомыслящих, методы спецслужб и т.д.
24 февраля 1950 года президент ГДР Вильгельм Пик (Wilhelm Pieck) подписывает документ о создании Министерства государственной безопасности. Министерство вошло в историю под именем «Штази» – это сокращенная форма слова Staatssicherheit – госбезопасность. Крестным отцом этой организации стал Лаврентий Берия. Равнением на СССР и его госбезопасность объясняется и тон, и выбор лексики Эриха Мильке (Erich Mielke), который бессменно руководил «Штази» с 1957 по 1989 г.: «Даже если у нас в республике и нет условий для существования внутренней антисоциалистической оппозиции, то все равно присутствует достаточно вражеских элементов с явными антисоциалистическими взглядами. У нас достаточно внутренних врагов социалистического строя. Их немало! Это я еще мягко выразился». По далеко неполным данным, в начале 1950-х годов в ГДР было 3,5 тысячи политзаключенных.
Уже в начале 1950-х годов советские оккупационные войска начали постепенную и планомерную передачу всех объектов хозяйства в руки молодого правительства ГДР. Органам юстиции и госбезопасности были переданы советские спецлагеря и тюрьмы со всем находившимся в них «спецконтингентом». Кстати, это были те же самые лагеря Бухенвальд, Заксенхаузен, Бауцен, где содержали своих противников нацисты. Более того, некоторые из политзаключенных, попавших в эти лагеря при нацистах, оставались там и при советской оккупационной власти, и попали туда при новой власти. Так, например, было арестовано и брошено за решетку 2800 членов церкви «Свидетели Иеговы». Сама же церковь, преследовавшаяся при Гитлере, была запрещена за ведение пропаганды против существующего строя и шпионаж в пользу США.
Если брать в расчете на душу населения, то ни в одной стране мира не было столь многочисленной спецслужбы, как в Восточной Германии.
В 1989 году, в канун падения Берлинской Стены, в штате Министерства госбезопасности ГДР было 91 тысяча сотрудников, т. е. один сотрудник «Штази» приходился, в среднем, на 180 жителей ГДР. Но в МГБ входили также военные спецслужбы, пограничные и транспортные войска, вместе с ними численность «Штази» составляла 218 тысяч человек, и если учитывать их, то на 1 сотрудника приходилось 77 жителей. Даже в СССР это соотношение было значительно меньше: один чекист приходился на шестьсот граждан страны. А, скажем, в Чехословакии один сотрудник СТБ приходился на полторы тысячи граждан. Так что «Штази» побила все рекорды. Ее годовой бюджет составлял почти три миллиарда марок.
Нередко можно встретить такую аргументацию: мол, нельзя подходить к спецслужбам с двойными стандартами, они нужны любой стране, и «Штази», и КГБ делали большое, важное дело, их сотрудники «служили Отечеству», как сейчас любят говорить ветераны, и так далее, и тому подобное. Но давайте все же называть вещи своими именами. Разведывательной и контрразведывательной работой занималась едва ли десятая часть сотрудников «Штази». Не о «разведке» идет речь, а о тайной идеологической полиции, жестоко подавлявшей любые проявления недовольства, служившей не Отечеству, не Родине и не народу, а партийно-государственной клике, о громадном репрессивном аппарате. В штате Комитета государственной безопасности при Совете министров СССР было более полумиллиона сотрудников. А все вместе взятые разведывательные и контрразведывательные службы Западной Германии, которые уж, конечно, никакими диссидентами или, скажем, выездными визами (их вообще в ФРГ не было и нет) никогда не занимались, насчитывали даже в разгар «холодной войны» пятнадцать тысяч человек. Это при том, что население ГДР было в четыре раза меньше, чем население ФРГ.
Методы «Штази» ничем не отличались от методов братского КГБ. Слежка, запугивание, шантаж, психическое и физическое воздействие на несогласных с линией партии. Негласные обыски, негласное фотографирование, прослушивание телефонных разговоров и квартир, перлюстрация корреспонденции, наружное наблюдение, многочисленные внештатные осведомители. «Штази» неутомимо собирала компромат на всех, кто попадал в ее поле зрения: кто с кем спит, с кем выпивает, кому тайком привезли западные журналы знакомые из заграницы, кто купил у спекулянта ботинки… «Мы должны знать все, – любил говорить министр госбезопасности Эрих Мильке. – Ничто не должно ускользнуть от нашего внимания. В этом, товарищи, суть работы чекиста». И офицеры «Штази» вместе со своими стукачами строчили донесения, и пухли досье, стоявшие в сверхсекретном архиве МГБ, полки которого протянулись на 180 километров. А собрав информацию, арестовывали.
