Василий ЛИСОВОЙ
Открытое письмо членам ЦК КПСС и ЦК КП Украины
Первый вариант этого Письма был написан мной и отпечатан собственноручно на машинке, вероятно, где-то в мае 1972 г.; его прочитали Юрий Бадзё и его жена Светлана Кириченко, которые высказали свои замечания по поводу содержания. Они посоветовали сжать, а то и выбросить абзацы, которые содержали много элементов тогдашней идеологической фразеологии, поскольку это делало текст слишком привязанным к официальному идеологическому жаргону. Я согласился с этими замечаниями, и первый вариант Письма был мной переписан и заново перепечатан — этот второй вариант Письма и стал окончательным. Из текста, представленного ниже, видно, что я всё-таки оставил большинство аргументов, которые можно рассматривать как критику идеологии с её собственных позиций. С моей точки зрения, такие аргументы нужно было включить, учитывая людей, которые принимают основные постулаты идеологии коммунизма. Письмо, таким образом, сочетает в себе элементы как внешней, так и внутренней критики тогдашней идеологии.
Предоставляя информацию об арестованных, я опирался на данные, собранные при подготовке «Украинского вестника. №7» — подготовкой этого номера Вестника руководил Евгений Пронюк. Как оказалось позже, собранная нами информация была неполной (обо всех случаях арестов мы не смогли раздобыть сведения).
Я и Евгений Пронюк решили собрать адреса известных людей — партийных и государственных деятелей, писателей и т. п. — чтобы каким-то образом вручить им экземпляр письма. Было собрано более ста адресов и одновременно должно было быть отпечатано на машинке соответствующее количество экземпляров. Правда, ещё раньше г-н Евгений Пронюк отговаривал меня от осуществления замысла, поскольку считал, что я бросаю свои способности под колёса дурацкой машинерии коммунистического режима. И всё же мне удалось убедить г-на Евгения в необходимости моего протеста, и он с тяжёлым сердцем согласился на очередную жертву Молоху (для него самого его арест был вопросом времени). Отступать было некуда: если бы страх стал всеобщим и парализовал всё общество, то избегание прямого конфликта с режимом, в надежде на какую-то его эволюцию, могло легко стать стимулом к расширению репрессий.
В начале июля я отнёс одно письмо в «Экспедицию ЦК КПУ» (Письмо было адресовано Щербицкому), второе отправил с Центрального почтамта на имя Брежнева, третье отдал в партком Института философии, сотрудником которого в то время был. Дня через два, а именно 6 июля 1972 года, был арестован. Пронюка арестовали, когда он возвращался с той сотней экземпляров Письма от машинистки. Но ещё раньше он передал один оттиск Письма кому-то, кто имел возможность передать его за границу. Там позже он и был впервые опубликован.
После ареста нас двоих Василий Овсиенко, решивший, что все оттиски Письма были изъяты, достал первый вариант Письма — тот первый вариант сохранился благодаря тому, что Петро Ромко без моего и Овсиенко ведома по собственному решению переписал его для себя. Овсиенко распространял текст этого первого варианта до своего ареста.
Такова, в кратком изложении, история появления этого Письма. В Украине это Письмо публикуется впервые. Перепечатка осуществляется с оттиска, взятого из архива ДБУ — то есть с оттиска, отпечатанного мной в своё время на машинке; текст перепечатывается без каких-либо изменений. В тексте, с которого осуществляется перепечатка, после предложения «Или потому, что при этом не применяется физическое уничтожение?» следующее предложение закрашено чернилами — я не помню, было ли это сделано мной или во время следствия. Кроме того, абзац, начинающийся словами «Иногда говорят, что литература Самиздата имеет «подпольный» характер и т. д.», перечёркнут — возможно, это не сделано мной или Пронюком перед перепечаткой Письма для распространения (чтобы машинистка опустила этот абзац) — здесь он тоже опущен.
27 июня 1994 года
Василий ЛИСОВОЙ
ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО ЧЛЕНАМ ЦК КПСС И ЦК КП УКРАИНЫ
Начиная с середины января 1972 г. в течение некоторого времени органами Комитета государственной безопасности при Совете министров УССР среди украинской интеллигенции были проведены обыски и аресты. Арестованы: И. М. Дзюба — литературный критик, общественный деятель; И. А. Светличный — литературный критик, переводчик; Н. А. Светличная — филолог, работала в библиотеке; Е. А. Сверстюк — литературный критик, публицист; В. С. Стус — поэт, литературный критик; В. М. Черновол — журналист, литературовед; М. Г. Осадчий — поэт, журналист; Л. И. Плющ — математик, общественный деятель; З. П. Антонюк — инженер; Л. В. Селезненко — химик, кандидат наук; С. М. Шабатура — художница; И. А. Стасив-Калинец — филолог, поэтесса; Н. Г. Плахотнюк — врач; Н. Холодный — поэт; Б. Ковгар — работник Музея народной архитектуры и быта УССР; И. А. Гель — исключён из университета в связи с арестом и заключением в 1965 г.; В. А. Романюк — священник и др. Широкий круг людей был подвергнут обыскам и допросам органами КГБ.
В нашей прессе долго не было никаких сообщений об основаниях арестов, и только через месяц, 11 февраля, в центральных республиканских газетах («Советская Украина», «Правда Украины», «Вечерний Киев») появилось краткое сообщение следующего содержания: «В прессе ранее сообщалось, что органами Комитета государственной безопасности при Совете Министров УССР за проведение на территории республики вражеской деятельности арестован подданный Бельгии Добош Ярослав.
Предварительным следствием установлено, что Добош Я. прибыл в СССР для выполнения преступного задания зарубежного антисоветского центра ОУН-бандеровцев, находящегося на содержании империалистических разведывательных служб и используемого ими в проведении подрывной деятельности против Советского государства. За проведение враждебной социалистическому строю деятельности и в связи с делом Добоша привлечены к уголовной ответственности Светличный И. А., Черновол В. М., Сверстюк Е. А. и др. Следствие продолжается».
Сказано чрезмерно скромно. Достаточно заметить, что за тем «и др.» подразумеваются десятки лиц. Фраза «проведение враждебной социалистическому строю деятельности и в связи с делом Добоша», хотя и содержит определённую неопределённость, говорит об объединении по крайней мере двух обвинений: одно — «враждебная социалистическому строю деятельность», а другое — тоже враждебная социалистическому строю деятельность, но уже в связи с делом Добоша. Это объединение само по себе настораживает, потому что создаётся впечатление, что аресты лишь искусственно привязаны к делу Добоша.
Мы все хорошо знаем, каким образом фабриковалась «враждебная деятельность» в период культа личности. В то время много ни в чём не повинных людей было объявлено предателями и «врагами» и жестоко наказано. Уничтожению почти всей украинской интеллигенции в течение 30-х и начала 40-х годов предшествовала фальсификация обвинений и судебных процессов в атмосфере дезинформации и запугивания. Обвинить тогда кого-либо в шпионаже не составляло никакого труда: от следственных и судебных органов никто не требовал обоснования обвинений — проходили и самые грубые фальсификации. Можно было и без фальсификаций — просто хватать и уничтожать.
