И н т е р в ь ю Павла Ивановича О т ч е н а ш е н к о
С исправлениями в июле 2006 года.
В.В. Овсиенко: 10 февраля 2001 года в Одессе в гостеприимном доме господина Олексы Ризныкива ведём беседу с господином Павлом Отченашенко. Записывает Василий Овсиенко.
П.И. Отченашенко: Добрый день! Мне рассказывали, что род наш происходит из Полтавы. Когда-то в Бессарабии были поселения немцев, им нужна была вода. А в Бессарабии верхний слой воды солоноватый. Дед мой был инженером по добыче питьевой воды, так его послали в Бессарабию, и так наша семья осталась в Бессарабии.
В.В. Овсиенко: Имя деда помните?
П.И. Отченашенко: Степан Отченашенко. Советская власть к нам пришла только в 1939 году, но долго не продержалась — в 1941 году началась война. Так что народ не привык к той власти.
Родился я 1 октября 1941 года в городе Сарата нынешней Одесской области. Тогда была Измаильская область.
Родители перерабатывали сельхозпродукцию — коптили мясо, перерабатывали всякие продукты.
Когда в 1943 году подошли советские войска, отца забрали на фронт. Он дошёл до Берлина, был даже в Праге, имел очень много наград. Здоровый был, но потерял здоровье на той войне, много имел ран. Это отразилось на его жизни. Он начал пить. Я ещё, помню, малым был. И моя судьба сложилась очень тяжело. Когда мне было 7 лет, в 1948 году умерла мать, а отец был слаб после войны. А ещё у меня было два брата. Отец начал просить какого-то лечения, но власть на это не обращала внимания, хоть он имел очень много наград. За эти домогательства его бросили в тюрьму. Он отсидел 4 года, был на строительстве Куйбышевской ГЭС.
В.В. Овсиенко: Когда отец был репрессирован?
П.И. Отченашенко: Это было где-то в 1949–50 году. После освобождения он долго не прожил, умер. Так что остался я один, меня воспитывали тётки.
В.В. Овсиенко: Вы так имя отца ещё и не назвали? Назовите, пожалуйста.
П.И. Отченашенко: Отца звали Иван. Я — Павел Иванович. Маму звали Мария, девичья фамилия — Подуст. По матери очень много родственников. Отец из немецкой колонии Сарата. Сейчас есть Саратский район Одесской области — это бывшая немецкая колония. А женился он на маме из Плахтиевки — это казацкое поселение.
Окончил я школу в Сарате и поехал учиться в Одессу. Поскольку у меня родителей не было, мне пришлось пойти в ПТУ. Тяжело было, конечно. Это был 1957 год. Окончил обучение, получил профессию строителя, меня направили в Котовск Одесской области на строительство сахарного завода.
Я был очень активный — молодой был, энергичный. Нам всё время вдалбливали эту коммунистическую идею. Но я уже тогда видел в ней некоторые недостатки.
Я проработал в Котовске 4 года. Очень тяжело там было, это была комсомольская стройка. Работали и днём, и ночью даже — нужен был государству сахарный комбинат. А потом я переехал в Ильичёвск, потому что начали строить Ильичёвский порт. И поступил я в Одесский строительный институт, на вечернее отделение. Это был уже 1963 год.
Я в то время был комсомольцем, вёл комсомольскую работу. Откровенно скажу, тогда национальных идей у меня не было. Мы были как пролетарии. Так были воспитаны в школе. Даже и мышления такого не было. В то время считалось, что все должны быть равными — никаких национальностей. Познакомился с несколькими ребятами — молодые, из института. Мы начали анализировать жизнь. В то время у власти был Хрущёв. Он начал реформы сельского хозяйства, там «догоним Америку», «перегоним», но всё оно оборачивалось наоборот. Мы, молодёжь, всё это стали замечать. Начали исчезать продукты, возникли очереди. Жить становилось хуже. Нас была группа, где-то человек 6 парней, — мы начали советоваться. Но ведь не было никого старшего, чтобы нам что-то помог, это мы сами. Я пошёл в библиотеку, понабирал литературы, начали анализировать. И начали мы делать «самиздат». У кого немножко есть талант — мы начали рисовать карикатуры на Хрущёва, на власть и вывешивать везде. Некоторые оставались с балкона посмотреть, какая реакция будет.
