Интервью Игоря КИЧАКА
В. Овсиенко: 21 марта 2000 года в Коломые рассказывает пан Игорь Кичак.
Пан Игорь! Скажите, пожалуйста, когда Вы родились, назовите дату, место рождения и кто Ваша семья. Так, коротенько.
И. Кичак: 12 декабря 1930 года в Коломые.
Отец больше всего отличился тем, что при немецкой оккупации и в 1941 году, когда ещё была украинская власть, был директором типографии «Воля Покутья» в Коломые. Это было важнейшее в его биографии дело. А я с тех времен, с 1942 года, с 1943 года, будучи 12–13-летним, читал, например, бандеровский журнал «Ідея і чин», благодаря Курляве — был такой проводник уездный коломыйский. А он был у отца бухгалтером в типографии. Эту литературу от Курлявы и забрали у нас дома при облаве 14 марта 1950 года.
Я был связан с подпольем. Был на связи лично с окружным проводником Борисом. Имел от него псевдонимы «Сокол» и «С-18» — получил 25 июля 1948 года. Это было воскресенье, когда я его получил. Был арестован в 1951 году 28 января вечером (тоже было воскресенье) в городе Коломые, когда приехал из Черновицкого университета домой после зимней сессии.
В. О.: А Вы учились в университете?
И. К.: В Черновицком университете на историческом факультете.
В. О.: С какого года?
И. К.: С 1949 до 1951 года. Там меня арестовали по той причине, что Борис погиб 20 октября (я ехал к нему на встречу 21-го). В Прокураве (?) он погиб. А я был в Шешорах 22-го. Он погиб, и у него взяли мое письмо с подробным описанием облавы в марте 1950 года. Хотя я подписался «С-18», но содержание было таким, что меня сразу нашли, что «С-18» — это я. И получил 25 лет в январе 1952 года, 12 января.
В. О.: А какой суд Вас судил?
И. К.: Военный трибунал войск МГБ тогдашней Станиславской области. Дали мне 25 лет, отправили на Воркуту. В 1955 году дело пересмотрели и оставили мне 10 лет. Я их отбыл с тем, что у меня было два года зачетов, то есть сидел восемь. Фактически. А юридически десять. Освободился.
В. О.: И когда Вы освободились?
И. К.: В 1958 году, 28 октября. Домой, в западные области, запретили возвращаться, так что я был на Восточной Украине, в Николаевской области сначала, потом был в Днепропетровской, Кировоградской, снова в Днепропетровской на работах в совхозах, в колхозах. Такая работа.
Но я все время хотел влиять на образ мыслей людей. Я знал наизусть от Михаила Сороки (выучил в Тайшете) «Великі роковини», поэму Франко. Это была прекрасная поэма, и так же я знал «Кобзарь» Шевченко. Была у меня публицистика Ивана Франко «Наш взгляд на польский вопрос», о так называемых браках и разводах между народами. Это очень касается русско-украинских отношений. Мне годился и этот труд. Даже такие глупости, как роман Юрия Смолича «Мир хижинам, война дворцам». Там есть речь Петлюры, где он говорит: «Долой мачеху Россию, да здравствует ненька Украина» — если Вы это читали. Это так влияло на тех восточников-селян, я был доволен этим. Те люди гордились, что был такой Петлюра. Это в совхозах, по селам.
В 1960 году, в марте, я написал письмо троюродной сестре Оксане Горбачевской, и там я упомянул об убийстве Бандеры. Я там написал, что великие политические убийства ничего не предотвратили и ничего не остановили в истории. Поэтому ничтожным было убийство Бандеры, и убийства Петлюры и Коновальца ничего не остановили и не предотвратили в украинском освободительном движении.
Это письмо до неё дошло, я так адрес написал, чтобы она получила письмо.
В. О.: А где она была?