В спецтюрьмах «Штази» были созданы все условия для ломки людей. Сохранились места предварительного заключения, в частности, тюрьма в Берлине, Хохеншенгаузен, которую называли «подводной лодкой», т.к. она была под землей. Сейчас там мемориал, и, собственно, фотографии Франциски Ву сделаны именно в этой тюрьме. Камеры-одиночки, полностью изолированы от окружающего мира, не пропускают ни света, ни звука. В таких камерах заключенные находились иногда по несколько лет – без допросов, без обвинений – пока не сломаются и не начнут работать со следствием. Полная изоляция была основным средством давления на обвиняемых, а также – особенно в 50-е годы – изматывающее дознание, которое проводили круглосуточно. В Хохеншенгаузене были также специальные резиновые камеры, в которых находили следы пыток – кровь, рвотные массы. На ночных допросах обвиняемому светили прямо в лицо, он всегда находился под слепящей лампой. Адвокат получал доступ к обвиняемому, как правило, только после окончания следствия, так было и в 50-е годы, и при Хонеккере – в семидесятые-восьмидесятые.
Количество политических заключенных, считая лишь с «оттепельного» 1960-го года до 89-го, когда пала Берлинская Стена, – свыше ста тысяч. Это очень большая цифра, наибольшая сравнительно с другими странами советского блока. Желание сажать стимулировала практика выкупа политзаключенных правительством и частными лицами ФРГ, благодаря которой политзаключенные отсиживали обычно от трети до половины срока наказания. Складывается впечатление, что больше не сажали в Восточной Германии лишь потому, что некуда было сажать: в отличие от Советского Союза, посылать своих диссидентов куда подальше власти ГДР не могли, просто потому, что страна маленькая. Переполненные тюрьмы и огромные расходы на строжайший режим содержания политзаключенных все чаще заставляли «Штази» прибегать ко внесудебным преследованиям: людей, критически относившихся к режиму, травили, увольняли с работы, лишали всяких средств к существованию, распространяли о них мерзкие слухи, лишали гражданства…
Министерство госбезопасности опутало сетью осведомителей всю страну. Вербовали даже школьников. 160 тысяч человек были сексотами «Штази». После падения Берлинской Стены и мирной революции в ГДР скандалы, связанные с громкими разоблачениями доносчиков, вспыхивали чуть ли не каждую неделю. В канун первых свободных выборов в ГДР (они прошли в марте 90-го года) стало известно, что лидер партии «Демократический перелом», возглавлявшей консервативный предвыборный блок (ему протежировал канцлер ФРГ Коль), Вольфганг Шнур, в течение многих лет поставлял «Штази» информацию о диссидентах, к которым был близок. Он даже премии и награды получал за свой ударный труд. Главный соперник Шнура, лидер левого, социал-демократического предвыборного блока Ибрагим Манфред Беме (тоже известный в диссидентских кругах) уже был готов победить. Но затем выяснилось, что и Беме был осведомителем госбезопасности. Победу на выборах одержал Христианско-демократический союз, и главой правительства стал его лидер де Мезьер. Однако позже разоблачили и де Мезьера…
В ГДР считались преступлением попытки граждан ГДР перехать в Западную Германию. А бегство становилось все более массовым: с 1949 по 1961 год Восточную Германию покинула почти шестая часть населения – 2,5 млн. человек, преимущественно через Берлин. К августу 1961 г. ежедневно на Запад уходило около 2000 человек. И правительство принимает кардинальные меры: в ночь на 13 августа 1961 г. 40 тысяч солдат перекрыли границу между Западным и Восточным Берлином, и началось возведение стены.
За 28 лет существования стена четырежды перестраивалась. Последняя модификация была воздвигнута в 1986 году. Каждый новый вариант был труднее для побега, чем предыдущий. Вот описание наиболее укрепленного участка.
1. Легкий непрозрачный экран, выше человеческого роста.
2. Стена-решетка из армированного железа.
3. Контрольно-следовая полоса вспаханной земли.
4. Линия электрической сигнализации. Прикосновение к проволоке автоматически включало сирену и запускало осветительные ракеты.
