Интервью Виктора Ивановича КУКСЫ
(Последнее прочтение 11 февраля 2008 года).
В.В.Овсиенко: 10 апреля 2002 года рассказывает Виктор Иванович Кукса. Какой тут у нас адрес?
В.И.Кукса: Жолудева, 8, квартира 37.
В.В.Овсиенко: Скажите также почтовый индекс.
В.И.Кукса: Это, по-моему, сейчас Киев-134.
В.В.Овсиенко: 03134. И телефон у Вас есть?
В.И.Кукса: Мой домашний телефон: 472-48-10.
В.В.Овсиенко: Записывает Василий Овсиенко.
В.И.Кукса: Я родился в Киевской области, Богуславский район, село Саварка. Такое живописное село на реке Рось.
В.В.Овсиенко: Назовите дату рождения.
В.И.Кукса: Родился я в 1940 году, 13 февраля. Село наше довольно интересное, и школа, в которой я учился, довольно интересная. А не столько школа, сколько учителя, которые меня учили. Школа наша всегда воспитывала патриотов. Преподаватели в подавляющем большинстве были патриотами своего дела и патриотами своей Родины. У нас был учитель музыки, который отсидел 25 лет и пришел снова в школу.
В.В.Овсиенко: А как того учителя звали?
В.И.Кукса: Это был Чалый Дмитрий Евдокимович. Он был на Колыме, на всех, наверное, советских этапах. Остался он жив, пришел после лагерей, заболел и умер. Он уже был в годах. В основном это были умные от природы мужчины, которые еще помнили Украинскую Народную Республику. Да даже моя мать помнила – она в трехлетнем возрасте осталась сиротой, ее взяли к себе более зажиточные люди, она у них выросла. Этот мужчина – так сказать, ее отчим – тоже отсидел больше двадцати лет по лагерям.
В.В.Овсиенко: Желательно называть имена этих людей, если помните.
В.И.Кукса: Ронский, Александр Ронский, тоже отсидел. Я помню, когда он вернулся из лагерей. Я уже был в таком возрасте, что помню. Наверное, это была первая послесталинская амнистия.
В.В.Овсиенко: Где-то 1954 год.
В.И.Кукса: Да, где-то в эти годы он вернулся. Он потом работал на сахарном заводе, заготавливал эти соломенные маты, которыми укрывают бурты свеклы. И часто к нам заходил, кое-что моему отцу рассказывал. Отец у меня от природы был человек умный, тоже много чего мне рассказывал.
Еще интересно: у нас через реку Рось есть такое село, Сич называется. В том селе была распространена фамилия Кобец. С 20–30-х годов всех Кобцов отстреливали. Если твоя фамилия Кобец – НКВД тебя любой ценой заберет и уничтожит. Уничтожали даже за то, что ты носишь такую фамилию. Это объясняется очень просто. Во времена, когда шло становление советской власти, у нас в селе ее долго не было, потому что народ был против этой власти. Украинский народ боролся с большевизмом еще до двадцатых годов. В двадцатых годах это погибло. Я родился в этом селе, среди этих людей, которых знал, я слышал многое. С самого раннего детства я знал гимн «Ще не вмерла Україна». Ну, может, не все слова знал, но большинство я знал. Имел неплохой голос, мог даже спеть его. Конечно, я старался на людях не петь. Разве что среди знакомых. Я старался никому это дело не рассказывать. А уже когда мне было лет 25, жил я в общежитии. Там разные люди были. С этой хрущевской «оттепели» началось такое брожение среди людей. Я, как человек уже немного знающий, как говорится, национально сознательный, прислушивался ко всему этому. Читал, ну, чтобы так много, то не очень, но я читал.
В.В.Овсиенко: Давайте остановимся. Я хотел бы, чтобы Вы вспомнили о своих родителях, поименно, с какого по какое время они жили.
Мария Полищук, жена: Скажи о математике Кравчуке, который преподавал в школе…
В.И.Кукса: Да, в нашей школе когда-то работал знаменитый математик Михаил Кравчук.
В.В.Овсиенко: А, это тот академик, который был репрессирован и погиб на Магадане? (Род. 27.09.1892 на Волыни. В Саварке работал 1919–21 гг., академиком ВУАН избран в 1929 г., арестован 21.02.1938, погиб 9.01.1942. – В.О.).
В.И.Кукса: Да, это мой директор школы. Я его не знал, потому что он жил там немного раньше, но дух этого Кравчука – он остался надолго. Из этой же школы выходец Архип Люлька, авиаконструктор. (24.03.1908 – 1.06.1984. Конструктор первого двухконтурного турбореактивного авиадвигателя. – В.О.). Это мой сосед, с отцом коровы они пасли в детстве.
В.В.Овсиенко: Отца Вы вспомнили – как его имя?
В.И.Кукса: От природы мой отец был довольно умный человек. Но так жизнь его сложилась, что он был в те времена очень беден, особенно в тридцатых годах, когда уже был женат. Но раз человек от природы имел ум, то его поставили председателем сельского совета. Потому что некому было занять это место. Но он знал себе цену, знал, с кем имеет дело. Даже когда пришли немцы, он был головой села. Его советская власть на фронт не взяла, его оставили для подпольной работы. Но его подпольная работа закончилась, когда он прятал молодых девушек от вывоза в Германию. Вот разнарядка приходит: «давай девчат», а он этих девчат, конечно, собирал, но – у нас там у реки такой большой овраг – он их туда в кусты спрячет, этих девчат, и так почти никого не сдал в Германию. Что еще они делали? Жгли амбары с хлебом, чтобы немцы не вывозили... А потом его один из коммунистов сдал, его забирает гестапо, он попадает в богуславскую тюрьму. Там его страшно пытали, в этой тюрьме. Но этот же самый, который его сдал, – он его и выпустил, потому что немцы давали последнее слово перед расстрелом. Вызывают: выкопай для себя яму. Выкопал. Потом через сутки в шесть часов утра они расстреливали в ту же яму, которую ты выкопал. Но перед этим они дают последнее слово – можете, что хотите, сказать. И тот побоялся, что отец может не выдержать и сказать, что он коммунист. А отец коммунистом никогда не был. И он говорит отцу ночью: «Иван, – говорит, – иди наруби дров для комендатуры». Вывели его из камеры. Говорит, там охраны такой не было, так он через забор – и на Богуслав. Там такие овраги, и он убежал оттуда. Когда убежал, то уже скрывался. Аж потом, в 1943 году, его забрали на фронт. Он воевал до 1945 года, дошел до Берлина, после войны пришел домой.
В.В.Овсиенко: Так что, отец до сих пор жив или умер?
В.И.Кукса: Нет, отец умер. Я освободился из лагеря, но не успел: приехал, когда отец незахороненный лежал. Мороз был, я приехал, отец на кладбище лежал – не хоронили, ждали меня. Это был 1969 год. Вот так я застал отца. Его год рождения 1907. Иван Васильевич Кукса. А мать – Оксана Анатольевна, девичья фамилия Земенко. Она родилась в 1911 году, умерла в 1987 году. Мать моя родом из соседнего села Ольшаница. Родители ее умерли, она осталась сиротой в три года. Ее взяли более богатые люди по фамилии Ронские – такая украинская семья. Их было два брата: один – Александр Ронский, это тот, который взял к себе мою мать. Его родной брат – Крысань, он был не то полковник, вот я не помню, но довольно высокий чин имел в армии Симона Петлюры. Его расстреляли, когда армия распалась и Петлюра ушел за границу. Их тогда позабирали и расстреляли где-то здесь в Киеве. Это где офицерское кладбище. Те советские офицеры – они лежат на костях армии УНР. Меня один знакомый дед водил туда и показывал место, где расстреливали офицеров Украинской Центральной Рады. Там, где эта еврейская Менора, туда дальше по этому оврагу пройти. Там сейчас выгуливают собак. Вот на том месте расстреливали офицеров Украинской Народной Республики. А закапывали их на этом офицерском кладбище. Когда мы с тем дедом ходили, там еще кости незакопанные были. Это было где-то, наверное, в 1972–74 годах. Сейчас уже, наверное, заложили генералами.
Так вот, брат этого отчима моей матери тоже где-то там похоронен. А потом что? Когда пришли большевики, то этого Александра Ронского в 1920–30-х гг. арестовали, как и всех, и в лагеря. Он долгое время просидел в лагерях и пришел домой уже после амнистии, работал на сахарном заводе, заготавливал маты для свеклы, чтобы укрывать свеклу. Так что я его еще видел, не раз встречался с ним. Он умер раньше, а жена его жила после него еще, наверное, лет десять или больше.
Мать моя жила и работала в колхозе всю свою жизнь. Это то, что я могу рассказать о матери.
В.В.Овсиенко: А школу Вы окончили когда?