В.В. Овсиенко: А где вы их вывешивали?
П.И. Отченашенко: В людных местах в Одессе, в Ильичёвске.
В.В. Овсиенко: Это были плакаты какого размера?
П.И. Отченашенко: В то время вообще было тяжело с бумагой. Мы покупали плакаты типа «Да здравствует КПСС!» и на белой обратной стороне рисовали.
В.В. Овсиенко: Там были какие-то надписи, кроме карикатур?
П.И. Отченашенко: Были такие надписи: «Долой партию Хрущёва!» Конечно, органы КГБ начали искать, кто это делает. Мы поняли, что нас начали искать. Они объявили на всех предприятиях, мы уже знали, что нас ищут. И, конечно, ребята перепугались. А поскольку у меня нет родителей и я был немножко старше, и это была моя идея, то я говорю: «Ребята, вас никого не было. Я буду один». Я знал, что есть такая статья: если один, то срок один, а если группа, то больше дадут. Ребята, конечно, перепугались, и даже сегодня, если я их встречаю, то они склоняют головы и смотрят в сторону. Я на них не обижаюсь, это были молодые ребята.
Как меня арестовали? Я почему-то догадался, что за мной следят. Я решил проверить, так это или не так, может, им уже известно. Ведь мы действовали почти год, не могли они нас не найти. Я проверил просто: поехал из Ильичёвска в Одессу на автобусе, пошёл в парк Шевченко, пошёл по аллее, иду — и резко поворачиваю назад, и вижу людей, которые за мной следят. Раз такое дело, то я сказал ребятам, чтобы ко мне даже и не подходили. А арестовали меня на работе 28 сентября 1963 года.
В.В. Овсиенко: А где вы тогда работали?
П.И. Отченашенко: В Ильичёвске, строили Ильичёвский порт. Это была мехколонна СУ-430 «Черноморгидрострой». Подошли ко мне люди в гражданском и говорят: «Ваша кандидатура предложена на работу за границей. Нам нужно выяснить некоторые вопросы». Я сел с ними в машину, поехали в Одессу. Но это был не КГБ, а здание порта в центре города, отдел кадров. Там мне предъявили, что меня арестовывают. Снова садимся в машину, везут в КГБ. Тогда в КГБ был генерал-майор Куварзин. Это такой очень большой кабинет...
О.С. Ризныкив: У меня тоже был Куварзин.
П.И. Отченашенко: Да? Завели меня в этот большой кабинет, там сидело по сторонам человек 30. Начали перекрёстный допрос: «На кого вы работаете?», «С кем вы имеете связь в Америке?» Я говорю: «Позвольте, у меня нет никакой связи ни с Америкой, ни с чем». — «Кто вам средства даёт?» Допрос длился часа два. Вопросов было очень много, и каждый задаёт вопрос с какими-то каверзами. Поэтому я тогда хорошо запомнил Куварзина. Он кричал: «Как вы могли на нашего отца, Никиту Сергеевича, такие карикатуры, такую клевету, такую пакость?!» — Это были слова Куварзина.
В.В. Овсиенко: Они уже были уверены, что нашли, кого им надо?
П.И. Отченашенко: Наверное, да, ведь они за мной следили. Под вечер сажают меня в машину «Волгу», спереди «Волга», сзади «Волга» и этим эскортом — в Ильичёвск. Во всём Ильичёвске выключили свет, даже в том микрорайоне. Я жил в общежитии — зашли в комнату, начался обыск. Ну, какие тогда у меня были вещи? Нашли там некоторые письма. Я уже подготовился: всё, что угрожало бы ребятам, я выбросил, ничего такого не было.