Нынешние аресты я рассматриваю как рецидив тех опасных явлений. Не решая целого ряда актуальных проблем, они способны лишь обострять их и накапливать новые.
Прежде всего о характере обвинений. В чём могла заключаться «враждебная социалистическому строю» деятельность названных людей? В каких преступных связях с Добошем мог быть кто-либо из них? Подозрение в шпионаже — передаче государственных и военных тайн — настолько бессмысленно, что не может всерьёз рассматриваться. Даже своим положением в обществе они (преимущественно деятели литературы и культуры) не могли иметь доступа к этим данным. Не говоря уже о том, что моральный авторитет большинства арестованных заранее отвергает такое подозрение. Тогда что же?
Статьи УК УССР, по которым предъявлено обвинение, в прессе не называются, но они легко угадываются. Кто хоть немного интересовался судебными процессами над нашей интеллигенцией последних лет, тот знает, что людей обвиняли преимущественно по ст. 62 и 187¹, где определяются как преступные действия распространение литературы с целью подрыва или ослабления советской власти (ст. 62) и «распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй» (ст. 187¹). Статьи 62 и 187¹ не различают случаев распространения литературы (или устных высказываний) в пределах государственной границы и передачи её за границу. С другой стороны, статьёй 57-й (Шпионаж) определяется как уголовное деяние только «передача, а также похищение или собирание с целью передачи иностранному государству, иностранной организации или их агентуре сведений, составляющих государственную или военную тайну, а также передача или собирание по заданию иностранной разведки иных сведений для использования их во вред интересам СССР, если шпионаж совершён иностранцем или лицом без гражданства». Если я, передавая иностранцу для опубликования или для ознакомления определённую литературу, не совершаю при этом предусмотренного УК УССР уголовного деяния, то, кем бы ни был иностранец, моё действие не является преступлением. Принадлежность иностранца к тем или иным партийным группировкам или каким-то разведкам не может быть доказательством преступности моей связи с ним.
Выскажу прежде всего ряд замечаний о статьях 62 и 187¹. Абсолютно ясно, что эти статьи противоречат как конституционному закону Украинской ССР о свободе слова и печати (статья 105), так и Всеобщей декларации прав человека, принятой Генеральной Ассамблеей Организации Объединённых наций (в статье 19-й которой говорится: «Каждый человек имеет право на свободу убеждений и на свободное выражение их; это право включает свободу беспрепятственно придерживаться своих убеждений и свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ»). Поскольку никакой закон не должен противоречить общепризнанным международным нормам, а также действующему конституционному закону, то законы, выраженные в статьях 62 и 187¹, должны быть ликвидированы. Вызывает удивление, каким образом Верховный Совет УССР может, с одной стороны, признавать существующую Конституцию УССР, а с другой — принимать законы, которые противоречат этой Конституции. Ведь согласно конституционному закону и названной Декларации распространение даже антисоветских идей, поскольку они могут составлять чьи-то убеждения, не может считаться преступным.
Кроме того — и это не менее существенно — формулировки рассматриваемых статей и комментарии, существующие к ним, создают широкий простор для их разночтений. Ясное дело, не так легко отыскать точный критерий того, поддаётся ли в данном случае критике строй или лишь отдельные явления нашей жизни, так же как далеко не во всех случаях ясно, где заканчивается критика (или сатира) и начинается клевета. Любое самое тщательное исследование содержит определённые неточности, литературные произведения пользуются гиперболой, а всё это может быть основанием для обвинения в клевете. Если бы в наше время кто-то захотел обвинить Гоголя за клевету в «Мёртвых душах» на тогдашнюю ему действительность, то, используя статью 187¹, достаточно легко доказать его вину. Ситуацию не спасает и употребляемое в этой статье слово «заведомо» — то, что заведомо для одних, не является таковым для других. Ведь клевета не является преступлением, как, напр., кража, изнасилование и т. п., признаки которых легко фиксируются на эмпирическом уровне. Несмотря на явную опасность разночтений этих статей, следовательно, на возможность произвольного их использования, сроки наказания, установленные ими, удивительно жестоки (статья 62 устанавливает «лишение свободы на срок от шести месяцев до семи лет и со ссылкой до пяти лет или без таковой», а статья 187¹ — «лишение свободы на срок до трёх лет»).
Известно, что в отдельных современных цивилизованных странах существуют законы, по которым можно привлечь автора определённого произведения к судебной ответственности, но ни в коем случае не за политические идеи или критику общества вообще, потому что творец обязан подниматься выше общепринятых оценок, должен быть инициатором изменения взглядов и вкусов людей, и к его творчеству нелегко применить устоявшиеся нормы. Кодексы предусматривают наказание только за распространение определённых, явно антигуманных, взглядов (человеконенавистничество, расизм, эротика и т. п.). Но, учитывая сложность художественного выражения действительности, кодексы даже в этих случаях очень осторожны и определяют лишь сдерживающие меры наказания (штраф, лишение гонорара, конфискация тиража книги, запрет её переиздания и т. п.). Снова подчёркиваю: кодексы не предусматривают судебного преследования за критику того или иного общественного строя, ибо строй существует для человека, а не человек для строя. Строй, который объявил бы себя абсолютно совершенным, тем самым был бы обречён на упадок: критика существующих общественных отношений (экономических, административных, культурных и т. п.) является залогом их усовершенствования. Лишь право франкистского характера может признавать справедливость законов, аналогичных выраженным в статьях 62 и 187¹ УК УССР.
Жестокость наказаний, установленных статьями 62 и 187¹, ещё больше усиливает возможность произвола.
Но если уж исходить из факта существования этих статей (ведь сомнительно, можно ли достичь их немедленной ликвидации), по крайней мере, следует сделать всё, чтобы предупредить злоупотребление ими. Из двух зол выбирают меньшее.
Единственным надёжным залогом против такого злоупотребления является гласность судебных процессов. Соблюдение этого условия во всех случаях суда над обвинёнными по статьям 62 и 187¹ должно быть безусловным. В прессе должен сообщаться каждый случай ареста и следствия, связанный с такого рода обвинением. Должны публиковаться материалы не только те, что удовлетворяют следственные органы. Люди через радио и газеты всегда должны быть уведомлены о дате и месте суда. Почему — даже после окончания предварительного следствия — советские люди не слышат голоса самих обвинённых? Разве у нас для этого нет технических возможностей? Или у нас нет помещения для того, чтобы на суд мог попасть, если не каждый желающий, то по крайней мере как можно больше людей? И поскольку — я в этом убеждён — суд даже над одним или несколькими представителями нашей интеллигенции заинтересует чуть ли не каждого гражданина, почему не транслировать судебный процесс по радио и телевидению? Если суд справедлив, то разве он не будет иметь воспитательного значения?