В.И.Кукса: Окончил я школу в 1957 году. А уже когда я попал в общежитие, то началось среди людей такое вот брожение. А почему было брожение – эта «хрущевская оттепель» способствовала национальному подъему. Я тогда еще не ходил в этот кружок, который тогда назывался, по-моему, «Жайворонок». Я уже позже знал тех людей, которые ходили в этот хор. Туда ходили и Алла Горская, и Людмила Семыкина, наверное, – точно не знаю – покойный Василий Симоненко. Если найти фотографию, то можно посмотреть. Я позже ходил в хор «Гомин». А первый хор был «Жайворонок». Это первый хор, который начал колядовать в Киеве. Им руководил Леопольд Ященко.
В.В.Овсиенко: По-моему, Ященко руководил хором «Гомин»?
В.И.Кукса: «Гомин», «Гомин».
В.В.Овсиенко: А с какого года Вы начали туда ходить?
В.И.Кукса: Я начал ходить туда с 1969 года. Тот хор собирался над Днепром, где эта дача бывших военных министров. Это возле Печерской Лавры. Туда сходились покойный Иван Макарович Гончар, все люди, кто был национально сознательным. Там знакомились, тот круг разрастался. Когда этот хор запретили, он раскололся на два. Один пошел в помещение, потому что тогда же говорили, что не имеете права на улице, идите в помещение.
В.В.Овсиенко: А какое помещение?
В.И.Кукса: Часть людей пошла в помещение школы, не помню ее номера, но это очень хорошо знает Игорь Голобуцкий – он и сейчас ходит в этот хор. Там люди уже поменялись, но часть старых людей осталась – уже в таком возрасте, где-то за шестьдесят, но они до сих пор ходят в хор. Вот Вам фотография.
В.В.Овсиенко: Так здесь есть Василий Симоненко?
Мария Полищук: А это жена Василия Литвина, это Алла Горская.
В.И.Кукса: А вот Василий Симоненко, а это... О, я уже забыл. Но интересная фотография?
В.В.Овсиенко: О, да, да!
В.И.Кукса: В общежитии было много людей, которые начали этим интересоваться, но люди не знали, к кому и куда пойти. Поскольку я уже знал Георгия Москаленко, мы решили что-то такое сделать.
В.В.Овсиенко: Вот Вы в общежитии жили – а Вы где-то работали?
В.И.Кукса: Я работал на стройке.
В.В.Овсиенко: И что – сразу после школы на стройку? А в армии Вы были?
В.И.Кукса: Был в 1959–61 годах.
Слово за словом, дошло до того, что надо что-то делать. Вокруг нас были патриотически настроенные люди, которые не прочь были поддерживать с нами отношения и что-то сделать, и мы решили пока что сделать что-то вдвоем. Решили вывесить национальный флаг. У нас была купюра (где-то она есть на этих фотографиях), мы оттуда взяли трезубец, потому что его нигде больше не было. Изготовили флаг. Правда, изготовление флага – это тоже была большая проблема.
В.В.Овсиенко: Интересно, как это было?
В.И.Кукса: Советская власть позаботилась о том, чтобы на Украине не было желтой ткани. В те времена на Украине бесполезно было и искать где-нибудь желтую ткань – ее не найдете. Мы ходили по магазинам, синюю мы нашли. А желтой – ну где ее взять – нет. Продавали на Гарматной в универмаге шарфы. Они имели такой как будто немного коричневатый оттенок, хотя и желтые. Посмотрели – подойдет. Купили мы эту ткань и решили сшить флаг. Мы жили в комнате вдвоем. Там и третий был, но его где-то не было в это время. В комнате мы и сшили флаг.
В.В.Овсиенко: Так вы шили вдвоем с Георгием? Вручную?
В.И.Кукса: Да-да. Вручную – а что там его шить? Вырезали из черной саржи, которая на подкладки идет, трезубец. Мы сознательно его сделали черным – мы знали, какого он должен быть цвета, но вырезали из черной саржи трезубец и, как аппликацию, нашили на флаг. Я знал слова национального гимна, но писали мы не для людей, которые будут на улице, потому что оттуда не видно будет слов, а для тех, кто его потом будет снимать. Написали слова «Ще не вмерла Україна» и сознательно добавили «ще її не вбито». И поставили три точки. Это было написано на флаге. Ну, давай договариваться, где его можно вывесить.
В.В.Овсиенко: А этот текст – он вышивался нитками или был написан?
В.И.Кукса: Нет, написанный. Писали чернилами. Возник вопрос, где повесить флаг. Сначала был план повесить его на вокзале, над центральным входом. Осматривали все кругом. Там было бы довольно сложно, потому что большая была охрана, а это же надо было сделать под Первое Мая. И мы так себе подумали, что не успею я туда залезть, как меня оттуда снимут – снайпер или еще кто-то. И решили отложить это дело – пришли к выводу, что надо повесить на институте. А почему на институте – это очень просто объясняется. В советские времена манифестация, которая шла на Крещатик из этой части Святошино, сходилась или их свозили автобусами к заводу «Большевик», что напротив Института народного хозяйства. Там они строились в колонны, поднимали свои транспаранты и шли на Крещатик. Политехнический институт, Институт народного хозяйства и другие. Тогда всех студентов гоняли на эти демонстрации. Ясно, было рассчитано на то, что этот флаг увидят многие студенты, и, может, у кого-то это, как говорится, пробудит национальное сознание.
Эта идея была с радостью принята. Мы дождались поздней ночи, где-то в два часа ночи садимся на последний трамвай и едем из Святошино к заводу «Большевик». Мы вышли на одну остановку раньше, осмотрели все, хотя мы и до этого там уже были. Надеваю я на свои туфли носки-рукавицы, беру этот флаг за пазуху, но там на этом месте висит красный флаг. Я знал, что я буду срезать красный флаг, почему я и взял кухонный нож. Флаг за пазуху, нож в карман, по лестнице полез. Довольно трудно было.
В.В.Овсиенко: Там пожарная лестница?
В.И.Кукса: Пожарная. Крыша жестью покрыта. Это если с улицы смотреть, то крыша как будто плоская, но это не так – она вся под углом. Но когда жестью покрывают, там делают такие рубцы. Я за эти рубцы брался и залезал. Вытащил нож, поддел снизу это красное полотнище, оно покатилось по крыше, там зацепилось. А я вытащил свой национальный флаг и повесил на это место. Слез я с крыши, посмотрели, вышли мы на дорогу – очень красиво развевается, красиво смотреть. Ночью она освещается – перед Первым Мая делали освещение. Мы ушли.
В.В.Овсиенко: А перед этим вы осматривали это место, заходили туда? Как там залезать – это же надо знать наперед?
В.И.Кукса: Москаленко учился в этом институте, он рассмотрел и сказал, что там есть пожарная лестница, к ней можно пройти и по ней залезть. А у него был специально для этого дела сделанный самопал. Для чего он был сделан? Это на случай, если кто-то будет идти или кто-то из милиции нас увидит, то чтобы не кричать, а лишь подать сигнал. А набит самопал был серой со спичек. В детстве все делали такие самопалы. Георгий должен был дать мне сигнал, чтобы я убегал – это специально для сигнала. У нас была одна бутылка бензина. Мы им полили все вокруг лестницы, когда я уже слез, на тот случай, если будут искать с собаками, то чтобы собака не могла сразу взять след. У меня остались остатки бинта – я бинтом привязывал флаг. Мы пришли в Комсомольский парк, там есть такое заброшенное озеро, так остатки того, что было, мы бросили в озеро. И на том все это закончилось.
Нас нашли по почерку. Москаленко же писал на флаге. Там перешерстили всех студентов, и его вычислили по почерку, это было установлено графической экспертизой.
В.В.Овсиенко: Но подождите, Вы упоминали, что на следующий день ходили в парк – какой это парк?
В.И.Кукса: А, да-да. Это Пушкинский парк. Возле института было много народу. Мы туда не подходили. Флаг висел, его сняли где-то в десять часов утра, или около того, потому что еще и боялись туда лезть: думали, что там заминировано. Оно же вызвало переполох – такого же еще не было. Они его сняли и сразу позвонили в Москву. Тогда же только через Москву все и шло. А из Москвы было указание: «Любой ценой найти и наказать!». И благодаря тому, что здесь, на Украине, еще был Петр Ефимович Шелест, Царство ему Небесное, нам дали по минимуму.
В.В.Овсиенко: Но подождите – вас же довольно долго не могли найти? Были ли какие-то признаки того, что вас ищут? Вот Вы мне показывали какие-то документы.
В.И.Кукса: Были, были. Документы – это уже позже. Это уже когда я вернулся из заключения, то меня выселяли как неблагонадежного. А тогда они напали на след довольно скоро, но не брали нас. За нами смотрели, подсылали всяких провокаторов, агентов, те затевали с нами всякие разговоры. Они хотели знать, с кем мы имеем дело – может, мы имеем дело с какой-то организацией или еще с кем-то. Такова была их цель. Я так себе думаю, что ради этого нас так долго не брали.