Повезли меня назад, в КПЗ... Как эта улица сейчас называется, Олекса, где КПЗ? На Соборной улице?
О.С. Ризныкив: А, Преображенская.
П.И. Отченашенко: Да, возле Тираспольской площади. В одиночке я там пробыл до следующего дня. Утром привезли меня в КГБ. Снова допрос, и знакомят меня со следователем. Забыл его фамилию, не помню... Приятный такой человек. Он несколько раз меня допросил, а потом говорит: «Я не вижу здесь ничего антисоветского. Мы вас освободим. Подождите». И куда-то ушёл. Ушёл, а заходит уже совсем другой человек. Поздоровался, представился: «Парторг КГБ майор Водопьянов». Ага, а первый следователь был Рожко.
О.С. Ризныкив: У меня тоже Рожко был.
П.И. Отченашенко: Да? (Смеётся). Он почему-то отказался вести дело, тогда передали его Водопьянову. Потом меня забрали в одесскую тюрьму, во второй корпус. Там на втором этаже меня держали в камере-одиночке почти полгода.
Суд был в здании суда где-то здесь, возле Думской площади. Судила меня какая-то тройка — я так считаю, что это была тройка.
В.В. Овсиенко: А как во время следствия к вам относились, было ли какое-то давление?
П.И. Отченашенко: Ну, давление было какое — не били, физического давления не применяли. А давление было такое: «Признайся, с кем у тебя связи за границей» — всё время одно и то же. Они хотели с политических мотивов перевести на бытовые, как они часто делали. Они нашли у меня, молодого парня, открыточку: девочка раздетая — вот, порнография, мы вас будем судить за порнографию.
В.В. Овсиенко: По какой статье возбудили дело, по 62-й?
П.И. Отченашенко: 62-я, часть I, да, но они хотели переквалифицировать на какую-то другую. Начали на работе искать, может, я с кем-то имел какие-то конфликты или ещё что-то. Они искали, чтобы дать какую-то бытовую статью.
В.В. Овсиенко: Да, чтобы и посадить по политическим мотивам, и чтобы политзаключённого не было.
П.И. Отченашенко: Да, что-то такое. Но в то время я был такой молодой парень, шустрый. Я тогда ни алкоголя не употреблял, потому что без родителей тяжело было, были свои проблемы, не до алкоголя.
В.В. Овсиенко: А как вам удалось тех ребят скрыть, что никого больше не арестовали?
П.И. Отченашенко: Они меня спрашивали, кто помогал, а я говорю, что никто, сам. Где покупал плакаты, материал, краски — я всё сказал.
Почему они вышли на меня, а не на кого-то другого? Кто в то время интересовался политической литературой? Никто. Все эти издания Хрущёва — они лежали, и их никто не трогал. Я поинтересовался у следователя: «Как вы меня нашли, каким образом?» Он ответил: «Да кто ж интересуется политической литературой? Мы спросили в книжных магазинах, и нам сказали, что тут приходил такой-то молодой парень, брал плакаты». А они же те плакаты снимали и знают, в каких магазинах они продавались. «Он и книжки покупал здесь. Ну, взял бы какую-нибудь художественную литературу — а то политические книжки берёт!» Таким образом они напали на мой след.
В.В. Овсиенко: Вы дату ареста назвали?
П.И. Отченашенко: 28 сентября 1963 года.
В.В. Овсиенко: Как раз-как раз хрущёвская эпоха в разгаре.
П.И. Отченашенко: Да-да. Я хорошо помню 28 сентября, потому что у меня 1 октября день рождения, и я тот день рождения встречал в камере.
О.С. Ризныкив: А они так всегда делают. У кого день рождения или какое-то событие — тогда арестовывают.
П.И. Отченашенко: Да. И судили меня — здесь Октябрьский район, возле Думской?
О.С. Ризныкив: Нет, это был областной суд. На Пушкинской, где Дерибасовская.