Здесь ни в коем случае не должны выставляться аргументы, что, поскольку взгляды обвинённых имеют «враждебный» характер, то с ними нельзя знакомить народ. Потому что это будет означать, что суд не доверяет народу, а следовательно, перестаёт быть народным судом и становится антинародным учреждением. Ведь и следователи, и судьи, бесспорно, придерживаются того взгляда, что советский суд должен быть проявлением народовластия. Почему же тогда прятаться от народа с материалами судебного дела? Или, возможно, народ неспособен определить, что именно отвечает его интересам, что является советским и социалистическим? Смешно же думать, что закрыв перед народом залы судов, можно сохранить его в святой невинности. Нельзя наличием каких-то «неустойчивых» элементов оправдывать ограничение гласности.
Важным условием гласности должно быть ознакомление населения республики с теми материалами, которые квалифицируются как антисоветские или клеветнические (и на основе которых суд обосновывает вину подсудимых). Нельзя дело квалификации материалов (письменных, устных) отдавать в руки следователя — потому что тогда каждый следователь на своё усмотрение будет осуществлять такую квалификацию. Так же нельзя это дело перепоручать подобранным для данного случая специалистам-экспертам. Потому что ни отдельный специалист, ни группа их не могут владеть безошибочными показателями советского (марксистского, коммунистического) мировоззрения. Право устанавливать такие признаки — это суверенное право всего общества. Если, например, рядовому коммунисту или рабочему навязывается сверху кем-то уже сделанная готовая квалификация, то это не имеет ничего общего с социалистической (и внутрипартийной) демократией.
Как раз это условие гласности как единственная гарантия справедливости постоянно нарушается во время судебных процессов над украинской интеллигенцией. Некоторое время такие суды вообще были закрытыми. Затем ввели в практику систему представительства: от определённых учреждений и организаций на суд посылаются (парткомами и т. п.) представители, которые, в отдельных случаях, информируют свою организацию о ходе судебного процесса. Но такая система, безусловно, не означает открытость суда. И очень несерьёзно объяснять такую практику ограниченностью помещения. Открытость суда означает его доступность для каждого гражданина УССР — в наше время есть много технических возможностей, чтобы удовлетворить самый широкий общественный интерес.
Знает ли население нашей республики, за что потерял долгие годы в лагерях художник Панас Заливаха, осуждённый в 1965 году? Или инженер Иван Русин? Или многие другие украинские граждане, осуждённые в то время и позже. Знает ли оно, за что конкретно недавно был осуждён бывший преподаватель Ивано-Франковского педагогического института, публицист, человек высокого духовного напряжения Валентин Мороз — осуждён на невероятно жестокий срок: четырнадцать лет лишения свободы? В течение последнего месяца уже состоялся в Киеве судебный процесс над бывшим студентом-юристом В. Рокицким, арестованным по политическим соображениям в феврале с. г. Кто и что о нём знает, если на судебные заседания не допустили даже отца подсудимого. И это при наказании на 5 лет лишения свободы. Итак, очевидно, и суды этого года будут проходить в атмосфере неразглашения и таинственности.
Теперь об «антисоветской» и «клеветнической» литературе. Уже стало хорошо известно, что органы КГБ относят к антисоветской пропаганде распространение так называемой самиздатской, то есть внецензурной литературы. Я глубоко убеждён, что целый ряд произведений К. Маркса, В. И. Ленина, Т. Г. Шевченко, если бы они распространялись самовольно и не было известно их происхождение, попали бы сегодня в разряд «идеологически вредной» литературы. Недаром же в постановлениях о только что проведённых обысках выражение «самиздатская литература» получило силу юридического термина: самовольно изготовленная литература подлежит по этим постановлениям безоговорочному изъятию.
Я убеждён, что проведённые в этом году обыски и аресты были также мерой, направленной против распространения самиздатской литературы на Украине.
Вот почему, независимо от того, будет ли доказана причастность арестованных к Самиздату, необходимо здесь сказать о характере этой литературы и причинах её появления. Без чёткого представления об обстоятельствах, породивших Самиздат, нельзя дать объективную оценку всем фактам, связанным с его существованием. Что породило Самиздат и почему он проявляет столько жизнеспособности?
Начать надо с того, что у нас существует целый ряд острых социально-практических проблем. Эти проблемы известны каждому, я их здесь лишь назову. Прежде всего, есть целый ряд экономических проблем, требующих немедленного решения. Даже в тех отраслях, на ускоренном развитии которых всё время делался акцент, мы имеем серьёзное отставание. Мы вынуждены покупать за границей качественные сорта металла, самые разнообразные станки (которые часто не умеем как следует наладить и эксплуатировать). Неудовлетворительным у нас является различного вида оборудование, в частности медицинское и лабораторное. Недостатки в деятельности нашей лёгкой и пищевой промышленности известны всем. Основным видом экспорта у нас, как и раньше, остаётся сырьё (нефть, газ, лес и т. п.). Готовый продукт не может завоевать мировой рынок из-за низкой культуры производства. Одной из причин задержки развития других отраслей хозяйства является малопродуктивность нашего сельскохозяйственного производства. Имея очень хорошие земли (значительно лучше, чем, скажем, Канада), мы их не используем как следует и вынуждены много хлеба докупать за границей. Чувствуется, что после неудачного экспериментирования с различного рода экономическими реформами, развился страх перед принципиальными решениями в сфере экономической политики. Никак не придём к сознанию, что такие решения могут дать эффект, если будут выработаны с привлечением всех интеллектуальных сил в условиях свободного обсуждения экономических проблем.
Известно, что любая задержка научного прогресса сразу отражается на развитии техники и экономики. Возможно, самым решающим в развитии науки является разумный подбор и воспитание молодых учёных. Между тем здесь господствует субъективизм в худшем значении этого слова. Критическое мышление, особенно в отношении социальных проблем, считается нежелательным. А поскольку мышление человека является всегда чем-то целостным (если человек способен критически мыслить, то эта способность распространяется на всё, что его окружает), то таким образом из учебных заведений и научных учреждений выталкивается наиболее творческий элемент. В науку легко пробирается бездарь и карьерист. Подбор педагогических и научных кадров по каким угодно признакам, только не по научным способностям, — далеко не редкий случай. Можно ли этому бедствию помочь с помощью различного рода отчётов и проверок? Даже сотни проверок не заменят одного принципиального человека. А поскольку такой человек способен проявлять твёрдый характер и «непослушание», то он оказывается в числе нежелательных для руководителей.
Состояние нашей экономики непосредственно отражается на благосостоянии людей. Долго тот факт, что жизненный уровень в нашей стране ниже уровня большинства капиталистических стран, объясняли только что перенесённой тяжёлой войной, и такое объяснение находило понимание. Но чем больше десятков лет отделяет нас от войны и чем больше стран, которые тоже перенесли войну, достигают более высокого, чем у нас, благосостояния, тем менее правдоподобно звучит такое объяснение.
