ЖЕНЩИНЫ В ДВИЖЕНИИ СОПРОТИВЛЕНИЯ СЕМИДЕСЯТЫХ ГОДОВ
(Статья была опубликована под названием «Семидесятницы» в журнале «Зона» № 12, 1997, с. 3 - 12; здесь она заново отредактирована и дополнена. – В. Лисовая. Январь 2008 г.)
В начале ноября 1976 года радио Би-Би-Си сообщило о появлении на Украине правозащитной организации — Украинской Общественной группы содействия выполнению Хельсинкских соглашений (УОГ).
19 декабря группа женщин из Киева (Оксана Яковлевна Мешко, Тамила Матусевич, Светлана Кириченко, Вера Лисовая, Ольга Стокотельная, Галина Дидковская) приехала в Кончу-Заспу, чтобы поздравить Мыколу Даниловича Руденко с днем рождения. Хозяева приняли нас радушно и гостеприимно. Был там Мыкола Лукаш, уже без работы и без членства в Союзе писателей — после его беспрецедентного заявления об обмене местами с заключенным Иваном Дзюбой. Приехал из Закарпатья Йосип Тереля, будучи как раз в «отпуске» после очередного лагеря или психушки. Как всегда оптимист, он с блестящим юмором рассказывал о разных приключениях в его странствиях по мукам. Мы давно так не смеялись!
После отправки осужденных политзаключенных в лагеря (1972 — 1974 г.г.) сформировался круг из родственников и друзей, оставшихся на свободе. Мы начали активнее общаться между собой, вопреки препятствиям КГБ. Налаживали связи с семьями заключенных из других городов и сел Украины. Создали даже традиции: поздравления с днем рождения, празднование Нового года, других обрядовых и Шевченковских праздников, посвящение в школьники. Это хорошо делали Галина Дидковская и ее мама Галина Поликарповна, Светлана Кириченко, Надежда Светличная, Тамила Матусевич и др. Валентина Бердник организовала курсы кройки и шитья, которые проводила на квартире у Веры Лисовой. Словом, изоляция в обществе, где воцарились растерянность, молчание и страх, нас сдружила. Это также давало возможность делиться новостями из лагерей и о семьях заключенных.
А тут правозащитная организация!
Мы уже слышали о погроме на квартире у Руденко, о ранении камнями Оксаны Яковлевны, которая там присутствовала. Предвидели, что появление УОГ вызовет со стороны КГБ агрессивную реакцию. Поэтому, собравшись у Руденко, несмотря на затаенную тревогу, мы все же чувствовали себя увереннее, безопаснее.
Об участии женщин в правозащитном движении 70-х годов еще много чего надо собрать и обработать. Однако на скорую руку можно схематически очертить и условно разделить то время, как мне кажется, на периоды, в которые менялись формы деятельности.
Итак, в этом замкнутом кругу оказалась часть тех женщин, которые в разной степени были причастны к самиздату 1960-х годов. Теперь он приобрел, по сути, правозащитное направление: ходатайства, протесты, жалобы в различные официальные государственные и партийные инстанции, к депутатам Верховного Совета, в суды, прокуратуры, МВД; переписка с лагерной администрацией. Тематика была широкая: от протестов, ходатайств об условиях содержания заключенных в лагерях до политического характера. Это преимущественно были документы в защиту своих родных, но и не только (как вот Светланы Кириченко в защиту похищенного КГБ двухлетнего Яремы Светличного после ареста его мамы, по поводу последующих арестов Мыколы Горбаля и других), о лечении Ивана Алексеевича Светличного, голодовках мужей и множество других индивидуальных писаний. Меньше было акций групповых, как, например, выступление группы львовских женщин в защиту Валентина Мороза (Раиса Мороз, Ольга Горынь, Олена Антонив и др.). Часть этих документов становилась достоянием самиздата.
Верили ли мы в какие-то положительные результаты? Надежд было так мало, что скорее это были голоса из разгромленной среды, голоса совести. Тем более, что реакция была однозначной: трафаретные, сухие и бездушные ответы. Крайним проявлением цинизма и узаконивания жестокости был ответ высокопоставленного чиновника из аппарата Щелокова (Министр МВД СССР. – Ред.) на жалобу О. Я. Мешко о плохих условиях содержания в лагере ее больного сына Сергиенко Олеся: «Не на курорте он. Надо понимать!» — и молча показал ей на дверь. Вышеупомянутое выступление Светланы Кириченко не осталось незамеченным. По указанию КГБ и по распоряжению заведующего отделом науки при ЦК КПУ Дорогунцова (между прочим, депутата Верховного Совета І созыва) она была уволена из Института языкознания «за непригодностью».