В.В. Овсиенко: Областной. По 62-й статье — только областной.
П.И. Отченашенко: Нет, где-то возле Думской это было. Завели меня в какое-то помещение. Перед тем, как уже заканчивали следствие, я просил сделать открытый суд, чтобы я рассказал обо всём, что и к чему. Но они ничего на это не отвечали. Когда меня привезли на суд, так сзади меня автоматчики стояли. Сидел судья (наверное, судья тоже из КГБ), и всё, больше никого не было.
В.В. Овсиенко: А народные заседатели были? Должно было быть двое, что головами кивают.
П.И. Отченашенко: Да какие-то были, но это тоже их сотрудники... Перед тем, как меня должны были завести в зал суда, сначала завели в какое-то помещение, подошла ко мне женщина: «Я адвокат, я должна вас защищать». — «А почему вы должны защищать?» — «Я ознакомилась с вашим делом. Зачем вам нужно было это всё делать?» — «Так вы меня защищаете или вы мне пришли мораль читать?» — «Вы покайтесь — вам срока не будет, и всё». — «Чего это я должен каяться? Я ничего не совершил ни против народа, ни против строя, ни против чего — почему я должен каяться?»
Суд начал допрос: «Вы подтверждаете, что это ваши листовки?» И про остальные доказательства, которые у них были. Я, конечно, подтвердил. «Ну, как вы — каетесь или не каетесь?» — «Нет, я считаю, что я делал это всё сознательно, и это правильно». — «Ну, тогда, если хотите сидеть, то будете сидеть». И зачитывает тот приговор: «с изоляцией от иных видов преступления». Тогда я не знал, что это означает, что меня в Мордовию повезут.
В.В. Овсиенко: Так суд длился всего один день?
П.И. Отченашенко: Даже полчаса.
В.В. Овсиенко: Полчаса? А дату суда вы помните?
П.И. Отченашенко: Вот дату суда я не помню. Но у меня тут есть, подождите одну минутку... По приговору Одесского областного суда от 23 декабря 1963 года, статья 62, часть 1 УК УССР, «за антисоветскую агитацию и пропаганду осуждён к лишению свободы сроком на 4 года в исправительно-трудовой колонии строгого режима».
В.В. Овсиенко: Это из справки о реабилитации? Когда вам её выдали? 16 февраля 1994 года.
П.И. Отченашенко: Это когда мою кандидатуру выдвинули баллотироваться в Верховную Раду. Я вообще не подавал на реабилитацию: если они не считают нужным меня реабилитировать, то чего я у них буду выпрашивать эту реабилитацию? И это только в 1994 году реабилитировали. От Руха меня выдвинули кандидатом в депутаты Верховной Рады. И начались такие разговоры, что я был осуждён по бытовым статьям, что я бандит. Тогда мне пришлось поехать в Службу Безопасности и сказать, что моя статья должна быть реабилитирована — дайте мне такой документ. Но они сначала дали мне такую справку, что Отченашенко Павел Иванович, уроженец Саратского района, «был осуждён 23 декабря 1963 года Одесским областным судом» по такой-то статье и «Отченашенко в настоящее время не реабилитирован». Это уже 1994 год! Справка от 5 января 1994 года. Я снял с неё копию и отсылаю письмом Кравчуку — как же действуют ваши законы о реабилитации, что это такое? Я не знаю, как это было, но уже 14 февраля 1994 года ко мне приходят, просят прощения и дают такую справку о реабилитации.
В.В. Овсиенко: Это Прокуратура Одесской области выдала такую справку. Надо её скопировать на ксероксе.
П.И. Отченашенко: Так сделаем, когда будем в городе, или вышлю вам, если надо. Могу и ту справку, и ту дать.
Ну, и отправили меня в Мордовию...
В.В. Овсиенко: Вас везли, наверное, через Харьков?