Крайне неудовлетворительно положение нашей женщины. Уже давно назрела необходимость принять закон о надбавках к зарплате женщины в соответствии с количеством детей. Это обуславливается также необходимостью стимулировать нестерпимо низкий прирост народонаселения европейской части СССР. Но вместо этого нашлась мудрая голова, которой пришло в голову установить порядок не оплачивать женщине для ухода за больным ребёнком больничный лист более чем за три дня (на остальные дни выдаётся лишь справка, дающая право не появляться на работе). А в то же время уход в детских яслях и садах плохой, дети часто и долго болеют. Женщина, особенно та, которая не может рассчитывать на зарплату мужа, попадает просто в безвыходное положение. Такая система оплаты в высшей степени антигуманна.
Остроактуальными являются проблемы, связанные с сохранением пригодной для человека жизненной среды. Речь идёт не только о геобиоатмосфере. Не меньшее значение имеет для человека жизнепригодная психосфера. Современный индустриальный мир сам по себе несёт определённые угрозы для психики человека. Уже это требует внимательного изучения реальных условий существования человека. Ни алкоголизм, ни цинизм нельзя побороть путём многословных постановлений и наставлений. Их не объяснишь ни влиянием буржуазной пропаганды, ни моральной неустойчивостью отдельных лиц. Поскольку эти явления приобретают опасные размеры, то необходимо искать их корни в нашей собственной действительности. К этим корням прежде всего относится бюрократизм как культ бездушного отношения к человеку и фразёрство — когда за высокими словами о человечности лишь скрываются низкоутробные инстинкты. Всё это особенно разрушительно действует на молодёжь, которая наиболее чувствительна к неискренности. Без какой-либо статистики, путём простого наблюдения, можно заметить угрожающий рост в наших городах воровства, гангстеризма и, в частности, детской преступности. У определённой части нашей молодёжи замечается отсутствие каких-либо духовных основ, цинизм, нетерпимость к культурности и гуманности, жестокость. В этих условиях резко возрастает требование гуманитарного воспитания. Но такое воспитание всё время парализуется ложно ориентированной и неумело осуществляемой идеологической работой. Вместо того чтобы воспитывать человека-творца, культивируется дух верноподданности, некритического, догматического способа мышления — так, будто всё это и вправду укрепляет наше общество и государство.
Существует определённая тенденция стимулировать развитие технических наук, тогда как гуманитарные науки рассматриваются лишь как дополнение к идеологии. Но при таком взгляде идеология вырождается в одно фразёрство и постепенно теряет своё влияние. А гуманитарные науки, которые должны не только на словах, но и фактически быть основой идеологии и политики, неизбежно несут ущерб.
Уровень культурного развития у нас оценивается преимущественно лишь с количественной стороны. Кому не известно, что Украина имеет более низкий уровень профессиональной культуры (не народно-поэтической), чем большинство стран мира. Более того, молодые африканские страны, культурный прогресс которых начался лишь в ХХ веке, имеют сейчас целый список имён художников, писателей, поэтов, известных всему миру. За цифрами о количестве библиотек, театров, клубов, самодеятельных и профессиональных хоров и т. п. мы не замечаем качественной стороны. Наш театр хиреет, кино даёт только ростки, пробивающиеся с большим трудом. Уровень литературных журналов также низок. Архитектура наших крупнейших городов уступает архитектуре больших городов Латинской Америки или даже Африки.
Хорошо известно, что отставание гуманитарных наук, как и гуманитарного образования вообще, неизбежно отражается не только на развитии культуры, но и на развитии технических наук. Потому что здесь имеет значение общая интеллектуальная атмосфера в обществе. Идеи философии, социологии и т. п. множеством невидимых нитей соединены с идеями математики, биологии, медицины и т. п. У нас же над возможностью появления человека гениальных способностей в области философии, истории, экономики, права разве что иронизируют. А потому мы вынуждены брать с Запада много такого, что, при другом подходе, могло бы быть создано нашими собственными руками. Не смешно ли думать, что гениальность классиков марксизма-ленинизма навсегда освобождает нас от необходимости появления людей универсального и глубокого ума. Но для этого должна существовать определённая духовная атмосфера.
Даже исходя из идеи конкурентоспособности СССР среди других стран мира абсурдно думать, что политическое влияние в мире определяется лишь размерами военного потенциала. Наоборот, тот статус-кво, который сложился сейчас в отношениях между самыми могущественными державами мира, не может быть в ближайшее время существенно изменён гонкой вооружений. А политическое влияние чем дальше, тем больше будет зависеть от успехов в сфере экономики и культуры.
Чрезвычайно серьёзно на Украине стоит национальный вопрос. Критика «ошибок», допущенных в национальной политике в период культа личности, и определённая демократизация жизни, наступившая после той критики, безусловно, нашли своё проявление и в культурно-национальных тенденциях на Украине. Люди увидели, что тем угрозам духовной жизни, которые несёт с собой современный индустриальный прогресс, можно создать эффективное противодействие путём культивирования этнической самобытности. Речь идёт не об отказе от индустриального прогресса или искусственном сдерживании его темпов, а о таком синтезе порождаемых им изменений с традиционными архетипами народной психологии и культуры, при котором единение людей в народ и человечество происходит на свободной и органической основе. В среде украинской интеллигенции родилась надежда, что после критики культа личности в осуществлении национальной политики будет последовательно проводиться принцип интернационализма, а не насильственная нивелировка этнических признаков. Казалось, что наконец над украинской интеллигенцией перестанет тяготеть вековой фатум: как только она хоть немного отойдёт от предыдущего побоища, как только в ней появится что-то мужественное и честное, её снова вырубают под корень, давая жизнь лишь псевдоинтеллигенции и псевдокультуре. Казалось, что будут реабилитированы ленинские принципы национальной политики не только на идеологическом, но и на государственно-правовом уровне. Ведь тот уровень национально-государственной автономии, который предусматривался Договором 1922 года, в период культа личности подвергся принципиальному пересмотру. Всему миру известно, что все сферы руководства, где необходим учёт национальной самобытности (внутренние дела, культура, образование, быт и т. п.) были переданы этим Договором в исключительное ведение республиканских государственных органов. Сейчас даже эти сферы стали сферами совместной компетенции союзных и республиканских органов. В период культа личности были почти полностью перечёркнуты все те достижения национального самоуправления, за которые народы бывшей царской России боролись веками и которые им принёс Октябрь. Сравните все принципиальные документы (партийные и государственные) по национальной политике, появившиеся накануне образования СССР и сразу после этого — то есть при жизни Ленина — с тем состоянием, которое сложилось в период культа личности и осталось неизменным до наших дней. Каждый беспристрастный человек заметит принципиальную разницу. Зачем же лицемерно прикрывать именем Ленина то, за что он не может нести никакой ответственности? Почему — вместо того чтобы искать враждебные идеи в каждом проявлении недовольства существующей национальной политикой, не попытаться трезво обсудить реальное положение дел с участием тех недовольных? Почему бы не начать, напр., общепартийную дискуссию по национальному вопросу, дав возможность выступить открыто в прессе тому же Дзюбе, Сверстюку и др.?