Почтим же воспоминаниями всех матерей, у которых были заключенные дочери и сыновья, ибо испытали они великие страдания, особенно теряя родных детей в лагерях! Защищая своих сыновей и дочерей, некоторые из матерей стали известными и выдающимися правозащитниками, а также общественными деятелями. Такой, прежде всего, назовем Оксану Яковлевну Мешко. Знаем о Нине Михайловне Марченко, которая большую любовь к своему погибшему сыну перенесла на всех живых его побратимов, глубоко проникшись их деятельностью. Знаем также, что большинство матерей из западных земель, у которых были осуждены дочери или сыновья, — это были люди сознательные, понимали своих детей и поддерживали их.
Кроме названных выше, это Стефания Петраш-Сичко (г. Долина), Анастасия Федоровна Матусевич (г. Васильков), Надежда Антоновна Парубченко (мать Ю. Литвина, с. Барахты на Киевщине), Анна Поликарповна Дидковская (теща Е. Пронюка, Киев), Фросина Федоровна Овсиенко (с. Ленино Радомышльского р-на), Любомира Попадюк (Львов), Наталья Александровна Лукьяненко (с. Хриповка на Черниговщине), пани Шовковая из-под Коломыи (мама совсем юного Василия Шовкового), Люба Маринович (г. Дрогобыч), Галина Глузман (г. Киев), пани Калынець — мама Игоря Калынця, Килина Харитоновна Чорновил (с. Вильхивец на Киевщине), пани Анна Шабатура — (г. Львов, мама Стефании), пани Мыхайлина Мармус (мама двух сыновей — Мыколы и Владимира из с. Россохач на Тернопольщине), Мелания Ильинична Светличная, Текля Семеновна Турык (с. Борки на Волыни), Анна Бадзё (с. Копыновцы на Закарпатье), Евдокия Яковлевна Сверстюк (с. Сильце на Волыни), Илина Яковлевна Стус, пани Осадчая (из Львова, мама Мыхайла), Текля Мыколаевна Горбаль (с. Летячее на Тернопольщине). Имен матерей многих политзаключенных мы не знали, но пусть их имена незримо дополнят этот список, потому что они жили и страдали по всей Украине.
Давайте с поклоном почтим матерей политзаключенных!
После того, как официальная власть оттолкнула наши ходатайства, часть женщин обратила свое внимание на международные организации (Международная Амнистия в защиту прав граждан; писали коммунистам Франции, Канады и др.).
Так, удачно использовав отношения между компартиями Франции и СССР, при содействии А. Д. Сахарова, Татьяны Ходорович и друзей из Парижа, Татьяне Житник, жене Леонида Плюща, удалось вытащить своего мужа из психбольницы. Чего не удалось мне, хотя я обращалась во все вышеназванные инстанции.
Другая форма — это обнародование информации из лагерей об условиях содержания и морально-психологической атмосфере; состоянии здоровья заключенных; обнародование писаний политзаключенных — писем, заявлений, некоторых произведений, которые не выдержали бы цензуры в письмах домой.
Конечно, каждая из нас выносила эти документы из лагерей во время личных свиданий по-своему — как могла при определенных обстоятельствах: от запоминания до проглатывания тюбиков с бумагой или использования различных отверстий человеческого тела.
КГБ расценивало это как информацию для мира, поэтому, по сути, мстило женщинам и заключенным самыми разнообразными способами: лишали свиданий, писем, сажали в различного типа изоляторы, в «большой зоне» шантажировали, увольняли с работы и т. п. Причем, мотивацию выставляли совершенно иную. Но как бы эти действия не били бумерангом по нам по обе стороны решетки, молчать мы просто не могли. В нас теплилась надежда, что эта информация просветит и активизирует общественное мнение зарубежья, а страны – участницы Хельсинкского совещания на своих последующих съездах как-то, может, будут влиять на политику в СССР в отношении прав человека, что сможет облегчить жизнь наших заключенных. Помню, как мы с волнением следили за Совещанием в Мадриде, куда должны были попасть документы об украинских заключенных!
Уместно вспомнить еще и такое: некоторые женщины опекали тех заключенных, у которых на воле никого не было. Переписка связывала их с миром, порой спасала от депрессий. Посылали положенные им продуктовые бандероли и посылки, деньги на подписку прессы (Олена Антонив, Тамила Матусевич, Алла Марченко, Галина Дидковская, Вера Лисовая, Светлана Кириченко, Лёля Светличная и еще, пожалуй, и другие, о ком я уже забыла). Что касается женщин из Львова и других городов и сел западных земель. В благотворительные акции того времени были включены достаточно широкие круги женщин, которые занимались сбором денег, вещей не только в лагеря, но и семьям политзаключенных со всей восточной Украины. Это были благородные женщины — гражданки, патриотки. Эта страница еще ждет своего освещения.