П.И. Отченашенко: Нет, была Тула, Пенза — что-то такое. Я не знал, почему меня туда везли. Сначала меня завезли в Москву, на беседу к Хрущёву. Привезли меня в Кремль, сидел я там где-то часа четыре, наверное, ждал в какой-то комнате. Меня в закрытой машине везли, я ничего не видел и не знал, куда меня привезли. Открылась дверь, зашёл Хрущёв и: «Добрый день! Ты, одессит, чего на меня такие пасквили пишешь?» — «Какие пасквили?» — «А что ты про партию Хрущёва?» (Так оно и было там подписано: «Долой партию Хрущёва!»). Я говорю, что так оно и было. «Ну, если хочешь, то и сиди вот так!» Повернулся и ушёл. Это была беседа минут пять.
В.В. Овсиенко: Где это было — в самом Кремле?
П.И. Отченашенко: Не знаю я — меня везли в закрытой машине, я не видел. Но считаю, что я был в Москве, а где — не знаю.
Когда я был под следствием, сидел в Одесской тюрьме, то меня на допросы возили в КГБ на Бебеля, и даже не воронком.
В.В. Овсиенко: А чего это вас Хрущёв удостоил такой встречи? Ведь ни с кем такого не бывало.
П.И. Отченашенко: Не знаю, чего. Я дважды встречался с Хрущёвым. Ещё раньше, когда работал в Котовске, я был ударником коммунистического труда. Это строительство сахарного комбината было очень важным. Поэтому меня выдвинули на слёт ударников коммунистического труда в Москве. Одесская делегация была человек восемь, мы всё время держались вместе. Там всё было расписано, где чья кровать, где ты должен есть, где должен сидеть. Хрущёв зашёл в зал, где обедали. Там, конечно, было на столе вино, каждый мог себе налить по рюмочке. Те люди, которые сопровождали Хрущёва, что-то ему сказали на ухо, и он почему-то подошёл к одесской делегации и сказал: «Ну что, одесситы, выпьем за ваши подвиги, за ваш труд?» Это была такая первая встреча. А вторая встреча была, я считаю, потому, что все карикатуры были только на него, на Хрущёва, и заканчивались «Долой партию Хрущёва!». Это и привело к тому, что меня повезли туда. Но, говорю, та встреча и беседа длилась 5 минут, не больше: не хочешь каяться — сиди, и всё.
Потом я оказался в Мордовии. Вы спрашивали, через Харьков ли — нет.
В.В. Овсиенко: И в каком лагере вы оказались?
П.И. Отченашенко: В одиннадцатом.
В.В. Овсиенко: Когда вы туда приехали?
П.И. Отченашенко: Я не помню, но вскоре после суда — может, месяца через полтора-два, где-то так.
В.В. Овсиенко: Одиннадцатый — это какой там посёлок? Явас, наверное?
П.И. Отченашенко: Да, это Явас. Потом там делали эксперимент. Там, где была больница — как она называется?
В.В. Овсиенко: Барашево.
П.И. Отченашенко: Да, туда собрали одну молодёжь. Какой-то эксперимент они делали. Но из того эксперимента у них получилось наоборот. Если в лагере, где было много пожилых, как-то та молодёжь рассеивалась, а тут собрали всю молодёжь вместе, то начались какие-то группировки. Я не помню, какая была на то причина, но были забастовки. Было такое, что нас в промзону вели, и потом все сели на дороге и никто не вставал часа два. Вызвали большое начальство. Какие-то конфликты были у нас тогда — я забыл, плохо помню. Это была так называемая сидячая забастовка. Они увидели, что из этого эксперимента ничего не выходит, и снова раскидали нас по тем лагерям, где мы были раньше.
Меня поразило с самого начала... Я благодарен украинской диаспоре в России... Когда я прибыл в зону, в первый день меня встретил Василий Подгородецкий...
В.В. Овсиенко: Знаю, знаю Василия Подгородецкого.
П.И. Отченашенко: Горбатый такой. Он ещё жив.