И. К.: Она училась в Черновицком университете. Письмо пришло к куме, на адрес ее бабки Козловской. Никто письмо не перехватил. Она письмо забрала. Но ее мать потом написала дочери в Черновцы (а почта между мамой и дочерью контролировалась): «Того письма, что ты забрала с собой, чтоб его не было, помни!» У неё сделали в общежитии обыск, она то письмо смяла, но его отобрали, и я за то письмо был арестован второй раз.
В. О.: Когда Вы были арестованы?
И. К.: 9 апреля 1960 года.
В. О.: Где именно?
И. К.: В Днепропетровской области, в городке Васильковка. Я там работал в совхозе. Это был повод для ареста. Этого было маловато для того, чтобы меня за это осудить, так мне из лагеря подбросили пару писем за разные годы — с 1957 года, с 1956, с 1955 по письму.
В. О.: Это были Ваши письма, так?
И. К.: Да, те, что были задержаны. И две почтовые открытки «Христос воскрес! — Воскресне Україна!», которые в лагерях мы делали и высылали на Украину. Я в лагерях сам написал по памяти очерк по истории Украины, писал разные статьи, в том числе большую статью «Что такое советская власть?». Она, кстати, теперь вышла в Лондоне, потому что те статьи сохранились в Стрые. Парень привез мне, я восстановил текст, и эта статья вышла в Лондоне в журнале «Визвольний шлях». Это большая статья — анализ большевизма от его возникновения и в развитии, в таком стиле. В 1955 году написана.
Это у них было на меня. Но, видно, у них было мало данных. Мой следователь майор Мороз говорил: «Как покажу, что у нас есть, — ты поседеешь». Может, у них были материалы, потому что у хлопцев в Белой Церкви забрали тот очерк по истории Украины, но не моей рукой написанный. И автора никто не подозревал. Так что я был как бы историком. Но у них было это письмо про бандеровский теракт, где я написал, что народ не знает, кого потерял, что со дня смерти Шевченко Украина не знает такой большой утраты.
На суде, когда меня судья спросил, что я думаю о Бандере, я ответил: «Я не знаю другого украинского имени, которое было бы так широко известно в мире, как имя Степана Бандеры». Он мне ответил (Чеботарев): «Но он боролся против советской власти!» Этим он подтвердил, что я прав. Но я ему ответил, что Бандера боролся против всех и всяких оккупантов Украины. И я получил еще десять лет. «Великі роковини» Франко меня «спалили», поэма Франко. Но я говорю, что знаю наизусть эту поэму, я снова запишу её, ту поэму. «Кожен думай, що на тобі мільйонний стан стоїть!» Помните? Это такая поэма, что никто её не печатал. А я от Михаила Сороки выучил наизусть всю. Она мне очень пригодилась в разговорах на Восточной Украине с теми восточниками. Я хотел влиять на образ мыслей людей, потому что они стали не такими, как надо, украинцами, те хохлы. И они такими становились. Люди мне впоследствии признавались.
Там мне пришили ещё какую-то явную ложь, какого-то немца ещё мне нашли, который выдумывал. Я забыл, как он назывался, пасечник он или кто, — что якобы я агитировал его «бороться за независимую Западную Украину по примеру малых стран». Я им сказал, что это же бессмыслица. Тогда следователь написал в протоколе без «Западную», а будто бы за всю. Ну, как бороться за ту «Западную Украину»? Это смешно вообще. Или им было мало того письма и тех нескольких писем, перехваченных в предыдущие годы.
В. О.: И какую статью Вам инкриминировали?
И. К.: Десятую — агитация. Тогда называлась «вторая статья». Тогда был такой всесоюзный закон, вышел в декабре 1958 года. Нового кодекса ещё не было, тот предыдущий уже не действовал, и это была статья, повторявшая все 58-е. (И. Кичак был осужден по ст. 7, п. 2 Закона СССР от 25.12.1958 г. «Об уголовной ответственности за государственные преступления». — В.О.).
В. О.: То есть, фактически, «антисоветская агитация и пропаганда», так?
И. К.: Да. Так и называлась. Ну, и получил я десятку.
В. О.: А следствие длилось долго?