Сузились каналы, по которым двигался самиздат. Если раньше этому способствовало общение в учреждениях, на литературных вечерах, на разных праздниках, в хорах, через родственников на периферии, то теперь остался, в основном, лишь путь общения через родственников. География этого порой достигала отдаленных уголков Украины. Часто это были пожилые люди в селах. Некоторые из них знали или догадывались, что берут на хранение. Нейтральные люди в городах, в частности, и в Киеве, не годились. У них, как правило, КГБ забирало эти материалы.
До появления УОГ в 1976 году все материалы из Украины шли через Москву, ведь и дорога в лагеря шла таки туда. Мы постепенно познакомились с московскими диссидентами, позже известными правозащитниками. Это были Людмила Алексеева, Нина Лисовская, Татьяна Великанова, Мальва Ланда, Галина Любарская, Андрей Твердохлебов, Андрей Амальрик, семьи Шихановичей, Ковалевых, Гинзбургов, Льва Копелева, Татьяны Ходорович, Саши Подрабинека, генерала Петра Григоренко. Останавливались в Москве у Леся Танюка. Некоторые из нас общались с А. Д. Сахаровым, в том числе и мама Мыколы Матусевича.
Кроме поездок на свидания через Москву, использовали командировки киевлян в Москву и москвичей в Киев. Ездили и специально, как мне известно, Мария Гель, Олена Антонив, Раиса Руденко, Алла Марченко и др. Оксана Яковлевна знала много тонкостей московской самиздатовской и правозащитной «кухни». А вот такой способ действия. Садится Алла Марченко утром в самолет, а вечером возвращается домой. Везет туда срочную информацию, которую привезла со свидания в лагере или из ссылки Нина Михайловна. Нина Петровна Лисовская запирает дверь на ключ, запрещает подходить к телефону. Обрабатывают информацию. Если это для «Хроники текущих событий», то делают русский перевод. Конечно, не все попадало в мир по адресам. Иногда исчезало где-то бесследно.
После появления УОГ много материалов со всей Украины шло в Киев. Здесь на их основе составляли «Меморандумы», а позже Информационные бюллетени. Так, в конце 70-х годов 4, 5, 6, 7 номера готового «Бюллетеня» на основе собранных львовянами и изготовленных Ольгой и Мыхайлом Горынями материалов также были переправлены в Киев. А отсюда та же дорога в Москву. Тогда некоторые квартиры в Киеве в определенные периоды были «перевалочными пунктами» и, конечно, подвергались обыскам, как у Оксаны Яковлевны Мешко, у Лили Андриевской-Сверстюк, Аллы Марченко и др. Много материалов при этом забирало КГБ.
Часть женщин продолжала пользоваться проверенными путями, обходя УОГ. В Москве через посольства и корреспондентов было легче передавать за границу. Так, при мне на квартиру Юрия Шихановича под вечер заехал работник иностранного посольства, забрал папку, сел в свою машину и уехал. Или среди бела дня на квартире Татьяны Ходорович проводится пресс-конференция для иностранных журналистов, на которой я присутствовала. Конечно, напряжение было большое. Дом обставлен машинами, в подъезде «ребята из КГБ». Но корреспонденты из нескольких европейских стран записали факты нарушения прав человека. Я давала общую характеристику положения на Украине и факты о Лисовом, Пронюке и Мыхайлине Коцюбинской, которую в Киеве именно тогда мучили постоянными беседами и шантажами и, в конце концов, уволили с работы. Но как в Киеве, так и в Москве часть материалов попадала в руки КГБ, что часто было основанием для новых арестов.
Где-то в 1977 или 1978 годах в Киеве было открыто американское консульство (через несколько месяцев его закрыли). В первое посещение посольства Надежду Светличную и Мыколу Горбаля схватили еще на ступеньках гостиницы «Москва», где оно находилось. Олесю Берднику повезло больше. Его забрали на третий раз, когда он нес туда письмо-обращение к мировой общественности в защиту Гелия Снегирёва, умиравшего в застенках КГБ, а в последний месяц своей жизни переведенного в Октябрьскую больницу. Именно тогда Раиса Руденко тайно проникла в палату и имела разговор с безнадежно больным Гелием. Письмо О. Бердника все же попало за границу каким-то другим каналом.