В.В. Овсиенко: Да-да, слава Богу. (Подгородецкий Василий Владимирович умер в августе 2005 года во Львове. Род. 19.10.1925 г. в с. Крушельница Львовской обл. Повстанец. Арестован в феврале 1953 г., приговорён к 25 годам лишения свободы, 5 годам ссылки и 5 годам поражения в правах. За организацию забастовок повторно осуждён на 25 лет. Пользовался большим уважением политзаключённых. Освобождён 29.03 1981, ещё дважды судим «за нарушение паспортного режима». Всего в неволе провёл 32 года. — В.О.).
П.И. Отченашенко: Он обратился ко мне на украинском языке. А я уже сам учился украинскому языку, потому что у нас в Сарате даже не было украинской школы. Там были, в основном, офицеры, военные, это была бывшая немецкая колония. Я даже и не знал украинского языка. Конечно, он мне сначала прочитал мораль — как, такой украинец, с такой фамилией — и не знаешь украинского языка? Да ты не уважаешь ни своих дедов, ни прадедов! Хоть мне было стыдно, но это было хорошо. Пригласили меня на кофе. Я впервые встретился с «западэнцами» за чашкой кофе. Ребята расспросили меня, приняли хорошо, отвели мне койку в своей компании. Я был молодой, работал на пилораме — там какой-то лесоперерабатывающий комбинат.
В.В. Овсиенко: А вы кого-нибудь помните из тех повстанцев, кто вас встретил, кроме Подгородецкого?
П.И. Отченашенко: Кроме Подгородецкого, был ещё из Николаева — не этого южного Николаева, а Николаева Львовской области...
В.В. Овсиенко: Кончаковский Николай? Из села Рудки Николаевского района?
П.И. Отченашенко: Да-да-да. Я фамилии плохо помню. Тем более, сразу, когда я освободился, то ездил к их семьям, а потом уже семья... Где-то я услышал, что Подгородецкого расстреляли, когда был побег из лагеря. Это было как раз при мне...
В.В. Овсиенко: Так это же Антон Олейник и Роман Семенюк бежали. П.И. Отченашенко: Да. Они сбежали из зоны, а им помогал Подгородецкий и ещё несколько человек. Но я же тогда этого не знал, потому что они меня в это не посвящали. Когда я освободился, то поехал к брату Подгородецкого. Потому что Василий мне сказал: «Поезжай в Карпаты, увидишь, где воевал Степан Бандера, увидишь, как живёт Западная Украина».
Конечно, я, когда освободился, поехал в это село Крушельница. Там такой висячий мостик. Мне сказали, где живёт его брат. Пришёл я к брату. Он в лесничестве работал. На второй день дал машину, дал человека, и он меня возил по тем блиндажам.
В.В. Овсиенко: Криевки показывал?
П.И. Отченашенко: Да-да. Это мне очень запомнилось.
В.В. Овсиенко: А как имя брата?
П.И. Отченашенко: Я не помню. Добрые у меня воспоминания о Василии Подгородецком. Я же там был совсем молодой, а те ребята, что бежали, были взрослые. Когда я освобождался, он говорит: «Может, тебе придётся встретиться с Олейником и Семенюком». Я приехал, а брат сказал, что они уже были, что их здесь ждут и что они пошли переходить границу где-то в другом месте. Он не говорил, куда, но куда-то уехали. Позже я узнал, что их всё-таки арестовали и расстреляли.
В.В. Овсиенко: Антона Олейника расстреляли, приписав к старому делу «вновь открывшиеся обстоятельства», а Роману добавили три года Владимирской тюрьмы. Я с Романом сидел в 19 и 17 зонах в 1974–77 годах. Он 28 лет отсидел и вышел на волю где-то в 1979 году. Он даже был председателем организации УРП в Сокале. Я с ним встречался на съезде. В 1992 году он шёл по улице во время дождя, на него наехала машина, сбила его. Люди из той же машины подобрали его, завезли в больницу, но он через час умер. Это ж надо — 28 лет отсидеть и так погибнуть!