В.В.Овсиенко: А может не уверены были?
В.И.Кукса: А может и не уверены были. Это можно будет узнать только из архивов. Если нас когда-нибудь реабилитируют и откроют документы, то там ясно станет, почему. Хотя, наверное, и там этого нет. Говорят, что у них была двойная бухгалтерия – если кто-то писал донос, то это не значит, что сейчас тот донос в деле. Его могли сжечь или куда-то передать. Ну, это все станет понятным, когда откроется архив и все можно будет почитать.
В.В.Овсиенко: А каких-то вызовов в милицию или каких-то подозрительных разговоров не было?
В.И.Кукса: Было очень много. Я писал об этом. Вызывают в военкомат: пиши печатными буквами, заполняй анкету обязательно печатными буквами. Перепроверяли, потому что на флаге же было написано печатными буквами. А после лагерей меня постоянно вызывали: если где-то что-то в Киеве – меня вызывают в военкомат: пиши расписку, что ты никуда не будешь выходить из общежития. А когда премьер-министр Канады Трюдо приезжал, то приставили к дверям коменданта. Ну, он не все время стоял, но все время присматривал, чтобы я никуда из комнаты не выходил. А когда приехал президент США Никсон, то надо было меня выслать аж в Соколовку. Не знаю, чего они боялись, – наверное, чтобы я нигде ни с кем не общался.
Они напали на след где-то, наверное, через месяц или больше. Запускали провокаторов, которые вызывали нас на всякие разговоры. Мы чувствовали, что уже, как говорится, «на крючке», но работали и не обращали на это внимания. Так сказать, ждали того, что должно случиться.
Где-то в декабре, за две или три недели до Нового Года, вызывают меня утром перед работой в отдел кадров. Я прихожу в отдел кадров, меня там двое парней берут под руки и говорят: «Пройдемте с нами».
В.В.Овсиенко: Так это какого числа было?
В.И.Кукса: Это было где-то, по-моему, недели за две или за три до Нового 1967 года. «Пройдемте с нами!». Ну, я вышел с ними на улицу – стоит «Волга», открыли дверь, меня в «Волгу» – и повезли.
В.В.Овсиенко: Надо точную дату установить. Есть запись: 21 февраля 1967 года.
Мария Полищук: Так это же после Нового года.
В.И.Кукса: Нет, до Нового Года.
В.В.Овсиенко: Так вот же документ: 21 февраля 1967 года Вас арестовали. И куда Вас повезли?
В.И.Кукса: В кагэбэшную тюрьму на Владимирской. Там держали в камерах-одиночках. В камеру мне тоже подбрасывали одного провокатора. Ему где-то, может, лет пятьдесят было. Он все меня выспрашивал, чего я здесь и что. А он рассказывал мне, что он учитель, а его ученик написал какое-то стихотворение. Старался показать, что он такой украинский патриот. А я уже приблизительно знал, что это за патриот, и не поддавался: я знал, что это провокатор. Потому что перед этим я их уже видел. Буквально за месяц до ареста я уже видел провокаторов – как говорится, душой чувствовал, что тебе дышат в затылок. Следствие длилось где-то до мая.
В.В.Овсиенко: Кто вел следствие, Вы помните?
В.И.Кукса: Это был следователь Логинов, и еще один был – Чунихин. Что можно сказать об этих людях? Если сказать честно, то этот Чунихин был таким человеком, который честно выполнял свой долг. Чтобы там он что-то где-то на меня – то не было этого.
В.В.Овсиенко: Интересно, на каком языке они вели следствие?
В.И.Кукса: На русском. Чунихин мне говорил: «Ну что ты – вот муха, а вот слон. Вот слон возьмет, хлоп – и раздавил тебя. Видишь – тебя нет».
В тюрьме были и другие люди. Там особенно интересный человек – это тот, что нас брил, парикмахер. Как раз тогда была арабо-израильская война. А нам же газет не давали, журналов тоже. И когда приведут меня брить, то он бреет, а газеты разложит и держит так долго, пока я просматриваю информацию. Довольно хороший человек. Не знаю, жив ли он и сейчас.
А еще был один случай, что это мог сделать только кто-то из кагэбэшников. Где-то вечером – было уже, наверное, десять часов вечера – открывается «кормушка», кто-то говорит: «Подойди сюда». Ну, мне не видно, кто это, потому что там низко. Я подхожу. «Давай миску». Я подношу миску. В миску кладет две луковицы, кусок масла, два таких больших красивых яблока, кусочек колбасы и, кажется, лимон. Но ведь когда передача, то обязательно составляется список: кто, что и от кого. А это только на тарелку положили, «кормушка» хлоп – и закрылась. Я до сих пор не знаю, кто это сделал. Так что там тоже были люди, которые сочувственно относились к нам. Не знаю, это только ко мне, или, может, еще кому-то так приносили. Я честно говорю, что мне вот такое принесли, и никто мне не напоминал, что кто-то мне что-то принес, – не было такого.
В.В.Овсиенко: А что касается следствия – как оно велось? У них уже было готовое обвинение на вас?
В.И.Кукса: Да, они все по почерку нашли.
В.В.Овсиенко: Вы там сильно отпирались или нет?
В.И.Кукса: Дальше отпираться было некуда: вот экспертиза установила почерк.
В.В.Овсиенко: Но ведь это не Вы писали?
В.И.Кукса: Нет, это писал Москаленко. Его вычислили по почерку, что это он писал. А дальнейшие отпирательства уже не имели никакого смысла.
В.В.Овсиенко: Вам показывали этот флаг во время следствия для осмотра?
В.И.Кукса: Нам показывали только его фотографию. Был конверт, на котором было написано «хранить вечно».
В.В.Овсиенко: «Хранить вечно»? О, это интересно! Так этот флаг, может, где-то и хранится у них?
В.И.Кукса: Да конечно же, хранится. Все оно хранится.
В.В.Овсиенко: Было бы интересно добыть его оттуда. А фотография была цветная?
В.И.Кукса: Я не помню.
В.В.Овсиенко: Тогда еще, наверное, не было цветной фотографии. Где-то написано, что будто бы цветной фотоснимок, но тогда кто знает, могло ли это быть.
В.И.Кукса: Не помню. Это было все-таки тридцать лет назад, я не помню.
В.В.Овсиенко: А суд судил вас какой – закрытый?
В.И.Кукса: Киевский областной, закрытым судом.
В.В.Овсиенко: В том здании, что на площади Богдана Хмельницкого?
В.И.Кукса: Да. Там нас судили. Суд длился два дня.
В.В.Овсиенко: И никаких свидетелей не было?
В.И.Кукса: В зале были только свидетели, которые видели флаг. Это были то ли комендант общежития, еще какие-то отставники, которые видели флаг утром, перепугались и вызвали милицию, а потом КГБ. Те сказали, что боялись туда лезть, потому что это могли быть бандеровцы, так, может, там заминировано. Ну, я не знаю, кто там его снимал и как, но интересно, что было такое негативное отношение к нам. Был один отставник – обзывал нас «подонками», говорил: «Да мы воевали, а они, мразь…» И как только нас там не обзывали. Я их не знаю, я их никогда в жизни не видел.
В.В.Овсиенко: Знаете, в 1973 году в Чорткове ребята во главе с Владимиром Мармусом тоже вывесили четыре флага на День независимости, то есть на 22 января, так у них был свидетель дед, сторож, который свидетельствовал так: «Что я видел? Вечером висели ваши флаги, а утром смотрю – висят наши флаги». Флаги то есть.
В.И.Кукса: А нас эти отставники осуждали на суде больше, чем прокурор. Их там было двое. Я их никогда в жизни не видел.
В.В.Овсиенко: А прокурор требовал сколько?
В.И.Кукса: Прокурор требовал по три года обоим.
В.В.Овсиенко: Это статья 62, часть первая, а статья 222-я?
В.И.Кукса: Они хитро сделали, смотрите. По советским законам, «изготовление и ношение холодного оружия» – по-моему, два года. Есть такая статья. А «огнестрельного» – три. Поскольку у меня был этот нож, то мне два года. А у Георгия был самопал, который считается «огнестрельным оружием». Это, по моему мнению, сыграло основную роль, что Георгию дали на год больше.
В.В.Овсиенко: И это же он делал тот самопал?
В.И.Кукса: Я не знаю, кто его делал.
В.В.Овсиенко: Но ведь не Вы?
В.И.Кукса: Нет, не я.
В.В.Овсиенко: Так, наверное, он его сделал, потому ему и дали больше.