И. К.: Недолго, с 9 апреля по июнь. 23 июня 1960 года уже был осужден, а 13 августа приехал ко мне в тюрьму полковник Защитин из Киева и предлагает мне поступить в их цековскую школу.
В. О.: Это интересно!
И. К.: Я говорю: «Я уже осужден!» — А он говорит: «Это не имеет значения! Там у нас будет литература, красивые девушки», — в таком тоне. — «Нам нужны такие люди. Но надо начать с того, что ты даешь мне характеристику на всех, кого ты знал по Воркуте». Я от этого отказался. На этот раз поехал в Мордовию. Отбыл десятку в Мордовии.
В. О.: Где Вы в Мордовии были?
И. К.: В Мордовии был в седьмом лагере. Там в мой барак попал Лукьяненко Левко, как раз в мою секцию. Он меня упоминает в своих воспоминаниях. Я ему «Декалог» первый раз прочитал и наши идейно-политические основы — Декларацию наизусть знаю с 1945 года. Он меня упоминает в своих воспоминаниях, что из-за меня он начал иначе думать. Потому что он приехал в лагерь коммунистом. Самостоятельником, но — коммунистом. А из-за меня начал менять свой образ мыслей на националистические позиции. Теперь меня вспоминает.
Последние восемь лет я отбыл там, где эта камерная система — особый режим, десятый лагерный пункт. Оттуда и освободился.
В. О.: А как это Вы попали на десятый? Какой Вам дали режим?
И. К.: В 1962-м или когда-то они сделали разные режимы, и как особо опасный рецидивист я попал на десятый, потому что я второй раз сидел.
В. О.: На особый режим?
И. К.: Я там отбыл восемь лет, до конца. Вместе с Иваном Мироном был в том десятом. А это камерная система. Я там восемь лет в камере сидел, с тем, что мы на работу ходили. Я там на работу ходил. Это был филиал автозавода, «Москвичи» выпускали. Я делал тормозные колодки для «Москвичей». Токарная работа на станках. Автозавод.
Но раньше, ещё когда был общий режим на седьмом лагере, я был с Лукьяненко. А на особом был с Синяком Дмитрием, который был охранником у Гомона.
В. О.: Дмитрия Синяка я знаю.
И. К.: А он был охранником у Гомона, краевого руководителя пропаганды нашего края. Это был мой ближайший друг по тому лагерю. Воденюк Олекса с Воркуты.
В. О.: И Воденюка я знаю. Только его я уже на воле знал. В Бердичеве он жил после освобождения. А сидел на Воркуте.
И. К.: Да, по Воркуте, потом в Мордовии. Мы в одной камере с ним сидели. Синяк был у меня через стену. Вот так.
Отбыл я те восемь лет, приехал домой.
В. О.: Это когда Вы приехали домой?
И. К.: В 1970 году в апреле.
В. О.: Куда домой?
И. К.: Уже разрешили мне домой в Коломыю, к родителям. И тут такой важный момент. Я с малых лет интересовался историей Украины. Когда мне было 12 лет, мне тетя подарила на 12-летие книжку Донцова, «Марія Голуб» называлась. Где искать наши исторические традиции — двенадцатилетнему парню. Я уже журнал «Ідея і чин» читал. И вторую такую, Омельяна Терлецкого «Освободительная борьба украинского народа». У меня была книга от отца 1940 года «История Украины» Дорошенко — такая красивая, в красной обложке, такие разные буквы. А меня заинтересовало, что такое «анты». Это же вопрос. А смотрите, это идейное оружие. Интересно, кто такие «анты»? У меня есть «Советская энциклопедия», четырехтомная «История Украины», там Михаил Брайчевский пишет, что «анты» — слово неизвестного происхождения и значения. Я дошёл на советской литературе до того, что на всех тюркских языках слово «ант» означает «присяга». Следовательно, «антами», то есть «присягнувшими» друг другу, взаимно. Так назвали нас, наших предков, наши тюркские соседи, понимаете? Вот что означает слово «анты» и откуда происходит. По-тюркски — «присяга», «присягнувший».