П.И. Отченашенко: Это всё было подделано. Боже, они такое делали...
В.В. Овсиенко: Кто его знает. Вы рассказали, что посетили брата Подгородецкого. А вот о лагере не рассказали.
П.И. Отченашенко: Лагерь меня, конечно, очень впечатлил — я начал изучать украинский язык, я начал изучать английский. Времени было достаточно. Меня поразило такое спокойное ко мне отношение. Относились ко мне очень хорошо, особенно ребята с Западной Украины. Кроме того, я тянулся к молодым ребятам — это из Прибалтики, из Клайпеды.
В.В. Овсиенко: Может, Людас Симутис там был?
П.И. Отченашенко: Нет, не помню такого. Был один молодой парень из Баку, я с ним дружил. Я там мало пробыл, я всего два года отсидел, потому что мне потом сняли — это же Хрущёва уже не было. Мне не пришлось много сидеть, потому что пока то следствие, пока тот этап, а потом нас туда-сюда бросали. Для меня это было всё новое, так что время шло быстро и не очень тяжело.
В.В. Овсиенко: А освобождали из какой зоны?
П.И. Отченашенко: Из одиннадцатой. Там такая узкоколейка маленькая — и до Москвы.
В.В. Овсиенко: И что, вас выпустили на волю в Явасе? Ровно два года вы отсидели?
П.И. Отченашенко: Да, ровно два года.
В.В. Овсиенко: А каким образом вам сократили тот срок?
П.И. Отченашенко: Уменьшил Верховный Суд Украины, по жалобе, которую я подал после осуждения.
Когда я вернулся, то не мог устроиться на работу. Меня в Одессу не пускали.
В.В. Овсиенко: Вас выпустили прямо из зоны? Потому что позже возили аж домой, в свою область — чтобы не заезжал в Москву, не давал интервью.
П.И.Отченашенко: Да. Я был в Москве. Я вчера искал-искал фотографию — у меня была фотография из Москвы. Когда освободился, то сфотографировался возле Царь-пушки, Царь-колокола на Красной Площади.
В.В.Овсиенко: Тогда ещё не было моды после освобождения ходить к Сахарову?
П.И.Отченашенко: Нет. Я из Москвы сразу не поехал домой, потому что у меня никого не было дома — я поехал к брату Подгородецкому, побыл там где-то неделю-другую. Ездили по Карпатам, они показывали схроны. Интересно было. У Николая Кончаковского дома побывал, а потом уже вернулся в Одессу. Когда я приехал в Одессу — мне стоп: «Вам в Одессе не разрешено. На 101-й километр». Тогда я переехал в Белгород-Днестровский. Обратился там за работой, меня сразу приняли, но когда дело дошло до прописки — меня не прописывают. Комендант говорит: «Тут загвоздка, дали команду тебя не прописывать». Я спрашиваю: «Как так — в Одессе не прописывают, в Белгороде тоже — так куда мне ехать?» Тогда был Подгорный Председателем Верховного Совета...
В.В.Овсиенко: Он был первым секретарём ЦК КПУ, а в 1963 году ушёл в Москву секретарём ЦК КПСС. С 1965-го — он Председатель Президиума Верховного Совета СССР.
П.И.Отченашенко: Да, первый секретарь. Я помню хорошо, что Подгорному написал письмо, что если не прописывают, то пусть меня выпустят за границу или куда-нибудь — чего вы меня гоняете? Сразу пришла бумажка: разрешить.
В.В.Овсиенко: Разрешить где — в Одессе?
П.И.Отченашенко: В Белгород-Днестровском. Я приехал в строительный институт восстанавливаться — нет, ни в какую, даже не заходи в институт! Прошёл какой-то год, я снова иду сдавать экзамены. Год проучился — бах! То ли математику я сдавал, то ли что, вроде всё сдал. — «Нет, вы не сдали». — «Но я же всё ответил?» — «Нет, вы не сдали». — «Так в чём дело?» — «Дело в том, что... Выйдем на минутку... Вам не разрешено учиться в этом институте». А ещё перед заключением я с третьего курса ушёл, работал на инженерной должности строителем, много строил в Белгороде-Днестровском...