5. Линия сторожевых вышек и столбов с прожекторами. В этой зоне охранники имели право стрелять по обнаруженным беглецам. Здесь же на длинных поводках были задействованы специально натренированные сторожевые собаки.
6. Полоса заграждения из колючей проволоки. Сразу за ней – ров.
7. Пустое пространство перед последним препятствием.
8. Бетонная стена в полтора человеческих роста с грибовидной верхней гранью, чтобы затруднить возможность преодоления.
Стена огибала по ломаной линии более чем 50-километровой длины французский, английский и американский сектора Берлина, замыкая их в кольцо и отделяя от советской зоны – так называемого Восточного Берлина. Охрану ее несли пограничные войска ГДР, которые, несмотря на все строгости и принимаемые профилактические меры, были весьма ненадежны. Так, за первые два года после постройки стены в Берлине, а также в иных местах границы между двумя Германиями на Запад перебежало 1300 солдат. Поэтому впоследствии пограничные войска были включены в состав «Штази».
Пограничники имели приказ стрелять в перебежчиков. Тем не менее, невзирая на смертельную опасность, около 5000 восточных немцев преодолели стену в период с 1961 по 1989 год. Но, по меньшей мере, 172 человека погибли при попытке преодолеть стену. Всего за это время на границе между двумя Германиями были убиты сотни людей – данные колеблются в диапазоне от 270 до 1008 человек. Свыше 60 тысяч человек за такую попытку попали в тюрьму. Ведь в уголовном кодексе ГДР существовала статья, по которой судили за «побег из республики» и которая предусматривала наказание от 2 до 8 лет заключения.
В перебежчиков стреляли, даже если это были дети. Приказ МГБ от 1 октября 1973 г. был адресован специальному подразделению государственной безопасности ГДР, которое существовало более 15 лет: с 1969-го по 1985 год. Хотя сотрудники этого подразделения формально и носили форму пограничников, но на самом деле они являлись работниками Штази. Более того, в задачу подразделения входила как слежка за самими пограничниками, так и предотвращение их побегов из ГДР. Буквально в этом страшном документе говорится следующее: «Без колебаний используйте оружие, даже если попытка пересечь границу осуществляется женщинами и детьми. Изменники часто прибегают к такой тактике».
В 1989 году коммунистические режимы в Восточной Европе рухнули. Тысячи восточных немцев устремились на Запад через Польшу, Венгрию и Чехословакию, имевших теперь открытые границы с Западной Европой. В Берлине толпы людей долбили стену кирками и ломами, выкрикивая оскорбления в адрес часовых. Правительство ГДР поняло, что не может более силой удерживать своих граждан от перехода границы, и с 9 ноября 1989 г. шлагбаумы на всех контрольно-пропускных пунктах были подняты. Годом позже, когда две Германии объединились, Берлинская стена была уже почти полностью снесена.
Так закончила свое существование одна из самых позорных стен в истории Европы.
Кадровые сотрудники «Штази» за небольшим исключением остались безнаказанными: или слишком трудно доказать их личную вину, или истёк срок давности за такие преступления, как, например, незаконное лишение свободы, шантаж, нарушение неприкосновенности жилища и тайны почтовых отправлений, или, как в случае с многолетним начальником Главного управления «А» Маркусом Вольфом, Конституционный Суд объединенной Германии решил, что судить бывших граждан ГДР за шпионаж против ФРГ нельзя. Маркус Вольф добивался (и добился в Конституционном Суде) того, чтобы таких, как он, привлекали к ответственности лишь в случае нарушения законов ГДР. В результате его судили за организацию похищения. По западногерманским законам срок давности за такие преступления уже истёк, но по восточногерманским – еще нет. Вольфа осудили, и он, в конце концов, сбежал в Россию.
Самого шефа «Штази» Эриха Мильке тоже судили не за преступления министерства госбезопасности, а за убийство берлинских полицейских, с которых он в тридцатые годы начинал свою партийную и чекистскую карьеру. Но и он положенного срока не отсидел: его выпустили по состоянию здоровья.
Как пишет Хельмут Мюллер Энбергс, сотрудник архива «Штази», «ни о каких притеснениях 160 тысяч человек, признавшихся в своей связи с гедеэровской госбезопасностью, говорить нельзя. В центре внимания общества и средств массовой информации оказываются вполне конкретные люди. К тому же, известно, что 55% этих людей не были ни уволены с государственной службы, ни понижены в должностях, не получили никаких выговоров и предупреждений».