Второй вопрос — «Слово о полку Игореве». Меня интересовало, что же такое «Троянь»? А Вы обратите внимание, это то, что я хотел сказать о том идеологическом оружии. На седьмом веке Трояновом описываются события XI века, нескольких лет подряд. Одиннадцать минус семь равняется четыре. Первым веком Трояновым является IV век — это есть первый век Антской державы. Выходит, «Троянь» — это самоназвание Антской державы. А почему «Троянь»? Я еще в лагере получил от отца книгу «Происхождение Руси» Михаила Брайчевского, 1968 год. Там есть такая карта, страницу не помню — 146 или 148, так припоминается. Три группы украинских племен: полянских — шесть племен, древлянских и северянских. Киев на стыке их трёх — вот вам «Троянь»! Трое. И они все являются антами. Сам Брайчевский считает, что анты — только поляне, по той книге. Но Прокопий Кесарийский пишет, что анты живут на берегах Понтиды, это Азовское море и Дон, и до Танаиса, там живут северяне. Следовательно, северяне тоже анты. И древляне, по Третьякову, — тоже анты. Поэтому анты — это три группы племен. И выходит, что Антская держава — самоназвание её Троянь — это первая Украинская самостоятельная соборная держава, с 376 года есть первая дата об Антской державе, по 602 год, когда она была уничтожена аварами. Первая Украинская самостоятельная соборная держава без никаких старших и прочих братьев, от Сяна до Дона, и Киев — столица. Понимаете меня?
Я на эту тему написал статью, в 1983 году, кажется, или в 1982-м. Забыл, как это было. Хотел напечатать ее в журнале «Жовтень», так он тогда назывался. Я назвал ее «Ещё раз об одной загадке в нашей истории». «Жовтень» запланировал ее к печати. Я об этом не знал, потому что ответ от них не получил, КГБ перехватило. Когда я писал второй раз, то ответили, что так и так, мы же уже отвечали. Я понял, в чем дело. Но ко мне приезжал какой-то то ли капитан, то ли майор, потому что они потом были и так, и так — Петренко из Ивано-Франковска приезжал домой в апреле 1983 года, а в августе 1983 года — на работу (я работал электросварщиком на заводе в Коломые) приезжал Маслий, майор, на научные темы говорить.
Ещё у меня была тема — о 2500-летии Сколотской державы. Потому что то, что скифы — это славяне, это уже так принято считать. Я уточнил, что не просто славяне. Что скифы — это праполяне, это предки полянских племен. Это такая тема. Так же невры (?) — предки древлян, а меланхлены (?) или, ранее, киммерийцы — предки северян. Это то же самое. Киммеры — это северы, только буквы там греческие, это то же самое. Но это только Сколотская держава — это большая наша праполянская держава. Но важно, что это первая Украинская соборная держава. И что вышло? Статью мою, получается, должны были печатать. Но КГБ помешал. А я переправил её в Лондон. В декабре её в Лондоне уже получили. Потому что я на Николая уже получил весть через Польшу, у меня был контакт.
В. О.: Какого года?
И. К.: 1983 года. Через Польшу был контакт. Как печатать: под псевдонимом или нет? И что случилось? 24 декабря, на польский Сочельник... А я видел раньше, там было так: три метра до забора и три метра дальше — там за стеной есть ремконтора, то там есть что-то такое не такое, как надо. А сторож подсказал моей маме, что там есть группа франковских оперативников из КГБ. Я решил не смотреть, кто ко мне приходит, потому что у меня в то время, в ноябре 1983 года, ночевала жена Лукьяненко, Надежда Никаноровна. А они думали, когда я буду идти. Я, когда шел, сказал жене, что иду туда-то и туда-то к портному шить костюм. Перехватили меня над Черным потоком — это переход от нашей улицы на Довбуша, — два кагэбиста. Один мне на расстоянии вытянутой руки осветил лицо спичкой, будто хотел у меня прикурить или спросить, нет ли у меня папирос. Второй мне пустил в лицо струю — я и не видел что, но так опасно. Потом что оказалось? Я еще перешел на ту сторону и свернул за кусты: что это будет? Они вернулись, они не шли по Жданова на автостанцию, а они с автостанции меня ждали в том месте. Вернулись, что-то искали. Искали, видно какую-то ампулу. Спичками светили, чиркали и пошли на территорию этого ремстройуправления. Это воскресенье было. А утром меня на работе хватил инфаркт, я будто выключился.