В.И.Кукса: Не знаю, кто его делал. Потому что ножа того я тоже не делал. Это кухонный нож. Поскольку я его носил (а есть такая статья), то за «ношение холодного оружия» надо дать статью. А они не учли, что тот нож причастен к основной статье, потому что я резал флаг тем ножом. Я говорю: «А что вы мне шьете уголовную статью?» – «Э-э, – говорит, – надо было зубами грызть советское знамя!»
В.В.Овсиенко: Итак, осуждены вы были 31 мая 1967 года на два года, а Москаленко дали три года. Дальше повезли вас...
В.И.Кукса: Дальше повезли нас на Холодную Гору в Харьков. Там закрыли в камеру смертников.
В.В.Овсиенко: Знакомые места. И какое она на вас произвела впечатление? На меня, например, – ничего особенного: я и не знал, что это камера смертников. Думал, что везде в камерах так и должно быть.
В.И.Кукса: Когда мы посмотрели на те железные топчаны, как там гремят этими засовами, собаки... Те же смертники отгорожены… Мы долго не сидели в тех смертных камерах, нас бросили в другую камеру, и мы встретились там с Михаилом Осадчим. Когда его привели в камеру, мы там слово за слово перекинулись, он посмотрел на нас и спрашивает: «Ребята, куда нас везут?». Мы сказали, что не знаем, но говорят, что в какую-то Мордовию. «А я, – говорит, – из Мордовии еду. Мы тут долго не задержимся, потому что меня скоро отсюда заберут». И действительно, он с нами побыл часа 2-3, пришли, забрали его из камеры и повезли на Киев.
В.В.Овсиенко: Да, поскольку он был арестован в конце августа 1965 года, то это как раз заканчивались его два года. У него было два года заключения.
В.В.Овсиенко: Ну, вот и встретились мы с ним на Холодной Горе. А потом нас постригли. Интересно, как нас везли. Это же везут нас «воронком» к поезду. Везут одних уголовников. А нам по инструкции нужен отдельный конвой. Переводят нас через дорогу – автоматчиков выставляют с овчарками и нас переводят. Спрашивают: «Кого это так ведут?» – «Это английских шпионов».
В.В.Овсиенко: «Особо опасных».
В.И.Кукса: Да-да-да. Мы отдельно ехали в вагоне аж до, по-моему, Рузаевки. В Рузаевке мы встретились с ленинградской группой марксистов. Их там было два человека – один Смолкин, а второй Гаенко – такая фамилия...
В.В.Овсиенко: А, Смолкина я знаю.
В.И.Кукса: Вот я с ними встретился на той пересылке в Рузаевке. А дальше уже Потьма и Явас.
В.В.Овсиенко: Явас – это зона какой номер?
В.И.Кукса: Одиннадцатая зона в Явасе.
В.В.Овсиенко: Какое на Вас впечатление произвела зона?
В.И.Кукса: Когда мы попали в зону, я удивился. Пришли ребята, много людей пришло к воротам. А когда мы переступили зону, конвоя нет, нас ребята обступили: откуда? что? Мы начали рассказывать. Очень хорошо нас встретили ребята.
В.В.Овсиенко: И в основном украинцы?
В.И.Кукса: Все украинцы!
В.В.Овсиенко: Такое впечатление, что там все украинцы.
В.И.Кукса: В основном украинцы. Мы посмотрели – так тут Украина!
В.В.Овсиенко: Да, Украину переместили в Мордовию.
В.И.Кукса: Нам дали несколько дней свободных. Меня в одну бригаду, а Георгия в другую бригаду. Попал я в бригаду строителей. Надо идти на работу в рабочую зону – это же мебельный комбинат. Подходит ко мне один, спрашивает: «Ты откуда?» Я говорю, что из Киева. «А родился где?» – «Богуславский район». – «А село какое?» – «Саварка». – «А Василия Линского помнишь? Из Мисайловки, из соседнего села?» – «Нет, не помню». – «Ну, ты его, может и не помнишь, но суд помнишь. Я – Василий Линский». А он руководил этой бригадой строителей. Бригадир был. Он меня взял к себе в бригаду. Поскольку он из соседнего села, то, можно сказать, он мне в лагере немножко помог. Ну что – лопата, лом. А у него в бригаде работал один экскаваторщик, машинист экскаватора. Сам парень с Полтавщины, отсидел 25 лет и должен был освобождаться. На этой машине надо же кому-то работать – а нет специалиста. Спрашивает, кто может. А я возьми да и скажи – когда-то, когда мне было 18 лет, я окончил курсы машинистов. Говорю: «Я». А он говорит, чтобы я сказал, что могу. А я ему говорил, что у меня есть документ, но работать я не работал. Он говорит: «Научишься. Федя освобождается через один день, он за один день тебя научит».
Подхожу я в рабочей зоне к этому Феде. Спрашивает: «Ты будешь работать?» – «Я». – «Садись, я тебе покажу». А этот экскаватор допотопный – рычагов двадцать, нет никакой гидравлики, все на тросах и веревках.
В.В.Овсиенко: Веревочная техника.
В.И.Кукса: Да. Он мне рассказал и показал все. Но когда человек хочет, то можно научиться и за час. Я действительно ту всю науку перенял буквально за час, единственное только то, что почти неделю ногами не ходил – так болели у меня ноги от этих рычагов. А потом все прошло, я на нем, как циркач. Бывало, ребята просят – там известь выгружают, это же каторжная работа, или щебень, или камни – то меня ночью поднимают, когда вагоны придут, переводят в рабочую зону. А ребята уже тогда с ломами и лопатами выходят. Я в мороз завожу этого экскаватора… Я всегда ребятам помогал.
В.В.Овсиенко: Туда дерево завозили и делали мебель какую-то?
В.И.Кукса: Да, мебель. Но строительные материалы нет – они даже бетон делали, а потом машинами его куда-то отправляли за зоны, где-то дороги делали. У нас был бетонный узел, который месил этот бетон. Я все время на этом экскаваторе помогал ребятам. Все это подтвердят. Так в этой зоне и отбыл свой срок.
В.В.Овсиенко: Там были наши люди, Вы общались с теми людьми. Интересно было бы, если бы Вы рассказали, чем жила эта среда, каких людей Вы там знали.
В.И.Кукса: Это 75 процентов, а то, наверное, и все 80 – украинцы.
В.В.Овсиенко: А всего сколько там было людей?
В.И.Кукса: В зоне было, наверное, человек 800, где-то так. А мне что запомнилось – возле одного барака стояла вышка и постоянно стоял часовой. Интересно, когда менялся их караул. Когда они меняются, то все слышно, что они говорят. Вот приходит смена: «Товарищ сержант! Пост номер 3 по охране государственных преступников и изменников Родины сдан!» – и «Пост №3 по охране этих же самых принят».
В.В.Овсиенко: Ты смотри!
В.И.Кукса: Это я сидел в такой зоне – «государственные преступники и изменники Родины». Вот за этот флаг я был «государственным преступником и изменником Родины».
В.В.Овсиенко: Чем до сих пор гордитесь?
В.И.Кукса: А люди там были такие, действительно – кто не побывал в том лагере, тот не знает настоящей Украины. Только те люди, которые побывали в лагерях, могут понять, что такое вся Украина. Потому что если поедешь в какую-то область, ты того не почувствуешь. А вот когда с теми людьми сидишь, общаешься, то ты сам можешь сделать вывод, какие там люди – какие люди на Полтавщине, какие люди в Ивано-Франковской области, какие люди на Киевщине. Видишь, чем они немножко отличаются одни от других. Но в основном это украинцы, у которых украинская идея, украинский патриотизм – это основное.
Я там встретил людей, которые пришли передо мной. Это была первая волна: Иван Гель, Саша Мартыненко, Богдан Горынь, Михаил Горынь, этот же Михаил Осадчий, Михаил Озерный, Панас Заливаха, которого я очень хорошо знал и еще знаю, я с ним в дружеских отношениях и по сей день. (П.Заливаха умер 23 апреля 2007 года. – В.О.), Богдан Ребрик. Вирун Степан был, но когда я приехал, Вируна помиловали.
В.В.Овсиенко: По делу Лукьяненко?
В.И.Кукса: Да-да, как только я приехал, там висит та помиловка, как ее называли, что помилован Вирун. Мартыненко Александр, по-моему, Иванович – это уникальный человек. Это был высокой морали человек, высокой культуры. Он был, по-моему, физик сам, геофизик, один из лучших студентов в институте. Он еще будучи студентом читал студентам лекции, ему доцент поручал. Во Львовском университете он учился.
В.В.Овсиенко: Это же он был арестован 25 августа 1965 года – и сколько ему лет дали?
В.И.Кукса: Ему дали пять лет. И он их отсидел. А самого его забрали из Киева. После освобождения в Киев его не пустили, он поехал на Полтавщину, потому что он из того села, что и Билаш. Они, по-моему, вместе и в школу ходили с этим композитором Александром Билашем. Когда я приехал в лагерь, то познакомился с Мартыненко, он ко мне подошел. Мы с ним дружили, пока он не умер.