Если в Германии архив «Штази» открыт для доступа с весьма небольшими ограничениями, и каждая жертва – фигурант досье «Штази» имеет право ознакомиться со своим досье (и это сделали 1,7 млн. немцев!), то на постсоветскеом пространстве, за исключением балтийских стран, архивы КГБ до сих пор в основном закрыты, а его сотрудники надежно защищены от проверок и обвинений. Поэтому, если для изучения истории политических репрессий в ГДР главным источником являются архивные документы «Штази», то в Украине это сугубо диссидентские источники – самиздат, воспоминания, интервью диссидентов, их письма и документы из личных архивов.
КГБ был образован в 1954 году, в нем было создано четвертое управление, боровшееся с участниками национальных движений, религиозных движений, членами политических партий, вышедшими из лагерей, и другими лицами.
В четвертом управлении было 10 отделов. В 1961 году оно было расформировано, и его функции перешли ко второму управлению (контрразведка), где этими вопросами занималось два отдела.
Печально известное пятое управление КГБ, которое занималось только охотой за инакомыслящими, было создано по инициативе Ю.В.Андропова, назначенного начальником КГБ в мае 1967 года. В докладной записке, поданной в ЦК КПСС, Ю.В.Андропов отмечал, что работа на идеологическом фронте ослаблена и предлагал создать отдельное управление КГБ, которое занималось бы выявлением идеологических диверсантов в среде художественной и технической интеллигенции, студенчества, боролась с националистическими течениями, религиозными и сектантскими организациями, следила за связями советских граждан с иностранцами, разыскивала авторов анонимных антисоветских листовок, боролась против зарубежных антисоветских организаций. Ю.В.Андропов просил выделить средства для увеличения штата и создания 200 новых городских и районных отделов и управлений КГБ. ЦК КПСС принял соответствующее решение и в июле 1967 года было создано пятое управление, в котором был начальник, заместитель и шесть отделов общей численностью 201 человек. Во всех территориальных органах КГБ также были созданы соответствующие подразделения. С решением о создании пятого управления ознакомили руководителей местных партийных органов, и в дальнейшем их работа была тесно связана. К 1982 году в центральном аппарате пятого управления было уже 14 отделов, в которых работало 424 человека. Длительное время (с 1969 года по 1983 год) пятое управление возглавлял Ф.Д.Бобков, который закончил свою карьеру генералом армии и первым заместителем В.А.Крючкова.
Результаты слежки, а также доносы штатных и внештатных осведомителей – их рапорты и объяснительные записки, часто написанные в результате грубого давления и угроз КГБ, заносились в дела оперативного учета. Большинство их уже уничтожено. Соответствующий приказ был дан председателем КГБ В.А.Крючковым еще в 1989 году, и осталось таких дел немного. Но и почти все сохранившиеся дела по-прежнему недоступны, даже дела реабилитированных, поскольку все сведения об оперативной работе до сих пор являются государственной тайной.
Политические репрессии в СССР имели судебную и внесудебное формы. Чтобы представить масштаб диссидентского движения, приведем некоторые общие данные о преследовании диссидентов в СССР. С 1956 до 1987 года были осуждены 6543 человека за антисоветскую агитацию и пропаганду в целях подрыва или ослабления советской власти (статьи 70 УК РСФСР, 62 УК УССР и их аналоги в УК других республик) [2] и 1609 человек – за распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй (статьи 190-1 УК РСФСР, 187-1 УК УССР и их аналоги в УК других республик) [3]. Здесь не учтены такие категории диссидентов:
• осужденные за измену Родине (статьи 64 УК РСФСР, 56 УК РСФСР и их аналоги) – по этим статьям наказывали, в частности, тех, кто пытался бежать из СССР; так, за период 1959–1974 гг. были осуждены 2240 человек [4];
• осужденные за отказ от службы в армии, а также осужденные «за веру» по различным другим статьям УК (баптисты, пятидесятники, адвентисты, свидетели Иеговы, православные, католики, греко-католики, православные-автокефалы, кришнаиты, мусульмане, иудеи и др.), – по нашим оценкам, это несколько тысяч репрессированных;
• осужденные по сфальсифицированным уголовным делам (один из распространенных приемов КГБ);
• жертвы «репрессивной психиатрии», когда в спецпсихбольницы помещали здоровых людей и держали там до тех пор, пока они не отказывались от активных действий (часть попадала в психбольницы по решению суда, часть – без какого-либо судебного решения);
• авторы анонимных антисоветских листовок, писем, надписей в общественных местах (эту категорию лиц КГБ выискивал различными средствами – так, с 1975 по 1984 год было выявлено более 136000 листовок, писем и надписей и найдено 13155 их авторов, из которых только примерно 4% было привлечено к уголовной ответственности и примерно 15% попали в психбольницы) [5];
• жертвы внесудебных расправ – политических убийств, избиения и т.д.