В. О.: Когда это произошло?
И. К.: 24 декабря 1983 года. Андропов был тогда Генеральным секретарем. А причина вот какая. Они хотели со мной похоронить мою идею Украинской самостоятельной соборной державы, которая была аж за пятьсот лет до Киевской Руси. Хотели эту идею спрятать. Врач Лиснянская потом мне сказала, что это был расчет на полтора суток. Я должен был умереть от инфаркта за полтора суток. Мама дала мне какой-то чай с тмином, так меня разобрало сразу, думал, что уже мне капут. «Мама, — говорю, — я уже умираю. Я холодный». Вызвали скорую, на простыне меня вынесли. Мне повезло, что я успел в больницу попасть, что сделали анализ крови: гемодез — очищение крови, переливание крови. Я выжил с тем, что мне врач Дройлик написал, у меня есть та болезнь. Там пишет: «бактериальный шок из-за столкновения с бактериальным облаком».
Тогда же похоронили какого-то чекиста, неожиданно умершего. Я еще говорил (жена мне газету «Червоний прапор» принесла): «Это, наверное, тот, что возле меня стоял, потому что на расстоянии протянутой руки — это недалеко». Он не ожидал, но, может, та струя и его захватила, такое дело. Всё может быть. Похоронили вместо меня чекиста. Говорят, кто яму под другого копает, тот сам в неё ложится.
Я из больницы пишу в Лондон письмо: «Немедленно печатайте ту статью». Одну и вторую они уже имели там. Это мне гарантия безопасности. Статьи вышли в начале 1984 года. В первых номерах — одна и вторая, в «Визвольному шляху». Меня потаскали в КГБ, это само собой. Если это была моя гипотеза, то убить оппонента — хороший аргумент в дискуссии. За такую гипотезу.
Но было ещё и такое. Мне в августе 1984 года подбросили бандеровскую литературу в дом. Как интересно вышло? Я был в Шешорах, потому что у меня было воспаление легких. С женой и с дочкой. Дочка у меня маленькая была, школьница. Кагэбисты узнавали, один ли я там, или с семьей? Узнали, что все мы там. Мы вернулись домой в августе. Я увидел, что у меня в доме, в книжном шкафу, две книги стоят не так, как надо: страницами к комнате никогда не кладу. Значит, у меня был кагэбист в доме. Может, их было двое. Мне сказали, что в доме кто-то был. Был в КГБ хороший человек. А жене в то время приснился сон. Два каких-то. Один из них говорит: «Мы были у вас в доме и что-то оставили под шкафом. Пусть Игорь будет осторожен!» — так она мне сказала про сон. Она сказала: под шкафом. Но я ничего нигде не нашел. Мы пошли к теще. А дочка... Знаете, у меня были швейцарские календари, которые мне прислала Гальская-Винценс... Такие иллюстрированные, со зверями, с птицами, с пейзажами. Прислала Гальская-Винценс. Был такой прекрасный писатель при Польше, Станислав Винценс, это его песня «На высокой полонине». А это его родственница, невестка Гальская-Винценс мне те календари прислала из Швейцарии.
Дочка вытащила те календари и в одном из них нашла подпольную брошюру 1948 года, 31 страница на машинке. Им надо было только прийти, вытащить — и я снова получаю десять лет! Ну, откуда там взялась бандеровская литература? Что я там прячу, так? Когда я вернулся, дочка мне это показала и спросила: «Что там у тебя за „Легенда“?» Это называлось «Переяславская легенда». Автора там не было. Я это сжег. Но может ещё что-то такое есть? Я на работе сказал, везде, что я жду обыска. Я уже кое-что нашел, что было не мое.