Известно, что «национализмом», если называть этим словом что-то реакционное и достойное осуждения, можно назвать лишь ненависть к другим народам и стремление ущемить их интерес. У нас же национализмом стал считаться сам принцип национального самоопределения — то есть тот принцип, который был одним из основных завоеваний Октябрьской революции. Разного рода демагоги пытаются объявить реакционным стремление отстаивать те или иные права нации, признанные международным правом и международной этикой. Населению Украины не даётся элементарнейшего критерия для различения вражды к другим народам, с одной стороны, и осознания своих простейших национальных потребностей, с другой. Поэтому в сознании очень многих людей, особенно в русифицированных украинских городах, национализмом является скромнейшее проявление национального достоинства и сознания, а нередко — и просто употребление украинского языка. В этих условиях наша пропаганда в национальном вопросе имеет своим следствием двояко негативное влияние на людей: в одних она воспитывает национальный нигилизм и равнодушие к общественным делам, а в других возбуждает чувство ненависти ко всему украинскому, национально определённому.
В последнее время (и в частности в связи с празднованием 50-летия СССР) всё чаще появляются в газетах и журналах статьи, в которых перспектива отношений между народами СССР толкуется в духе откровенного геноцида. Хотя «теоретики» такого геноцида неустанно повторяют, что «сближение» и «слияние» наций носит добровольный характер, но на практике каждого, кто протестует против слияния, хватают и бросают в тюрьму. Разве геноцид перестаёт быть преступным деянием только потому, что проводится под флагом социализма? Или потому, что при этом не применяется физическое уничтожение? И главное — не компрометирует ли такая политика сам идеал социализма?
Список проблем, которые настойчиво требуют своего решения, можно продолжить. Но такое решение возможно только в условиях свободного, широкого обсуждения и ознакомления народа с действительным положением дел. Ибо никакой социальный строй — пусть он имеет величайшие внутренние потенции — не может дать автоматических отмычек ко всем тем вопросам, которые ставит развитие общества.
Мы же настолько привыкли играть в секретность, что делаем это и там, где такая игра уже просто смешна. В наших высших партийных органах прижилось и гипертрофировалось своеобразное кабинетное мышление — считается, что лишь немногим посвящённым можно знать действительное положение дел, а у народа следует всегда поддерживать оптимистическое настроение (а то, не дай бог, поднимется паника). Забывается при этом, что то настроение определяется не статистическими публикациями, а ежедневным опытом — люди и без того чувствуют реальное положение дел, оптимизма такими средствами не привьёшь. Зато добьёшься того, что посеешь недоверие к каждому печатному слову.
Наши издательства получают письменные и устные инструкции не пропускать «опасной» информации в широкий круг читателей. Мотивируя разными, самыми неожиданными аргументами, запрещается подавать то тот, то другой вид информации. Так, только в последние годы запрещено подавать информацию в прессе об определённых видах инфекционных и эпидемических заболеваний (существует специальная инструкция об этом). По сути, стало невозможно говорить публично об угрожающих фактах отравления жизненной среды, об уровне детской и другого вида преступности, о размерах алкоголизма и наркомании, об ужасном состоянии многих памятников старины (побывайте только в окрестностях Чернигова) и т. п. Вся эта информация не составляет государственной или военной тайны — если, конечно, не относить к классу государственных тайн любые сообщения о наших недостатках («ведь их может использовать буржуазная пропаганда!»).
Наши граждане, в том числе и коммунисты, должны узнавать о многих фактах нашей общественной жизни либо из слухов, либо от тех же буржуазных радиостанций (сообщения которых довольно часто в той или иной форме мы вынуждены подтверждать). Прошли, напр., слухи о митинге евреев в Киеве. Зарубежные радиостанции сразу сообщили об этом. А наша пресса и радио выжидают. И, наконец, задним числом хотя бы частично подтверждают то сообщение. Разве такое поведение не увеличивает популярность зарубежных радиостанций и не подрывает авторитет и влиятельность наших средств пропаганды?
Я уже не говорю об идеях. Если ты пишешь уже бесчисленное количество раз переиначенные фразы, то можешь спокойно получать заработную плату, спокойно спать и ходить в числе «партийно мыслящих». Попытка же новаторства, особенно в области гуманитарных наук, кроме того, что будет стоить тебе нервной волокиты с издательством, может легко завершиться увольнением с работы. Остросоциальные произведения не находят своего издателя, их не любят (конечно, не читатели!). Много рукописей, авторы которых далеки от того, чтобы выражать какие-то клеветнические или антисоветские идеи, лежат в издательствах (или возвращены авторам) и не смогут появиться в печати лишь потому, что являются новаторскими и творческими. Является ли сборник стихов Лины Костенко «Звёздный интеграл» антисоветским? Может, таковыми являются стихи Игоря Калинца? Или Николая Воробьёва? Или произведения ныне арестованных Василия Стуса и Евгения Сверстюка? Может, антисоветским является произведение «Интернационализм или русификация?» И. Дзюбы? Это только некоторые из тех творений человеческого духа, которым не повезло попасть к читателю через типографии.
Цензура, осуществление которой возлагается не только на Гослит, но и прежде всего на редакторов и издательства, а также страх автора перед обвинением в пропаганде враждебных идей, убили у многих желание публиковать свои произведения.
Но мысль нельзя остановить, ей нельзя запретить выходить за пределы догматически определённых норм. Можно убить того, кто думает, но вместо него другой человек снова свернёт на те тропы, которыми шёл предшественник. Фигурально говоря, сейчас давление мысли на каждую клетку тех плотин, которые сооружаются на её пути, невиданно возрастает. Люди, которые ищут решения остроактуальных социальных проблем, чувствуют большую ответственность перед своим народом и считают преступлением молчать и ждать, пока появится возможность высказаться в наших журналах и газетах. Автор выбирает в этих условиях другой путь — отдаёт свою рукопись сразу в руки читателя. Ясно, что пусть даже несколько десятков отпечатанных на машинке экземпляров произведения не смогут охватить широкий круг читателей, их действие ограничено. Но и у автора, и у читателей нет другого выхода. Так рождается Самиздат. Чтобы путём репрессий прекратить его существование, надо до такой степени заморозить общественную жизнь, что о прогрессе в какой-либо сфере не может быть и речи. Те, кому период культа личности кажется золотым веком, пусть вспомнят, как сложилась в то время судьба самых передовых научных направлений, таких, как математическая логика, кибернетика, генетика, структурная лингвистика, квантовая механика и т. п. Думать, что такой результат предупредишь разным подходом к естественным и общественным наукам, может лишь невежда. Наука — от философии до ядерной физики — является целостным организмом, догматизм в любой из её частей неизбежно отражается на развитии всего организма.