Большой размах приобрели психиатрические репрессии – это явление характерно только для СССР, в Германии, насколько нам известно, диссидентов не наказывали принудительным лечением в психушках. Точные данные о количестве людей, которых за их протестные действия против советского режима доставляли в психбольницы, неизвестны. Списки жертв психиатрических репрессий по политическим мотивам, которые составлялись негосударственными исследовательскими организациями, такими, как «Мемориал», Харьковская правозащитная группа и другие по диссидентским источникам, содержат около 2600 фамилий. Среди них примерно 30% украинских диссидентов.
Кроме судебных и психиатрических репрессий КГБ широко применял более мягкие внесудебные методы воздействия и наказания на инакомыслящих. Речь идет о так называемой «профилактике», когда определенных лиц вызвали в КГБ, в первый отдел учреждений или в партком для «спасительной» беседы, выявление отношения к тем или иным событиям, для предупреждения о том, что следует немедленно прекратить общение с иностранцами, прекратить антисоветскую деятельность – читать и распространять антисоветские книги, вести антисоветские разговоры и т. д., иначе последуют арест и лагерь. Одновременно пытались получить нужную информацию о людях, которые интересуют органы КГБ. С 1967 г., когда было создано 5-е управление КГБ, тех, кто «профилактировался», КГБ разделял на две категории: «лица, имевшие подозрительные связи с иностранцами и вынашивающие изменнические намерения» и «лица, допускающие политически вредные проявления». Соотношение «профилактированных» к арестованным по 70 статье УК РСФСР и ее аналогам составляло примерно 96 к 1, по статье 190-1 РСФСР и ее аналогам – 25 к 1. Т.е. можно предположить, что с 1959 по 1987 год было «профилактировано» около 650 тыс. человек. Точные данные относительно «профилактированных» неизвестны, поскольку с 1959 года, когда была введена «профилактика», до 1967 года централизованный учет не велся. С 1967 по 1974 год было «профилактировано» 121406 человек, а в период 1975–1984 гг. – в среднем 20 тыс. ежегодно [6]. Следует подчеркнуть, что эта практика была абсолютно незаконной. КГБ не имел законного права так «беседовать» и требовать «объяснительные записки» от «профилактированных». Эти «объяснительные» шли в дело оперативного учета и служили материалом для дальнейших преследований. Понятно, что часть вызванных для «профилактики» пасовали перед «оком государевым», но все же ясно, что масштабы диссидентского движения были достаточно большими.
Эти данные охватывают все советское пространство, цифры по Украине отдельно за этот период неизвестны. Но в Украине диссидентское движение было наиболее сильным по сравнению с другими республиками бывшего СССР. Об этом свидетельствует множество данных, в частности, и воспоминания диссидентов. Иван Гель, осужденный в 1966 г., рассказывает: «Я приехал в Мордовию в так называемый поселок Явас-11. Туда меня привезли этапом. Ну, и впервые я встретился с советскими концлагерями. Лагерь, насчитывал около 2000 человек, из них 950 было с Украины» [7].
Учитывая масштабность украинского движения, можно предположить, что украинская «пайка» среди общего числа попавших в поле зрения КГБ, достигает минимум 30%, т.е. речь идет примерно о 150–200 тысяч человек.
Диссидентское движение в Украине как совокупность национального (наиболее массового и заметного), религиозных и гражданских движений родился с появлением в 1950-е идей ненасильственного сопротивления. С одной стороны, оно возникло как продолжение национально-освободительной борьбы 40-х – начала 50-х годов, а с другой – как отрицание вооруженного сопротивления советской власти. Как и везде, диссидентская деятельность все меньше проявлялась в создании подпольных организаций и все больше обретала черты открытой общественной активности. По данным КГБ, в течение 1954–1959 в Украине было ликвидировано 183 «националистические и антисоветские группировки», осуждено 1879 человек, из них 46 группировок (245 человек) в среде интеллигенции и молодежи [8]. Крупнейшие политические репрессии после смерти Сталина приходятся именно на эти годы.