Итак, я жду обыска. Если у меня что-то найдут, то это будет не мое, потому что я жду их. Обыска не было. А тут началась перестройка. И я уже был спокоен. Это был последний момент, в августе 1984 года.
Но какова причина? Получается, вот эта моя «Троянь». Если это гипотеза, то можно дискутировать. Но, видно, эта гипотеза хорошо обоснована, что единственный аргумент — это убить человека, чтобы эта идея была похоронена вместе с ним. Эта тема закрыта.
В. О.: Я хочу спросить, какой у Вас сейчас статус? Вы сейчас на пенсии или где-то работаете?
И. К.: Пенсионер с 1992 года. Я работал, пока не вышел мне срок, а там уже и работы не было. У меня была и пенсия, и зарплата, а у парня — только зарплата за полсмены работы. Я сам ушел с работы. Потому что мне было стыдно так его эксплуатировать.
В. О.: Я хотел бы, чтобы был зафиксирован Ваш адрес и телефон.
И. К.: Телефона у меня нет, а улица Леонтовича, дом 22, квартира 5.
В. О.: Вы в каких-нибудь общественных организациях состоите?
И. К.: Я состою в Союзе политзаключенных. С самого начала я в его Совете. В этом году из Совета вышел, потому что уже надоело мне всё тянуть в Совете и в Братстве. Я состою в Братстве ОУН-УПА, как бывший член ОУН. Да и не только бывший, а и нынешний, само собой, мы и дальше существуем как таковые. Больше ни в каких организациях.
Тут сейчас в Коломые живет Площак. Теперь Курлява вернулся из России, тот, что был ещё при немцах уездным. Василий Курлява, чьи подпольные издания я читал еще в 1942 году, будучи двенадцатилетним парнем. Он теперь в Коломые живет, вернулся из России. Он тоже два раза сидел. Потому что раз его поймали как надрайонового, но под чужой фамилией.
В. О.: А приговор 1960 года у Вас сохранился?
И. К.: Нет, нет.
Что странно, что против меня применили бактериологическое оружие — за научную гипотезу! Но это очень сильная гипотеза. Потому что Антскую державу все знают. А что это то же самое, что Троянь — до этого никто не додумался, а это та же штука. И что анты по-нашему — это присягнувшие, а буквально — побратимы между собой. Анты по-тюркски — побратимы, так можно перевести, а укры — то же самое по-санскритски. Итак, Украина — это «земля побратимов».
В. О.: Это интересная гипотеза!
И. К.: Вот у меня напечатаны статьи на эту тему. Так за это следует человека убивать? Можно дискутировать и доказать, что это не так, а не вызывать инфаркт.
В. О.: Ну, это понятно, с кем Вы имели дело!
И. К.: Вы знаете, в чем они промахнулись? Они бы меня там повесили, я бы им отпора не дал, я маленький, куда я? А они такие два высоких, здоровых. Они бы меня повесили на тех ивах и сказали бы, что я сам повесился по какому-то случаю. Если бы я ходил и ждал, что они напечатают в том «Жовтне». Но это не вышло.
В. О.: Интересно, были ли те статьи опубликованы за рубежом?
И. К.: Да. Сразу в 1984 году в первых месяцах одна статья и вторая в лондонском журнале «Визвольний шлях». Я там очень много печатался. И в этом году, между прочим, в восьмом номере есть моя статья о 1959 годе. Называется «Год на Большой Украине». О годе моего пребывания на воле на нашей Украине, с 1958 по 1960 годы. «Год на Большой Украине» вышел в этом году в восьмом номере «Визвольного шляху».
В. О.: Хорошо. Я где-нибудь могу найти эти номера. Я Вам благодарен.
Это был пан Игорь Кичак, 21 марта 2000 года в городе Коломые в доме Мирослава Симчича. Записал Василий Овсиенко. Харьковская правозащитная группа.
Кичак Игорь Иосифович. Снимок В. Овсиенко 21.03. 2000.