Морально-психологическая обстановка в нашей среде была тяжелой, а порой ужасной. Постоянная тревога и страх за родных в лагерях, за детей, которые были под прицелом КГБ и часто становились орудием для манипулирования. Прежде всего, к каждому из нас был приставлен оперуполномоченный, т.н. куратор. Это «ребята», которые росли по службе на наших муках. Они неусыпно контролировали нашу жизнь. Кто носил маску доброжелателя, а кто был откровенным шантажистом и садистом, ярым украинофобом, жестоким и циничным, как печально известный Киричек, организатор уголовных процессов над Мыколей Горбалем, Вадимом Смогителем и, видимо, и Сашей Фельдманом. Кураторы могли появиться неожиданно в самом неожиданном месте, часто перед праздниками. Включали в свой арсенал беседы, шантаж, психологическое давление, прослушивание квартир, попытку вербовать в информаторы всех, с кем мы общались, включая родных детей. Запугивали судьбой детей, устраивали различные нападения на них, угрожали нам лагерями, а наши «бастрюки», мол, останутся одни. За этими словами стоят конкретные живые люди и дети Василия Барладяну, Ольги Горынь, Олены Антонив, Любомиры Попадюк, Людмилы Стогноты. На дочь Веры Лисовой, семиклассницу, организовали нападение с целью изнасилования, покалечили десятилетнего сына Петра Рубана. После ареста Мыколы Матусевича совершался террор над его 10-летним племянником, который устроили кагэбист города Василькова и учительница, ставя ребенку в пример Павлика Морозова; а на слова ребенка, что дядя его хороший и он его любит, отвечали: «Павлик Морозов тоже любил своего отца, но был прежде всего советским пионером». После этого дети получали стрессы и пережили тяжелые депрессии.
Устраивали нападения на женщин с избиениями, при этом забирая сумки с материалами. Так было сделано с Оксаной Мешко, Раисой Руденко, Мыхайлиной Коцюбинской, Лёлей Светличной, Светланой Кириченко и др. Вследствие разбойничьего нападения или воровского проникновения в квартиры были забраны бесценные архивы Антоненко-Давыдовича, Надежды Витальевны Суровцовой, материал о шестидесятых годах Мыхайлины Коцюбинской, работа Юрия Бадзя «Право жить».
Практиковали самые нелепые «разносные» публикации в прессе (на С. Кириченко и др.), осуждение «антиобщественных» поступков в трудовых коллективах (О. Антонив и др.), увольняли с работы почти всех жен заключенных, а некоторых по нескольку раз. Несанкционированно держали за решеткой (Атена Пашко, Катерына Высоцкая и др.). И, конечно, замучивали обысками, даже в связи с каким-то ограблением универмага где-то на Львовщине (В. Лисовую, А. Марченко). Влияли на дальнейшую судьбу человека, например, откровенно не дав Людмиле Рябухе (племянница В. Овсиенко) поступить во Львовский художественный институт. Иногда меняли кураторов на других, с другим, даже резко противоположным способом действия. Один из «новых» мог заявить В. Лисовой: «Будем общаться. Но учтите: я даже трактора перевоспитывал!» Это была распутная вакханалия — от ужасов до анекдотов, как вот этот: «Что вы себе думаете? Вас там какая-то горсточка! Весь народ шагает в ногу, — а вы?! Чего улыбаетесь?» — «Представила картину!» (В. Лисовая)
Нельзя промолчать об Ольге Гейко, которая выдерживала двойное давление — со стороны КГБ и высокопоставленной партноменклатурной семьи.
В этих экстремальных условиях мы были достаточно дружны, и даже некоторые расхождения сглаживались, были значительно терпимее, и большинство из нас навсегда остались друзьями. Готовя посылки или готовясь к свиданиям, делились самым необходимым. После свиданий немедленно встречались, чтобы услышать какую-то весть о своих и о ситуации в лагере.
Не забуду ту печаль, что окутала душу после посещения родителей Семена Глузмана, которые только что вернулись со свидания с сыном. (Мне нужно было услышать что-то о Василие Лисовом, который внезапно где-то «исчез» из лагеря, как раз перед моей поездкой с двумя маленькими детьми к нему на свидание.) В квартире гнетущая тишина, и посреди нее двое пожилых, седых интеллигентных людей, сдержанных, смиренных, но спокойных и исполненных достоинства. Близкое, хотя и с другим нюансом, было ощущение, когда оставляла в далеком полесском селе среди зимы Фросину Федоровну Овсиенко. Василий был тогда во второй раз в заключении. Ее жизнь — это сплошной изнурительный труд в колхозе и дома. Это беспрерывное терпение. А кругом зима. Снегом занесло большой двор, большой старосветский дом, в котором старушка, одна-одинешенька, как перст, со своей изболевшейся душой в почерневшем от труда теле.