У нас рассматривают свободу слова и печати, как роскошь (если не помеху), как что-то такое, без чего можно обойтись. Поэтому свобода личности догматически противопоставляется долгу (дисциплине и т. п.). Но жить и вести себя как свободное существо — это едва ли не первая обязанность человека. Легко жить (для человека, привыкшего так жить), когда бездумно повторяешь чужие мысли, и значительно труднее что-то говорить и думать как свободный человек. Но только такое поведение делает из человека самостоятельную творческую силу и только общество, состоящее из таких людей, способно к органическому развитию. Свобода слова и печати — это не роскошь, не излишество — это основное условие научно-технического и культурного прогресса. Любая попытка зажать гражданские свободы неизбежно тормозит общественное развитие, обрекая его на застой.
Надо преодолеть страх перед критическим словом. Это немедленно даст положительные результаты во всех сферах нашего развития. С другой стороны, чтобы избежать произвола, нужно отойти от практики считать преступлением распространение любой литературы, как только она не издана официальным издательством. Самовольно изготавливаться и распространяться может самая разнообразная литература: художественная, документально-информационная, публицистическая и т. п. Распространение ради ознакомления с определённым произведением не означает, что тот, кто распространяет (если распространитель не является одновременно автором), разделяет взгляды, выражаемые в распространяемом произведении. Когда государственное издательство публикует произведение зарубежного автора немарксистского направления, то это же не означает, что издательство разделяет взгляды этого автора. Известно, напр., что Институт информации АН СССР печатает серию информационных изданий, в которых сокращённо подаются переводы зарубежной немарксистской философии, социологии, политики. Можно ли на этом основании обвинить институт в антикоммунистической пропаганде? Можно ли на том же основании обвинить наши библиотеки, где сегодня можно в оригиналах читать философов, социологов, политиков немарксистского направления? Правда, такие произведения считаются труднодоступными для большинства людей, поскольку требуют владения иностранным языком и размещены в немногих научных библиотеках, но это не меняет сути дела. Это говорит о том, что борьба у нас ведётся не за чистоту коммунистического мировоззрения (потому что с этой точки зрения произведение какого-нибудь экзистенциалиста во стократ опаснее, чем произведение марксиста И. Дзюбы), а мы боимся откровенного разговора о тех жгучих и вполне конкретных проблемах, которые ставит развитие нашего общества. Сказанное не означает, что здесь предлагается бороться за чистоту коммунистического мировоззрения путём изъятия из научных библиотек произведений немарксистского направления. Разве наше общество станет более устойчивым к тем или иным идеям, если меньше их будет знать? Наоборот, незнание всегда порождает бессилие перед тем, чего люди не знают. Разве грифы спецхрана не являются в наше время предрассудком палеозойской эры? Разве эта находка бюрократов не направлена против принципов социалистической демократии? Оказывается, что у нас есть какие-то избранные, высшие существа, на которых не действует буржуазная пропаганда. А для всех остальных «простых смертных» она представляет страшную опасность. С другой стороны, какое же это равенство перед законом: за то, что разрешается одним, наказывают других.
Если уж нам не под силу отказаться от статей 62 и 187¹ УК УССР (хотя я считаю, что они, как противоречащие Конституции, должны быть немедленно ликвидированы), то, по крайней мере, во имя элементарной справедливости, эти статьи должны осторожно и честно применяться. Чтобы распространение какой-либо литературы могло квалифицироваться как преступное деяние, необходимо, кроме всего прочего, наличие субъективной стороны преступления — сознательного намерения лица совершить преступление. Таким намерением, согласно статьям 62 и 187¹, является «агитация и пропаганда, проводимая с целью подрыва или ослабления Советской власти либо совершения отдельных особо опасных государственных преступлений, распространение с той же целью клеветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй... « (подчёркивание моё). То есть, для того, чтобы был состав преступления, необходимо, чтобы лицо, ведя агитацию, имело сознательное намерение ослабить советский государственный строй.
Я убеждён, что в среде украинской интеллигенции нет ни одного человека, который бы ставил под сомнение советы как основную ячейку государственности или социализм как социальную систему. Если критика отдельных явлений общественной жизни достигает определённых обобщений, то это делается только из желания ускорить развитие нашего общества по пути реализации высоких идеалов.
Другое дело, как понимать те идеалы, как понимать признаки советского и социалистического. Это же не тайна, что кое-кто у нас понимает социализм и коммунизм наподобие казарменного коммунизма, а то и хуже. Эти «кое-кто» не случайные люди — их встречаешь на весьма высоких должностях. Кому-то не даёт покоя мечта о социализме, построенном на деспотической власти одного или нескольких лиц. Не усилиями ли таких людей в последнее время почти прекратилась критика всех искажений, совершённых в период культа личности Сталина? Может, настало время вернуться и к тогдашним методам руководства? Чувствуется, что у нас существуют силы, которые используют различные обстоятельства, в том числе и внешнеполитические (угроза со стороны Китая и т. п.), чтобы подтолкнуть нашу страну в сторону сворачивания демократических форм жизни. Не надо забывать, что в таком случае страна будет отброшена назад также в сфере научно-технического прогресса, не только культурного.
Теперь кое-что об арестованных. Особенностью нынешних арестов является то, что арестованы не просто украинские интеллигенты — поэты, литературные критики, публицисты, учёные и т. п. Арестованы люди, хорошо известные в среде украинской интеллигенции, в частности среди наиболее сознательной части нашей украинской молодёжи. Некоторых из них хорошо знает интеллигенция зарубежных стран. Сколько начинающих — поэтов и прозаиков — пользовалось помощью Ивана Дзюбы, Ивана Светличного? Кому из нашей украинской творческой молодёжи не известны имена Евгения Сверстюка и Василия Стуса? И не только известны — многие люди испытывают к ним глубокое уважение и симпатию. И неважно, что только один из них был членом Союза писателей. Принадлежность к Союзу у нас, к сожалению, далеко не надёжный показатель творческих достижений. Мы являемся свидетелями того, как на Украине арестованы почти все те, от кого исходило принципиальное и мужественное слово. Арестованы те, кто в течение долгого времени нёс на своих плечах нелёгкое дело пробуждения нашей гражданской совести и национального достоинства. Арестованные отстаивали свою гражданскую позицию открыто, не скрывая своих взглядов. Они излагали её в своих обращениях к партийным и государственным учреждениям. Свои произведения они всегда подписывали собственной фамилией (не так, как печально известный оппонент И. Дзюбы Стенчук).
Позиция, которая объединяет арестованных, — это позиция честного, добросовестного отношения ко всем явлениям нашей культурной и общественной жизни. Эта позиция не является ни антисоветской, ни антисоциалистической. В этом легко мог бы убедиться почти каждый гражданин УССР, если бы ознакомился хотя бы со всем тем, что было написано арестованными. Они выступали и выступают против тех искажений, которые в различных сферах нашей жизни стремятся осуществить силы, связанные с прошлым. Предположить, что такие люди, как Иван Дзюба, Иван Светличный, Евгений Сверстюк, Василий Стус и др., могли совершить какие-то случайные действия, не вытекающие органически из их моральных и идейных принципов, невозможно. Безосновательный, бесцеремонный, почти тайный арест этих людей можно рассматривать лишь как проявление произвола. Для каждого культурного украинца он является также глубоким национальным оскорблением.