В.В.Овсиенко: А когда он умер?
В.И.Кукса: Когда уже была перестройка, когда уже был клуб, который Сергей Набока организовал.
В.В.Овсиенко: Украинский культурологический клуб? Тот клуб начался где-то с июля 1987 года.
В.И.Кукса: А он где-то в 1988 году умер. В Октябрьской больнице в Киеве. Он приехал в отпуск, отдыхать. Ему не давали жизни на Полтавщине, хотя им там уже и квартиру дали. Жизни ему там не давали, так он поехал на заработки где-то на полуостров Ямал, по-моему. Там стояла какая-то радиостанция, он там программистом работал. И то ли климат ему не подходил, так он приехал сюда, заболел и умер. Похоронен он на Байковом кладбище. Это же был круг людей – Алла Горская, Лина Костенко, Людмила Семыкина, Иван Свитлычный, Иван Дзюба. Это была одна когорта людей, некоторые и сейчас остались.
В.В.Овсиенко: Вы знаете его могилу?
В.И.Кукса: Знаю.
В.В.Овсиенко: Надо было бы как-то знать эту могилу.
В.И.Кукса: Знаю, знаю. Его сожгли, там урночка с его прахом.
В.В.Овсиенко: Это колумбарий называется. Вот Вы вспомнили о младшем поколении, о шестидесятниках, а там, в Мордовии, были и люди старшего поколения. Кого из тех людей Вы знали?
В.И.Кукса: Большинство из них – люди из ОУН, из УПА. Это Якубяк Василий, Левко Левкович... По-моему, Левко звать его. Был еще такой у нас – он умер в лагере – Степан Мамчур, священник. Может, слышали, он со мной был.
В.В.Овсиенко: Да, он позже умер на Урале. Он недавно перевезен на родину, Вы знаете?
В.И.Кукса: Я не знал этого.
В.В.Овсиенко: Где-то, может, год-полтора назад.
В.И.Кукса: Он священником был в Ирпене. Он сам, по-моему, из Ивано-Франковской области, но когда напали на его след, он переехал сюда и здесь был священником, его уже отсюда арестовали. Тоже интересный был человек. Был Дмитрий Бесараб, который рассказывал, как ходили на польского генерала.
В.В.Овсиенко: Сверчевского.
В.И.Кукса: Сверчевского... Василий Подгородецкий. Потом Василий... Как это его фамилия?.. Забыл. Ну, это надо вспоминать, а так сейчас я не могу. Это вот такие яркие личности, которые, если они на этот день живы, дай Бог им здоровья.
В.В.Овсиенко: Кое-кто еще есть. Подгородецкий еще есть, я его года два назад видел, во Львове живет теперь. (Умер 20.08.2004. – В.О.). Вы с этими людьми общались? Интересно, самиздат там не ходил?
В.И.Кукса: Там ходила всякая литература, и самиздат ходил в зоне. Туда привозили на свидания, как-то умудрялись люди.
В.В.Овсиенко: Жена Михаилу Горыню привезла туда «Интернационализм или русификация?». Он начал читать и у него забрали.
В.И.Кукса: Туда передавали газету «Literární listy», помните, когда в Чехии были события. Ходила она по зоне, мы все читали. И всякие статьи, которые издавались самиздатом, мы перечитывали в зоне. Особенно хорошие у меня воспоминания о Панасе Заливахе. Он все время работал в зоне: вот все время что-то читал, что-то вырезал. Я ему еще и помогал сверлить те мундштуки – рисовать нельзя было, так он занимался этим. Еще что он сделал – это в зоне портрет Шевченко выложил. Ну, наверное, не только он, потому что я приехал, так уже был такой здоровенный портрет из цветов. Это живые цветы, это на клумбе выложен портрет такой красивый.
В.В.Овсиенко: Подождите, из цветов?
В.И.Кукса: Тех, что на клумбах растут. Такие меленькие всякие цветочки, которые высевают. Из живых цветов – портрет Шевченко. Ребята следили за этим, его не разрушили. Они боялись это делать, потому что 70 процентов были украинцы. Эти ребята вообще навели порядок в лагерях, когда эта уголовщина лезла...
В.В.Овсиенко: В конце сороковых – в начале пятидесятых?
В.И.Кукса: Когда пришла армия УПА, организованная, так сказать, сила, то они ломами, лопатами как шуранули всю эту шантрапу – они лезли на колючую проволоку, а их там поливали из пулеметов.
В.В.Овсиенко: Да, у меня много таких рассказов.
В.И.Кукса: Эта мордовская зона, вот где я был – это первая советская зона, которую сделали еще при Ленине. Первые концлагеря сделал Ленин. В эту зону, поместили пленных австрийцев, когда была разбита Австро-Венгрия. Туда попали пленные австрийцы. Эта зона начинается еще оттуда. А после войны там было очень много пленных японцев. Они облагородили ту зону, там было еще несколько беседок, которые японцы сделали. Красивая была зона, чистота. Ее политические зэки поддерживали. А после нас, говорят, там уголовники и бараки пожгли – чай заваривали. И всю вахту поубивали, повырезали.
В.В.Овсиенко: Там на одной станции – когда-то меня этапом везли и остановились – видна была мемориальная доска, что здесь побывал Феликс Эдмундович Дзержинский в 1918 году. Это была одна из первых новостроек советской власти. Они там проложили железнодорожную ветку и обсаживали эту ветку концлагерями – уже в восемнадцатом году.
В.И.Кукса: А мне рассказывали люди, которые там сидели, что из того лагеря – это еще до войны – живым никто не выходил. Освобожденного выпускали и давали ему проездной билет, чтобы он шел на электричку. (Тогда ходила дрезина. – В.О.). Там станция, с которой едут, по-моему, в Потьму, а в Потьме уже пересаживались на поезд и ехали в сторону Москвы. Там сейчас березы. Ну, тогда, когда я там был, довольно большие березы. И вот только человек туда доходил, там сидел снайпер и того человека убивал. Освободился из зоны, его там же хоп – и нет. Там же и закапывали. Я чего это рассказываю – потому что там нигде не давали копать лопатой. Не разрешали нигде копать, потому что там копнешь – и везде кости.
Был еще один интересный человек в лагере, мы его называли «киевский князь» – Петр Самохвал. Он сам из Киева, жил здесь на горе в Печерске, как она называется... Забрали его тоже за национализм. Ему дали 25 лет. Когда я приехал, то он в бараке инвалидов был. Когда он освободился, приехал, посмотрел на то место, где его хата стояла, – и поехал умирать в Мордовию. Интересный был человек, но тогда он уже старый был, не знаю, жив ли он.
Кто еще был в зоне? Был у нас бургомистр Краснодона Стеценко.
В.В.Овсиенко: Приходилось ли Вам с ним разговаривать, может, слышали те предания о краснодонцах-молодогвардейцах?
В.И.Кукса: Нет, со Стеценко нет. Был у нас Давиденко, с которым я работал в этой же строительной бригаде. Фактически он меня спас. Не от смерти, так нельзя сказать, но на Холодной Горе в Харькове давали гнилую воблу и я отравился этой воблой. У меня так болел желудок, что меня привезли в зону и я не мог найти себе места, все у меня болело. Он посмотрел на меня и говорит: «Ничего, пойдешь в рабочую зону, я тебя подлечу». Он привел меня к эстонцам. Там стояли с подводной лодки большие дизели – они и освещали зону. На этих дизелях работали эстонцы, ну, как котельная. У них были вазоны алоэ. Большие такие вазоны. Я вот приду с ним, он срывал листья, этот дядя Степан, как его называли. И политуру... Тогда еще не было лаков химических, были лаки натуральные, фруктовые – мебель ими покрывали. И он вот мешал этот лак, сыпал немного соли, выбрасывал это все, и давал мне где-то по 200 граммов этого спирта, я этим алоэ заедал. И где-то буквально через неделю я абсолютно вылечился. Так этот Давиденко был ездовым у Стеценко. Действительно, были молодогвардейцы, о которых до сих пор говорят.
В.В.Овсиенко: Что Вы знаете об этом? Потому что сейчас наш господин президент Кучма реанимирует героев Краснодона, хочет воспитывать, учить патриотизму молодое поколение на этих героях.