На протяжении 1960 – начала 1970-х в украинском диссенте превалировало национально-культурное общественное движение. В современной украинской литературе активистов этого движения часто называют шестидесятниками. При этом в данный термин вкладывается совершенно иной, существенно более узкий и определенный смысл, чем тот, который ассоциируется с понятием «шестидесятничества» применительно к советской культуре в целом в мировой культурологии и который был предметом оживленной общественной дискуссии в России. Украинское шестидесятничество – это движение творческой (в первую очередь, гуманитарной) интеллигенции, направленное главным образом на борьбу с русификацией и возрождение национальной культуры. Центром был Киев, хотя это движение распространялось на всю Украину. Шестидесятники вызывали сочувствие и у части украинской партийно-государственной номенклатуры, возможно, поэтому до 1965 г. они не подвергались уголовным преследованиям, а многие из них делали успешную карьеру.
Движение шестидесятников не был монолитным. В нем можно найти истоки всех направлений политической мысли современной Украины. Шестидесятников можно разделить на «культурников» – тех, кто пришел в движение через литературу и искусство и не мог смириться с режимом, морально сопротивляясь ему, и «политиков» – тех, кто с самого начала ставил перед собой политические цели и задачи.
С окончанием «оттепели» часть шестидесятников вошла в открытую конфронтацию с властями. Когда их перестали печатать в журналах и газетах, прекратили издание их книг, их произведения начали распространяться в самиздате. Был он сначала чисто литературным, преимущественно поэтическим, однако стремительно политизировался. Появилась политическая публицистика. Сначала это были анонимные или псевдоанонимные статьи; со второй половины 1960-х начинают преобладать открытые выступления, статьи и письма протеста по поводу репрессий. Самиздат фактически стал инфраструктурой движения шестидесятников, средством консолидации нонконформистских интеллигенции. Он был сосредоточен, главным образом, на национальной проблеме, которая анализировалась в политическом, историческом и культурном аспектах, иногда встречались социально-экономическая публицистика и философские труды. Самиздат получил большое распространение, его лучшие произведения распространялись в тысячах копий, переводились на все европейские языки.
Идеологическое и административное давление на радикальную часть шестидесятников не давало результата, и власть перешла к репрессиям. Первая волна арестов прошла в августе–сентябре 1965 г. Было арестовано 25 человек. После этого и вплоть до конца 1971 прямым репрессиям подвергались только отдельные диссиденты, чья деятельность имела международный резонанс, и те, кто радикально выступал против советского режима (члены подпольных националистических организаций). Однако в условиях общего ужесточения режима, произошедшего после оккупации Чехословакии в августе 1968 года, диссидентские активность не могла не повлечь за собой новую волну репрессий, которая совпала с общим в СССР наступлением на самиздат.
В январе 1972 в Киеве, Львове и других городах Украины арестовали около 20 наиболее заметных фигур украинского диссидентства (аресты продолжались в течение года, были арестованы 100 человек, осуждены 89) [9]. Внесудебным преследованиям подверглись сотни людей. Чистка коснулась не только научных и культурных учреждений, но и сельской интеллигенции, партийных и советских работников [10]. Одновременно началась новая волна русификации.
В дальнейшем Украина превратилась в полигон для испытания КГБ новых методов борьбы с диссидентами. Здесь были осуществлены странные убийства, которые до сих пор остаются загадкой (Алла Горская – впрочем, это убийство произошло еще в 1970, Владимир Ивасюк, Николай Зварич), впервые были подброшены наркотики при обысках. Здесь была начата фабрикация уголовных дел против диссидентов – за изнасилование, за хулиганство, за сопротивление власти, за хранение наркотиков и т.д. Именно в Украине репрессии были особенно жестокими. Ей принадлежит печальная пальма первенства во многом. Первый длительный лагерный срок женщине (Нине Строкатой), первое применение ст. 62 УК УССР к женщине пенсионного возраста – 75-летней Оксане Мешко, первое осуждение женщины за то, что она добивалась освобождения мужа-политзэка (Раиса Руденко). Распространенным явлением стали повторные аресты бывших политзаключенных, отбывших свой срок за ту или иную незначительную, по московским меркам, общественную активность, например, за рукопись лагерных воспоминаний (Даниил Шумук, Юрий Шухевич).