Открытое письмо Зиновии Франко в редакцию газеты «Советская Украина», опубликованное 2 марта, при серьёзном подходе не может считаться опровержением этих характеристик. Написанное в форме самообвинения, оно, на первый взгляд, воспринимается как доказательство наличия в среде украинской интеллигенции людей, занимающихся антисоветской деятельностью. Но перечитаем внимательно ту фразу, с помощью которой Зиновия Франко формулирует себе обвинение. «Моя вина, — пишет она, — основывается на неправильном и искажённом восприятии и интерпретации отдельных недостатков и трудностей в нашей жизни. Хотя сама я не принимала участия в изготовлении различных клеветнических и антисоветских материалов, но распространяла их среди своих знакомых. Один из этих материалов передала за границу. При этом хорошо осознавала, что распространение этих материалов наносит вред советскому государству, украинскому народу. Через моих друзей и родственников за границей я устанавливала связи со многими иностранцами украинского происхождения, приезжавшими на Украину как туристы. Ряду из них я давала известные мне информации политического характера, тенденциозно трактуя те или иные события в жизни Советской страны. Я допускала, что моя информация может быть использована за границей с целью антисоветской пропаганды, но сознательно закрывала на это глаза. В своём политическом ослеплении я не заметила, что стала передавать информацию замаскированным представителям зарубежных враждебных капиталистических центров, связанных с разведкой империалистических государств». Вдумайтесь в сказанное здесь. Разве «искажённое восприятие и интерпретация отдельных явлений» или «тенденциозная трактовка тех или иных событий» может составлять преступление? Даже статья 187¹ не расширяет до таких размеров понятие «клеветнической» литературы, выделяя лишь ту, что имеет заведомо клеветнический характер. Разве вообще возможна бестенденциозная литература, если она хоть немного выходит за рамки простой констатации фактов? Или, может, партийная тенденциозность заключается в том, чтобы под видом объективности лишать критику её страстного характера? Разве критичность взгляда и даже преувеличение тех или иных недостатков представляет опасность для того общественного строя, который желает эти недостатки устранять? Мне кажется, что наиболее опасным видом «искажения» явлений нашей жизни является попытка их приукрасить. Всяческие враги должны были бы стремиться культивировать в нас самоутешение, самоуспокоение и лакировку, потому что всё это способно замедлить наше развитие, затормозить его. А много ли людей у нас привлечено к ответственности за этот самый опасный вид клеветы?
Или, возможно, свою вину Зиновия Франко видит в том, что она своевременно не распознала «замаскированных представителей зарубежных вражеских центров»? Но разве это её обязанность? И разве это можно поставить ей в вину? Она должна отвечать только за свои собственные действия. Какую именно информацию распространяла Зиновия Франко? Почему бы ей не выяснить то содержание, которое она скрыла фразой «известные мне информации политического характера»? И разве распространение политической информации является преступлением? Ведь даже наш кодекс предусматривает судебную ответственность за распространение лишь военной и государственной тайны (а «клеветнические измышления», как и агитация и пропаганда, о которых идёт речь в ст. 62 и 187¹, просто не являются информацией).
Так же нечётко автор письма указывает на цель своих действий. А это существенная сторона дела. В письме она так и не посмела заявить, что сознательно ставила целью подрыв советского строя и системы социализма. Потому что искренности такого намерения никто бы не поверил. Если же исходить из того, что за границей её информация использовалась во вред советскому строю, то при чём же здесь Зиновия Франко? С помощью лучших вещей можно делать худшие дела. Топором можно построить дом и убить человека. Но может ли за убийство отвечать тот, кто изобрёл топор? Разве лишь та информация, которую передавала Зиновия Франко, может идти во вред советскому строю? Любую вполне объективную информацию можно использовать с этой целью. Но страх перед тем, чтобы знали правду о наших недостатках, приносит значительно больше вреда, чем выгоды. Не пора ли осознать, что те самые хвалебные, самые патетические писания, которые у нас так процветают, едва ли не больше всего компрометируют социализм и советскую власть.
Я бы не останавливался на рассмотрении письма Зиновии Франко — тем более, что письмо написано после серии «бесед» в КГБ. Но тем оно и опасно. Это письмо возрождает печально известные самообвинения 30-х годов, даже фразеология та же. Как в открытом письме Зиновии Франко, так и в сообщении об исключении из СПУ Ивана Дзюбы, обвинение в антисоветской деятельности (без какой-либо конкретной характеристики самой деятельности) навешивается как ярлык. В этом заключается грозная опасность этих обвинений.
Поскольку при социализме идеология и управление общественными процессами должны иметь научный характер, то определение признаков советского и социалистического должно быть за наукой, свободно развивающейся в условиях творческого, ничем не ограниченного обмена мнениями. Именно на выработанных наукой критериях и рекомендациях должны основывать свою деятельность руководящие государственные и партийные органы. Выработка этих критериев должна осуществляться при самом широком участии каждого гражданина. И очень странно, когда определение того, что считать антисоветским и антисоциалистическим, отдаётся в руки следственных органов, а то и отдельных следователей КГБ. Ведь тот или иной следователь действует согласно своему собственному пониманию социализма и советской власти. Дело не спасает привлечение к оценке тех или иных материалов отдельных экспертов — специалистов в области гуманитарных наук. Во-первых, эксперт преимущественно получает материал, уже изъятый следователями как крамольный, и это изрядно давит на его психику. А, во-вторых, там, где оцениваются взгляды, идеи, — индивидуальная оценка несёт на себе груз субъективизма. Ведь известно, что даже самые талантливые люди, работая в одной и той же области, могут совершенно противоположно толковать одну и ту же идею. Этот субъективизм тем более усиливается, что при выборе экспертов следственные органы исходят из своих собственных предпочтений.
То, что делается сейчас на Украине, не укладывается ни в какие рамки здравого смысла, я уже не говорю об элементарной справедливости. Аресты, обыски, вызовы в КГБ. Проводят «беседы» с людьми, заподозренными в национализме исключительно потому, что посмели петь в самодеятельном хоре «Гомон». После серии таких «бесед» «Гомон» перестал существовать. Бывшего руководителя хора, кандидата искусствоведения Леопольда Ященко хватают и бросают на некоторое время в тюрьму «за тунеядство». В разряд подозрительной деятельности попали даже новогодние колядки. Широко применяются различного рода предостережения и угрозы: накануне 22 мая — Дня перезахоронения тела Шевченко на Украине — проведена серия таких предостережений угрожающего характера с требованием не приходить к памятнику Т. Г. Шевченко. Доведённая до абсурда по своим размерам различного рода тайная слежка. Если участникам протестов против политических процессов 1965 г. их мужество стоило вынужденной безработицы, то теперь применяют более радикальные меры. Достаточно было члену КПСС, бывшему внештатному сотруднику КГБ, работнику Музея народной архитектуры и быта Украинской ССР Борису Ковгару написать свои письма следователю, в которых показаны неприглядные методы следствия в отношении ныне арестованных, как он сам был немедленно арестован и находится сейчас под следствием. А кто знает эти письма? Почему открытое письмо Зиновии Франко могло быть напечатано, а эти письма, имеющие огромное значение для правосудия, скрываются от советских граждан?