В.И.Кукса: Я могу сказать то, что я слышал. Этот дядя Степан Давиденко, по отчеству не знаю, был будто бы отчимом Олега Кошевого. Их было трое: Стеценко, Давиденко и еще один. Теперь я вспоминаю, что в газетах когда-то об их суде писали. В зоне я уже узнал: если вы подпишете то, что мы вам скажем – ну, это КГБ, – то вы останетесь живы, а если нет, то, как говорится, вам гаплык. И будто бы одного расстреляли, третьего, а эти двое остались в живых. Так я в Мордовии с ними встретился. Так Стеценко был бургомистром Краснодона, а Давиденко у него был кучером. Говорит он, Стеценко: «Запряжешь завтра коней, поедем, немцы хотят арестовать Тюленина и там еще кого-то». А за день до этого, под вечер, встретился он, этот Степан Давиденко, с Тюлениным и говорит: «Сережа, беги, потому что тебя завтра приедут арестуют». Ну, а он и еще там молодые ребята не послушали. Действительно, они приехали, а немцы их забрали. А попались они якобы на том, как рассказывают, что там была немецкая машина с подарками. Это было перед Новым годом, там были рождественские подарки. Эта машина не закрывалась, так будто бы они обокрали эту машину, а шоколад дали мальчику, по-моему, этого Земнухова Ивана. Этот мальчик вышел на улицу с этим шоколадом, а там какой-то патруль увидел шоколад и по этому шоколаду они напали на след этих ребят. Вот такой эпизод.
В.В.Овсиенко: Так за это их арестовали и...
В.И.Кукса: Ну, а там уже Бог его знает, я не знаю, какие у них там были деяния с этой «Молодой гвардией», было ли оно там на самом деле, я этого сказать не могу, я только говорю то, что знаю об этих людях, потому что я их лично обоих видел, с одним очень близко говорил, и не один раз, так, как с Вами говорю.
В.В.Овсиенко: Евгений Стахив, известный оуновец, был в подполье в том Краснодоне, так он говорит, что практически советского подполья там не было, там было подполье оуновское.
В.И.Кукса: Оуновское, правильно.
В.В.Овсиенко: А об этих ребятах он действительно слышал вот такое, как Вы сейчас рассказываете, и все. Кража этих подарков – больше ничего, собственно, и не было.
В.И.Кукса: Ну, так оно было или не так, это если бы собрать все те архивные документы, то, может, что-то из этого можно и сложить, или если бы был жив, например, Давиденко или Стеценко. Тогда уже ему было где-то за семьдесят лет, а это прошло тридцать лет – ясно, что его нет в живых. И этому Давиденко тогда было уже где-то лет шестьдесят. Ему сказали, что ты отсюда не выйдешь, это он знал. Или чтобы он не ехал туда, откуда приехал. Ну, наверное, у них был с органами такой разговор, чтобы они там не появлялись. Наверное, его тоже нет уже в живых. Он мог бы действительно рассказать правду об этом, как оно было на самом деле, потому что он действительно был кучером у бургомистра Краснодона, это я знаю точно.
За несколько дней до освобождения надо сдать вещи на шмон. Ну, что там у меня – ничего не было, книги были некоторые. Пришел, там процедура, что раздевают тебя догола и заглядывают везде, проверяют, щупают, не вынесешь ли ты чего-нибудь. (Смеется). Прощупали, ничего у меня такого нет, что бы у них вызвало какое-то там подозрение. Это было утром. Дождался, пока выдадут мне паспорт там, в Мордовии. Выдали паспорт. Тут ко мне подсел один…
В.В.Овсиенко: Что, Вам мордовский паспорт выписали?
В.И.Кукса: Да, мордовский паспорт выписали. Но когда я приехал в Киев, то с тем паспортом нигде не берут на работу. (Смеется). А паспорт дали, ко мне подсел один сопровождающий, который провел и посадил меня уже в поезд «Потьма – Москва». Так я приехал уже сам в Москву, приехал домой – так я уже отца застал мертвого. Уже не в хате, а там, на кладбище.
В.В.Овсиенко: А Вам сообщили о том, что отец умер, или Вы не знали?
В.И.Кукса: Я не знал. Может, я уже уехал оттуда. Говорят, что телеграмму давали, но...
В.В.Овсиенко: А родственники знали дату Вашего освобождения и не хоронили отца?
В.И.Кукса: Да, дали телеграмму, но мы с телеграммой разминулись.
А после того, ясно, что постоянное гонение…
В.В.Овсиенко: Так Вы вернулись в село?
В.И.Кукса: Нет, я приехал в Киев. Сначала приехал я в село, побыл там немного. Поехал в Киев. Мне предложил один знакомый: «Давай, – говорит, – на экскаватор, есть у меня одно место, потому что тебя сейчас не возьмут нигде на работу, иди ко мне на экскаватор, я тебя возьму». Он меня взял машинистом экскаватора. Меня долгое время не хотели прописывать в Киеве, хотя брали-то меня из Киева. А потом все-таки меня прописали и поселился я в это же общежитие, откуда меня арестовали. Но все время на меня, как говорится, было гонение. Где-то что-то – меня постоянно вызывает участковый милиции. При каждом участке милиции, где ты живешь, есть кагэбэшник, и ты должен приходить к нему, отмечаешься у этого кагэбэшника, а он пишет какие-то там бумаги, наверное, выше в КГБ. И это продолжалось до конца, пока не была провозглашена независимость, все время. Хуже было, чем в зоне.
В.В.Овсиенко: Вот Вы говорили, что после освобождения снова общались с этими же людьми?
В.И.Кукса: Ну, так мне же никто не запрещал ходить по улицам. Я был неженат – отработал, собрался да и пошел. Такими вот ходами пришел, смотрел, чтобы за мной хвост не тянулся. Возле меня неподалеку жил Василий Стус, так я часто заходил к Василию Стусу. (На ул. Львовской, 62, в Святошино. – В.О.)
В.В.Овсиенко: А Вы знали Василия?
В.И.Кукса: Да, я с ним лично был знаком. И вот так попетляю, смотрю, что хвоста нет, так зайду к нему. Ивана Свитлычного знал и домой к ним заходил, Аллу Горскую знал, в мастерскую заходил к ней, там, на Печерске. Ее мастерская была недалеко от Печерского моста.
В.В.Овсиенко: Ага, да-да, я знаю, там Борис Довгань работает и еще кто-то.
В.И.Кукса: Там немножко отдельно была мастерская Семенко (?), да и сейчас есть. Иван Русин (он должен был сегодня прийти сюда), Панас Заливаха – все шестидесятники, которые сидели в лагерях, – я с ними со всеми поддерживал отношения.
В.В.Овсиенко: А вот аресты 1972-го года на Вас никак не отразились, не делали у вас обысков?
В.И.Кукса: Делали обыски, сказали: «Мы тебя все равно посадим». Вызывали меня в прокуратуру на Печерске. Как эта улица называется? Туда вызывали, где-то там моя записная книжка и по сей день, не захотели отдавать, говорят: «Давай мы тебе отдадим рубль, но книжку не отдадим». А там телефоны были записаны.
Где я ни работал, на меня писали доносы. Вот когда уже была провозглашена независимость, как-то еду в автобусе... А я работал в «УкрНИИПроект», это угольная промышленность. Работал я там мастером участка. У меня на участке были измерительные приборы. Работали там две бригады людей. У нас было пять участков, и на каждом участке мастер. Я уже уволился из того института, перешел в «Укрнафту», еду в автобусе, подходит ко мне один, говорит: «Витя, я вот смотрю на тебя – и у меня совесть перед тобой чиста». Я на него: «А чего?» Говорит: «Все писали на тебя доносы, а я, – говорит, – не написал. Сколько на меня давили, просили: „И ты напиши“, а я так ни одного доноса на тебя не написал. И вот смотрю на тебя – и у меня совесть перед тобой чиста».
В.В.Овсиенко: А Вы того человека знали или нет?
В.И.Кукса: Ну, он же тоже работал мастером. Все писали доносы, кто работал со мной, и долго работать нельзя было. Поработаешь, смотришь, за тобой уже хвост – надо бежать, потому что ты сам уже чувствуешь, что тебе, как говорится, дышат в затылок, ты вынужден оттуда бежать. И это до тех пор, пока не была провозглашена независимость. Аж после того последний кагэбэшник из этого института, где я и сейчас работаю, исчез. Куда он делся, не знаю, только кабинет остался, где они сидели.
В.В.Овсиенко: Вот, Вы говорите, на разных работах работали. А этот последний институт как называется?
В.И.Кукса: Это сейчас Украинский нефтегазовый институт, где я работаю.
В.В.Овсиенко: А вот когда уже в восемьдесят седьмом, скажем, году возникали общественные организации, в частности, Украинский культурологический клуб, Вы принимали участие в нем?
В.И.Кукса: Нет, я в Культурологическом клубе не принимал участия, я просто интересовался этим всем. Потом за Культурологическим клубом начались митинги, начались совсем другие клубы.
В.В.Овсиенко: Так Вы там уже принимали участие?
В.И.Кукса: На всех, на всех, какие были, где можно было.
В.В.Овсиенко: А членом каких-либо организаций Вы были? Хельсинкский Союз был.
В.И.Кукса: Нет, в Хельсинкский Союз я не поступил. Он был, тот Союз, арестован буквально на моих глазах.