В.В.Овсиенко: Как этот институт назывался?
П.И.Отченашенко: Одесский строительный.
В.В.Овсиенко: И это вы в него снова поступили, и с первого курса вас снова исключили?
П.И.Отченашенко: Я уже к тому времени женился, сын у меня есть, уже большой. Сашко, 1967 года рождения.
Те репрессии до сих пор не закончились. Когда я баллотировался в Верховную Раду, то сначала начали говорить, что я зек, что я вор, и всякое там выдумывали. А потом встретили сына вечером и избили — у него три перелома челюсти. Я было поднял на ноги Черновола, Черновол какую-то там ноту протеста выразил, Кравчуку написали. И ничего это не дало. Сын в больнице лежал почти три месяца, здесь, в Одессе... Конечно, это на меня тогда очень повлияло. Тогда было 16 кандидатов, и я был на четвёртом месте.
В.В.Овсиенко: Это выборы какого года?
П.И.Отченашенко: Это, наверное, 1994 года.
В.В.Овсиенко: А после освобождения не было ли каких-то столкновений с властью, были ли какие-то репрессии? Кем вы работали после освобождения?
П.И.Отченашенко: Сначала я был бригадиром на стройке в Белгороде-Днестровском, потом был прорабом, потом руководителем строительного участка. Построил пол-жилмассива в том городе, курортную зону.
В.В.Овсиенко: Власть напоминала вам о прошлом?
П.И.Отченашенко: Вообще-то всё время напоминали, в покое не оставляли. Хотелось мне за границу поехать, просто по путёвке — не было разрешения, сразу обводили моё имя красным карандашом. И не рыпайся, скажи спасибо, что мы тут тебе разрешили жить.
В.В.Овсиенко: А когда началась «перестройка», когда начали создаваться разные организации?
П.И.Отченашенко: Я, конечно, одним из первых пошёл в Рух. Тогда у меня было очень много хлопот, даже пришлось оставить работу, потому что руководство начало сильно давить: как это так, что руководитель целого строительного участка, где работает более 200 человек, в Рухе? Как это так? На митингах выступает...
В.В.Овсиенко: И что, пришлось уйти с работы?
П.И.Отченашенко: Да, пришлось уйти. Были такие отношения. Но я безработным не был — пошёл в другое управление, там мне дали работу. А потом это уже успокоилось, когда к власти пришли разные партии. Знаете, в Белгороде-Днестровском дошло до того, что сорвали флаг на исполкоме и сожгли публично. Тогда возбудили уголовное дело. Но когда власть поменялась, то дело закрыли. Даже такое было.
В.В.Овсиенко: А теперь вы в каком положении?
П.И.Отченашенко: Сейчас пенсионер. Я льготный пенсионер. Во-первых, как репрессированный, во-вторых, я же строитель и на 5 лет раньше выхожу на пенсию. Но возглавляю небольшое строительное управление. Работаем, люди получают заработную плату, берём заказы от организаций. Жить-то на что-то надо. Хоть мы и боролись за государство, а ведь ничего не имеем. Те, кто работал в партии, получают пенсию по 400—500 гривен, а мы по 70—80.
О.С.Резников: Нет, я — 90.
П.И.Отченашенко: Ну да, но что вы на эти 90 можете купить? Цены растут.
В.В.Овсиенко: У меня есть ваш адрес, но вы назовите, пожалуйста, свой адрес и телефон — пусть будет продублировано.
П.И.Отченашенко: Одесская область, город Белгород-Днестровский, ул. Победы, 19, кв. 22. Телефон: 3-12-66, код 04849.
В.В.Овсиенко: Хорошо, я вас благодарю.