Однако, несмотря на репрессии, оппозиционное национальное движение продолжалось. Новым его этапом стало создание в конце 1976 г. Украинской Хельсинкской группы (УХГ). Хельсинкский этап диссидентства на Украине означал принятие национальным движением правозащитных методов и форм. Идея прав человека оказалась близкой украинской нонконформистской интеллигенции: для «культурников» она была органичной, «политики» использовали язык и форму правозащитной идеологии, понятные Западу, чтобы привлечь большее внимание и сочувствие к украинским национальным проблемам. УХГ основное внимание сосредоточила на фиксации нарушений национальных прав. В начале 80-х деятельность УХГ была полностью парализована: почти все ее члены были лишены свободы.
Что касается религиозных движений, то особенностью Украины было наличие двух массовых непризнанных государством конфессий: Украинской греко-католической Церкви – преимущественно на западе республики, и Украинской автокефальной православной церкви – на востоке. Верующие и особенно священнослужители, принадлежащие к этим конфессиям, жестоко преследовались. Греко-католическая церковь, официально запрещенная в 1946 г., существовала на основах катакомбной церкви, пользуясь массовой поддержкой значительной части населения Западной Украины, прежде всего сельского. Преследования верующих других конфессий были такими же, как в других регионах СССР.
В 1987–1988 гг. украинские диссиденты, вернувшиеся из лагерей и ссылок, активно занялись политической деятельностью. Практически во всех политических партиях национально-демократического направления и национальных партий радикального направления бывшие диссиденты задавали тон, были лидерами этих партий.
В эти годы начался новый, пост-диссидентский этап национально-освободительного движения. Он характеризовался участием значительно более широких слоев населения, открытостью политического противостояния и закончился в 1991 созданием независимого украинского государства.
Сравнивая диссидентское движение в ГДР и Украине, репрессии «Штази» и КГБ против инакомыслящих, можно сделать вывод, что в Украине диссидентское движение было сильнее: здесь было гораздо больше самиздата, чем в ГДР, значительно больше публичных протестов, действовала Хельсинкская группа. Ежегодно КГБ выявлял несколько десятков «националистических» организаций (правда, неизвестно, сколько из них было придумано для очередных звездочек на погонах и премий). Если рассмотреть общую цифру тех, кто попал в поле зрения КГБ как инакомыслящий, и был репрессирован или «профилактирован», то количество таких людей будет в масштабе от 150 тыс. до 200 тыс. Особенностью диссидентского движения в ГДР было желание покинуть ГДР и переехать в Западную Германию, 60% осужденных диссидентов получили сроки наказания именно за попытку побега из ГДР. Одновременно «Штази» по количеству сотрудников, негласных агентов, масштабам слежки была больше и сильнее, чем КГБ. Однако и в ГДР, и в Украине тоталитарные режимы рухнули.
Выявление правды об этих режимах и тайных спецслужбах, которые их охраняли, является чрезвычайно важной задачей для общества. В Германии это понимают гораздо лучше, чем в Украине, где до сих пор основной массив документов относительно политических репрессий остается засекреченным, даже документы 20–30-х годов прошлого века. К тому же, сегодняшняя политика памяти не способствует установлению исторических фактов и их осмыслению. И поэтому выставка Франциски Ву и подобные проекты имеют для украинцев большое значение: они напоминают о прошлом и настаивают, что это не должно повториться.
[1] При подготовке этого текста были использованы материалы сайта радио «Немецкая волна» http://www.dw-world.com/ и известного российского портала Human Rights Online http://hro.org/, а также архіва Харьковской правозащитной группы и её портала http://khpg.org.
[2] Вестник архива Президента РФ, 1995,. №6.– С.153.
[3] Там же.
[4] Власть и диссиденты. Из документов КГБ и ЦК КПСС.– М., Московская Хельсинкская Группа, 2006.– С.62.
[5] Там же, С.61.
[6] Там же, С.62.
[7] Аудиоинтервью с И.Гелем.– Взято Б.Захаровым, 1997 // Архив ХПГ.– С.6.
[8]. Русначенко А. Национально-освободительное движение в Украине: середина 1950-х – начало 1990-х годов.– К.: Издательство имени Олены Телиги, 1998.– С.325, 326.
[9]. Русначенко А.– С. 190, 192.
[10]. Бытовало мнение, что одной из причин устранения П.Ю.Шелеста с должности в 1972 г. оказалось недостаточное рвение, проявленное им в борьбе с «буржуазным национализмом».