В.В.Овсиенко: Так это Группа была арестована, а речь идет о Союзе уже восемьдесят восьмого года и далее. А о Группе что Вы знаете?
В.И.Кукса: Я знаю, что приходили от Оксаны Мешко люди, чтобы подписывались под заявлением, и мы буквально разминулись. Если бы я пришел раньше или задержался немножко, я бы подписал то заявление. Его принесли к бандуристу Николаю Литвину, а я заходил к нему. А у него как раз родился ребенок, комнатка маленькая, там была такая сложная жизнь, а пришли с теми бумагами, чтобы он подписал. Я не могу сказать, как, должен ли он был поставить подпись, или сначала пришли сказать, что придем – я сейчас уже не помню, потому что это было давно. Я пришел, но не встретил этих людей, которые приходили подписывать эту бумагу за Хельсинкский Союз. Так я ее не подписал. А если бы, конечно, я встретил, то подписал бы и был бы второй раз судим – это была бы гарантия. Но мы разминулись. Я дальше знал этих людей – Олеся Бердника и кто там был еще в этом Союзе.
В.В.Овсиенко: Это вы говорите о Группе, а не о Союзе. Союз с 1988 года, а Группа с 1976 года. В ней были Олесь Бердник, Николай Руденко, Матусевич Николай, Маринович Мирослав, Ольга Гейко...
В.И.Кукса: Ко мне никто из этих людей не приходил. Я же рассказываю, что подходили к Николаю Литвину, а я должен был туда прийти. Вот я не помню этот эпизод – должен ли я был прийти, или я ушел уже, а должны были прийти подписать заявление в защиту этого Союза. Или их забрали уже, или должны были забирать…
В.В.Овсиенко: А в конце восьмидесятых годов и в девяностых – в каких-то организациях, партиях Вы были?
В.И.Кукса: Когда организовывалась Украинская Республиканская партия, меня пригласили в эту партию.
В.В.Овсиенко: Может, Петр Борсук? Он где-то здесь жил.
В.И.Кукса: Нет, Петр Борсук был в Рухе. Это мой добрый знакомый. Я не часто, но иногда и позвоню ему. Но последний раз, когда он мне рассказал, как Бойко им зарплату выплачивал, то он покинул тот Рух и сейчас уже вне Руха. Попросили меня поддержать Республиканскую партию, был я в ячейке Святошинского или Ленинградского района, мы собирались там на Туполева. Я пришел несколько раз на собрание, так я вам признаюсь честно, когда познакомился с тем контингентом, то там было провокаторов, наверное, столько же, сколько членов. И я не стал туда ходить. Сделал вывод, что еще не успела партия организоваться, как в нее идут провокаторы, организуют ее, а потом говорят, что это партия. Я побыл там несколько месяцев, сходил где-то раза три или четыре на собрания, смотрю – провокаторы, ну что там делать? И я отошел от этого.
В.В.Овсиенко: Хорошо, но зато Вы женились и у вас есть сын – вот об этом тоже несколько слов скажите.
В.И.Кукса: Женился, это моя женушка Мария.
В.В.Овсиенко: Когда это случилось?
Мария Полищук: В 1973 году.
В.И.Кукса: Ну, а мальчик – Владислав.
М.Полищук: 1992 года.
В.В.Овсиенко: В каком классе?
В.И.Кукса: В третьем.
М.Полищук: Будет десятого марта десять лет.
В.И.Кукса: Они сейчас по сокращенной программе – третий класс заканчивает, идет в пятый класс, четвертого же класса у них нет. Ну, это, как говорится, признаться честно, мой друг и моя опора. В национальном отношении дай Бог всем украинцам иметь таких жен, как у меня. Тогда все мужчины были бы счастливы.
В.В.Овсиенко: Вот хоть это счастье у Вас есть – а это очень много значит.
В.И.Кукса: А то, действительно, кого ни спроси – женился где-то из Рязани или там еще откуда-то. И обязательно как женится какой-нибудь патриот, то на какой-нибудь женщине, которая далеко-далеко отсюда. А потом пошли дети, а потом проблемы...
В.В.Овсиенко: А Вам в этом отношении повезло, я вижу.
В.И.Кукса: А мне в этом, как говорится, повезло: имею жену, которая действительно национально сознательная, дай Бог ей здоровья.
В.В.Овсиенко: А откуда вы, пани Мария?
М.Полищук: С Черкасщины.
В.И.Кукса: Черкасская область, Маньковский район, село Красноставка.
В.В.Овсиенко: А как Ваша девичья фамилия?
М.Полищук: А она моя и есть – Полищук. Я не меняла. Там диплом… Я художник-график, это уже чисто такая практическая работа, хотя я по образованию электронщик. А поскольку меня выжили… Я работала на ВУМе – завод вычислительных машин, так его теперь называют. Там Виктор работал, там мы и познакомились. Ну, меня там выжили...
В.И.Кукса: За национализм.
М.Полищук: Да, да. И клевали, и клевали... Вызывали в первый отдел – пришлось увольняться. А работу, сами знаете, трудно найти... А это уже знакомые из издательства помогли. Но там нужно было работать. Это графика, техническая иллюстрация учебников, книг, монографий. Так я поработала еще там 14 лет. Муж меня немножко поддерживал, я его, так работали и жили.
В.И.Кукса: И сейчас живем.
В.В.Овсиенко: Хорошо. А с Москаленко вы и дальше поддерживаете дружеские отношения?
В.И.Кукса: Ну, мы с ним никогда ничего, как говорится, не делили, не скандалили, как это бывает, что подельники между собой не ладят. Чтобы сказать, что такие огромные друзья, – нет.
М.Полищук: Потому что он живет в Буче.
В.И.Кукса: Это же надо ездить – ему или мне. Ну, когда что-то нужно, то едем.
М.Полищук: У него есть семья, там свои проблемы.
В.И.Кукса: Нет у нас каких-то противоречий или недовольства друг другом.
В.В.Овсиенко: Как-то бы надо вас свести вместе и вместе сфотографировать. Есть немного публикаций, есть этот снимок, который в газете фигурирует, – вы сфотографировались на следующий день после своего «преступления». Хорошо бы его найти, отсканировать и сделать новый снимок. Тогда бы можно было сделать хорошую публикацию. Я бы хотел, если бы это удалось, к 1 мая. А как дело с реабилитацией? Вы еще не рассказали.
В.И.Кукса: Кто только за это дело не брался, а судьи те, которые были, такие и есть по сей день. Вот та вторая статья, 222-я, которую повесили нам, – и по сей день. И никто не может ее снять. Если так разобраться, так мы, наверное, и государству не нужны, хотя тот же президент и тот же судья сидят под теми же символами, которые я нес на крышу института, за что и отсидел. Вот видите как – все сидят под теми флагами, а я – государственный преступник.
В.В.Овсиенко: Так ведь Вы реабилитированы были...
В.И.Кукса: 22 мая 1994 года статья 62 была снята, а осталась статья 222 – нож. Это тот нож, которым я срезал красное знамя, и на ту же палку вывесил наш национальный флаг. Вот за то, что я ножом срезал то знамя, – статья с меня не снимается.
В.В.Овсиенко: Это такой парадокс, что сопроводительная статья осталась, а основная снята. Как у ребят, которые в Чорткове в 1973 году тоже вывесили флаги. Одному из них, Петру Витиву, было 16 лет. Так Владимиру Мармусу, руководителю группы, 62-я статья снята, то есть преступления нет, но статья «вовлечение несовершеннолетнего в преступную деятельность» осталась.
В.И.Кукса: Верховная судебная инстанция, которая разбиралась в этом, решила, что я государственный преступник по сей день.
В.В.Овсиенко: Вы уже, очевидно, знаете, что 18 марта этого, 2002 года, состоялось учредительное собрание Общественного комитета за реабилитацию «первомайской двойки». Там присутствовали Грисюк Владимир Георгиевич, председатель Кагарлыкской районной организации Партии зеленых, я, Василий Овсиенко как координатор программы Харьковской правозащитной группы, Кравченко Валерий Алексеевич, председатель Киевской организации ДемПУ, и Таужнянский Сергей Сергеевич, сопредседатель Киевского совета объединений граждан. Мы там создали «Общественный комитет за реабилитацию „первомайской двойки“» и поставили себе задачей создать прецедент – добиться полной реабилитации Вас и Москаленко. Конечно, можно было бы сразу браться за больший кусок, то есть говорить, что таких дел много, но дай Бог создать один прецедент реабилитации, один факт. Тогда можно будет ставить вопрос и обо всех остальных. Мы подали информацию в прессу. Вы на радио «Свобода» ходили, да?
В.И.Кукса: Да, ходил на радио «Свобода».
В.В.Овсиенко: Эта передача была скоро после 19 марта.