2 июня была проведена пресс-конференция, сообщение о которой под названием «Украинские буржуазные националисты — наёмники империалистических разведок» появилось в республиканской прессе. Всё, что стало известным из пресс-конференции, лишь подтверждает сказанное выше. Показания Добоша ничтожны и неубедительны, чтобы быть доказательством выдвинутого обвинения в антисоветской деятельности даже в отношении тех людей, фамилии которых он называет (Ивана Светличного, Леонида Селезненко, Зиновии Франко, Анны Коцуровой и Стефании Гулик). Что же страшного сделали названные Добошем люди? Может, они ставили целью свержение советского строя на Украине? Готовили переворот или диверсию, или выдавали военную и государственную тайну? Нет, ничего такого Добош не утверждает. Всё, что на пресс-конференции было сказано о деятельности ОУН, годится разве что для объяснения действий самого Добоша, который принадлежал к этой организации. Правда, из всего хода пресс-конференции видно, что её организаторам очень хотелось, чтобы сложилось впечатление о принадлежности названных Добошем лиц к каким-то подпольным организациям ОУН, действующим на территории Украины. Поскольку принимается за аксиому, что такие организации должны стремиться к свержению советского строя на Украине и установлению «буржуазной самостоятельной Украины» (почему термин «самостоятельная Украина» связывается обязательно с «буржуазной Украиной» — один бог знает), то отсюда сам собой следует вывод об антисоветской деятельности названных людей. Но тому, кто захочет доказать принадлежность ныне арестованных украинских граждан к каким-либо подпольным антисоветским организациям, придётся такие доказательства высасывать из пальца. Потому что то, что Добош информировал кого-то о чём-то, или кому-то предлагал деньги «для поддержки», или даже то, что у него были адреса и (ещё страшнее!) какие-то «пароли», не может быть таким доказательством. Это не может быть доказательством даже сотрудничества — для этого нужно что-то гораздо более существенное. Все названные факты могут быть материалом для оценки деятельности только Добоша, а не названных им лиц. Да и то, если их взять не сами по себе, а лишь с учётом той цели, которую он ставил перед собой. А что же конкретного смог сказать Добош о людях, арестованных по «делу Добоша»? О многих вообще ни слова, о названных им лишь то, что они передавали ему «политическую и другую» информацию. (Какое совпадение наименования информации у Зиновии Франко и Я. Добоша? Откуда такая тождественность терминов?). Вот и вся конкретика! А что же это за «политическая информация»? Разве такую информацию не подают открыто каждый день наши газеты и журналы, освещая политику партии и государства? Или, может, этот термин имеет какой-то другой, скрытый смысл? Тогда какой именно? Может, политической информацией здесь называется информация о фактах нарушения Конституции, о беззаконных расправах над украинской интеллигенцией? Но если бы такая информация и вправду распространялась кем-то — можно ли считать преступлением стремление путём гласности побороть беззаконие? Кажется, наоборот — тот, кто стремится скрыть беззаконие, и есть настоящий преступник. Не такой ли должна быть нормальная человеческая логика?
Хотя в этом письме я говорю преимущественно о нарушениях социалистической демократии и законности, но всё, что сейчас происходит на Украине, имеет другую важную сторону. Названные факты, так или иначе, должны рассматриваться прежде всего как проявление национальной политики на Украине. Местный характер репрессий сразу бросается в глаза. Во всей своей совокупности названные (а ещё больше не названные) факты являются словно вакханалией украиноненавистнических сил. И это накануне празднования 50-летия образования СССР. Вместо того чтобы критически осмотреть наши государственно-правовые и партийные структуры под углом зрения улучшения национальных отношений и устранения малейшей национальной несправедливости, избран путь безответственной патетики и пустопорожнего славословия. Кому-то пришлось по сердцу укреплять дружбу народов с помощью словесного возвеличивания роли русского народа и на разный лад повторяемых заверений в любви к нему. Критикуется сокрушительно «украинский буржуазный национализм» и «сионизм», зато о великодержавном русском шовинизме и антисемитизме ни слова. Объявляя себя единственными носителями социализма, партийности, интернационализма, бессовестные демагоги отправляются в поход против всего национально самобытного, культивируют психологию национального, а следовательно и морального нигилизма. Кажется, что под флагом укрепления дружбы народов кто-то упрямо хочет перессорить эти народы между собой. К принципиально ошибочным ориентациям в национальном вопросе ежедневно добавляются мелкие оскорбления национального достоинства.
А теперь органы КГБ приближаются к давно желанной цели доказать, что на Украине существует националистическое антисоветское подполье (как «доказать» и кому «доказать» — этого вопроса не касаемся). Потому что такое «доказательство» развяжет руки для массовых репрессий. И, как по всему видно, в этом направлении достигнуты значительные успехи. Неважно, что скрывается и почему скрывается. Раз скрывается — значит подполье. И подполье антисоветское. А раз есть подполье, должны быть подпольщики и организаторы подполья. Значит, их надо найти.
Но, вступая в новую полосу политических репрессий на Украине, судьям следовало бы засесть в библиотеки и полистать документы, касающиеся деятельности средневековых демонологов, изыскателей антиамериканской деятельности времён маккартизма, вылавливателей «врагов народа» периода культа личности. Это будет, как никогда, поучительно. Темнота не вечна — а в наш кибернетический век и слишком быстро освещается, что бы там ни говорили, светом разума. Инициаторы беззакония вскоре могут быть привлечены к ответственности.
Обращаясь с этим письмом к ЦК КПСС и ЦК КП Украины, я исхожу из предпосылки, что именно эти партийные органы, и прежде всего Политбюро ЦК КПСС и Генеральный секретарь, несут основную ответственность за сохранение социалистической законности и последовательное проведение принципов интернационализма.
Учитывая условия, в которых подаётся это письмо, мне трудно верить в конструктивную реакцию на него. Хотя я не выступаю ни в роли ответственного, ни в роли свидетеля, ни в роли каким-либо образом причастного к тому делу, которое сейчас именуется «делом Добоша», после подачи этого письма я, бесспорно, окажусь в числе «врагов». Наверное, это и правильно, потому что Добош освобождён, а «дело Добоша» — это уже просто дело, обращённое против живого украинского народа и живой украинской культуры. Такое «дело» действительно объединяет всех арестованных. Но я считаю себя тоже причастным к такому делу — вот почему прошу меня также арестовать и судить.
Член КПСС, кандидат философских наук,
научный сотрудник Института философии АН УССР
В. С. Лисовой.
Домашний адрес: Киев-122, Дарницкий бульвар, 1, кв. 52.