В.И.Кукса: Сказали, что будет в четверг или вторник, или сегодня. Журналистка говорит, что мы сегодня не успеем. А тут мне один знакомый звонит: «Ты не слушал радио „Свобода“?» Я говорю: «Нет». – «Тут, – говорит, – о тебе передавали сегодня». Я говорю: «Сказали, что в четверг будут передавать».
В.В.Овсиенко: Вот приближается 1 мая, надо подготовить публикацию-другую, это дело надо раскручивать, надо создавать общественное мнение вокруг него и давить на власть. Тем более, что теперь уже Верховная Рада будет лучше, сейчас надо будет давить, чтобы приняли новый закон о реабилитации, потому что проекты есть разработанные. Общество репрессированных принимало в этом участие и целый ряд людей. Это должен быть значительно лучший закон, чем 1991 года, больше категорий людей будут реабилитированы. Надо протащить его через Верховную Раду. И такие вещи, как вот у вас висят, должны сниматься.
Ну, хорошо мы с вами побеседовали, прояснили эту картину. Я Вам благодарен за рассказ и Вашей жене Марии. Это было у нас 10 апреля 2002 года в Киеве. [Выключение диктофона].
В.В.Овсиенко: Расскажите еще о Синявском.
В.И.Кукса: Можно сказать несколько слов об Андрее Синявском. Я его знаю по работе. В рабочей зоне мы с ним встречались во вторую смену, когда надо вывозить из цехов опилки. Эти опилки сжигали в котельной. Днем я работал на экскаваторе, а на вторую смену меня посылали на трактор ДТ-20, небольшой тракторец. Я подцеплял эти вагонки (из фанеры сделанные) и по узкоколейке тянул их в котельную сжигать. Я на тракторе, а Синявский нагружал эти опилки и сопровождал меня, потому что эти вагонки часто сходили с рельсов. Снега падало много, так он идет или впереди, или сзади. Когда сильно сходит с рельсов, я останавливаюсь, встаю и помогаю ему эти вагонки ставить на рельсы, привозили в котельную, чтобы сжигали. Иногда удавалось с ним поговорить. Ну, что можно сказать – чрезвычайно образованный человек, человек высокой культуры и морали. Но чтобы я с ним дружил – то нет. Это все, что я могу сказать о Синявском.
В.В.Овсиенко: Хорошо. О Стусе.
В.И.Кукса: Был у меня один такой эпизод. Иду я к Василию Стусу. К нему там такая небольшая улочка, обсаженная такими старыми липами, смотрю...
В.В.Овсиенко: Это когда он жил в общежитии на Вернадского, да?
В.И.Кукса: Нет, когда он жил в Святошино.
В.В.Овсиенко: А, на Львовской, 62?
В.И.Кукса: Да-да. Смотрю, стоит один «воронок» под одной липой, а второй стоит немного в стороне. После лагерей я уже немножко в этих делах разбирался. Смотрю, эти «воронки» стоят неспроста. В этих «воронках» сидят люди. Я знаю, что это за люди, по виду. А туда еще ходил автобус с вокзала и, по-моему, шестой номер трамвая. Так я уже в дом к Василию не пошел и в свое общежитие не иду. Думаю, если Василия приехали забирать, то они обязательно придут ко мне, потому что я же там рядом жил, на Львовской. Думаю, поеду к Ивану Русину. А Русин жил на левом берегу в Русановке. Только я подхожу к трамваю – выходит из него Иван Свитлычный. Я же знаю, куда он идет, говорю: «Иван, не иди к Василию, там стоят „воронки“ – или обыск делают, или... Ну, чего-то они туда приехали, эти „воронки“. Наверное, делают обыск, скорее всего». Иван тоже остановился. И точно, тогда делали у него обыск.
В.В.Овсиенко: Это было до 1972 года, да?
В.И.Кукса: Я не помню, в каком это году, но еще Василий не судим был, и Свитлычный еще не судим был, но уже за ним «тянулся хвост». Вот то, что было на моих глазах, я сам видел эти машины и предупредил Свитлычного, чтобы он туда не заходил.
В.В.Овсиенко: Такие случаи бывали. 12 января 1972 года у Ивана Свитлычного делали обыск, а как раз пришел Иван Дзюба, так его там держали до конца обыска. Но тогда Дзюбу еще не арестовали, а отвезли домой, обыскали и отпустили.
В.И.Кукса: А если бы я пришел к Василию, а тут следом за мной приходит Свитлычный, то не знаю, что было бы... Посадили бы нас в те «воронки» или нет, трудно сказать сейчас, но неприятность была бы.
В.В.Овсиенко: Спасибо. [Выключение диктофона].
В.И.Кукса: Когда-то я приезжаю к матери, мать говорит мне: «Наруби, сын, дров». Я взял топор и начал рубить дрова. Так топор поднял, хотел расколоть полено, смотрю – у меня у ворот стоит дед и смотрит на меня. Я топор так и опустил. Посмотрел на меня, снял шляпу и низко-низко поклонился мне. А потом спрашивает: «Ты Иванов сын?» Я говорю: «Иванов». Говорит: «Хороший был человек, Царство ему Небесное. Но, – говорит, – ты тоже неплохой парень. Я, – говорит, – о тебе все знаю». Надел шляпу и ушел. Я стоял еще несколько минут и не знал, что мне и делать.
В.В.Овсиенко: Так говорил все-таки «неплохой» или «хороший» парень?
В.И.Кукса: Хороший парень.
В.В.Овсиенко: А что, это из вашего села дед?
В.И.Кукса: Из нашего села.
В.В.Овсиенко: А как того деда звали?
В.И.Кукса: По-моему Легор (То есть Григор. – В.О.) того деда звали, его последняя хата в селе, а если ехать из Ольшаницы, то она, наверное, будет первой.
Уже позже когда-то ко мне приехал из Киева один парень, хирург. Я ему показывал крепость Киевской Руси. Печенеги когда-то нападали, так там на реке Рось стоит и по сей день крепость. Она обнесена большим валом, у самой реки Рось. Я решил показать ему эту крепость. А назад мы возвращаемся с той крепости уже мимо дома этого деда. Говорю: «Давай зайдем к этому деду». Мы зашли, дед с таким юмором начал нас расспрашивать, откуда мы, где мы были. Мы ему рассказали. Дошло, как говорится, до современного житья-бытья, а дед и говорит: «Э-э, сейчас хорошо жить». – «А почему, дед?» – «Потому что не надо думать: за тебя уже давно подумали. Ты идешь на работу сегодня – тебе скажут, куда надо идти, что надо взять с собой, то ли вилы, то ли грабли. Обязательно скажут. Так что думать не надо. И скажут, когда тебе уйти с работы. Так что жизнь настала прекрасная». Не знаю, дед тот, наверное, уже умер, но тот эпизод у меня стоит и сейчас перед глазами.
В.В.Овсиенко: А что – когда старый человек, старый дед Вам поклонился – это Вам высокая честь! Он знал, за что поклонился.
В.И.Кукса: Это правда. Когда я это вспоминаю, когда в памяти перебираю людей из этого села – теперь же туда редко когда поедешь, только на Проводы на могилы, – то все время вспоминаю этого деда, как он стоит перед моими воротами, на меня смотрит, а я на него встал и смотрю. Это длилось несколько секунд, а потом он низко-низко поклонился.
УКАЗ ПРЕЗИДЕНТА УКРАИНЫ № 693/2006
О награждении орденом «За мужество»
За гражданское мужество, проявленное при поднятии национального флага Украины в городе Киеве в 1966 году и городе Чорткове Тернопольской области в 1973 году, активное участие в национально-освободительном движении постановляю:
Наградить орденом «За мужество» І степени
ВИТИВА Петра Ивановича – строителя аграрного предприятия «Росохацкое», Тернопольская область
ВИННИЧУКА Петра Николаевича – строителя аграрного предприятия «Росохацкое», Тернопольская область
КРАВЦА Андрея Николаевича (посмертно) – бывшего жителя с. Росохач, Тернопольская область
КУКСУ Виктора Ивановича – инженера акционерного общества «Украинский нефтегазовый институт», г. Киев
ЛЫСОГО Николая Степановича – пенсионера, с. Росохач, Тернопольская область
МАРМУСА Николая Васильевича – пенсионера, с. Росохач, Тернопольская область
МАРМУСА Владимира Васильевича – заведующего сектором Чортковской районной государственной администрации, Тернопольская область
МОСКАЛЕНКО Георгия Митрофановича – пенсионера, пгт Буча, Киевская область
СЕНЬКИВА Владимира Иосафатовича – механизатора коллективного крестьянского предприятия «Сосулевское», Тернопольская область
СЛОБОДЯНА Николая Васильевича – пенсионера, с. Росохач, Тернопольская область.
Президент Украины Виктор ЮЩЕНКО
18 августа 2006 года