Из-за жестокости санкций со стороны КГБ или и из соображений целесообразности, взгляды на формы обнародования информации у нас не совпадали. Часть женщин направляла информацию в подпольное русло, передавая в мир тексты мужей. Так, произведения Ивана Светличного, Мыколы Руденко, Ивана Геля, Валентина Мороза и других увидели свет за рубежом благодаря абсолютно рискованным действиям их жен, что соответственно оценивалось в КГБ. Раиса Руденко была брошена в лагерь, Надежду Светличную от второго срока, очевидно, спас маленький Иванко, хотя ее все же из Украины выдворили.
Большая доля массового участия женщин как в движении сопротивления, так и в правозащитном, приходится на западные земли. Были там сознательные массовые протесты, как, например, война за сохранение стрелецких могил, где стойко боролись, в основном, женщины разного возраста. Также в связи со смертью Владимира Ивасюка. Весь край, до глухого села в горах, был потрясен и возмущен: «Уже даже за песню душат!» — слышала я от сельских людей. Как жительница востока, была поражена мощным сгустком энергии с глубоко духовной аурой, когда к могиле в течение долгого времени после работы сходились и съезжались люди из сел и гор, распевая религиозные и патриотические песни времен УПА. Тогда Зеновий Красивский, который как раз был освобожден из психушки летом 1978 года, сказал нам: «Это вам не кружок интеллигенции, а тысячи людей с полей и фабрик!» В обществе еще не угасла энергия УПА. Хотя и теперь живой дух края топтался безжалостно. Забирали в лагеря юношей из сел целыми группами! Участников УПА, возвращавшихся из заключений домой, разбрасывали по всей Украине, Сибири, Караганде или возвращали назад по второму кругу. Так, были повторно брошены в тюрьму Ирина Сенык и Оксана Попович. Искалеченные физически, они остались с данными им Богом тонкими и изысканными душами, одаренными удивительной твердостью духа. В лагере они объявили себя членами УОГ.
Итак, подытоживая, назовем женщин – членов УОГ:
Оксана Яковлевна Мешко, Киев
Ольга Гейко, Киев
Надежда Светличная, Киев – США
Ирина Сенык, Борислав
Стефания Шабатура, Львов
Оксана Попович, Ивано-Франковск
Нина Строката, Одесса — США.
Огромную работу, в том числе техническую, выполняли Раиса Руденко, Олена Антонив, Ольга Горынь.
Назовем здесь еще имена женщин, которые не были официально членами УОГ, но по-разному были причастны к этому движению:
Лёля Светличная, Киев
Нина Марченко, Киев
Алла Марченко, Киев
Мыхайлина Коцюбинская, Киев
Лиля (Валерия) Андриевская-Сверстюк, Киев
Тамила Матусевич, Киев
Светлана Кириченко, Киев
Галина Дидковская, Киев
Валентина Дробата, Киев
Ольга и Мария Стокотельные, Киев – Каменец-Подольский
Валентина Попелюх (Стус), Киев
Таня Чернышова, Киев
Вера Чередниченко, Киев
Параска Гета, Киев
Ольга Бузовская, Киев
Леся Падун-Лукьянова, Киев
Катерына Высоцкая, Киев
Рита Довгань, Киев,
Людмила Стогнота, Киев
Людмила Литовченко, Киев
Вера Лисовая, Киев
Нина Обертас, Киев
Люба Мурженко, Киев
Валентина Бердник-Сокоринская, Киев – с. Гребени – Киев
Людмила Рябуха-Голубчик, Киев – Израиль
Надежда Силенко, Киев
Звенислава Вивчар-Сергиенко, Киев
Вереса Антонюк, Киев
Олена Лелюх, Киев
Мария Семенюк, Киев
Ирина Калынець, Львов
Ярослава Менкуш, Львов
Галина Менкуш, Львов
Мирослава Зваричевская, Львов
Мария Гель, Львов
Анна Садовская, Львов
Оксана Сенатович, Львов
Мария Процевьят, Львов
Оксана Осадчая, Львов
Атена Пашко, Львов
Людмила Шереметьева-Дашкевич, Львов
Люба Маринович, Киев – Дрогобыч
Раиса Мороз, Ивано-Франковск – США
Мария Овдиенко, Одесса – Бровары
Валентина Чорновил, с. Вильхивец – Буча
Раиса Мороз-Сымчич, Днепропетровск – Коломыя
Орыся Сокульская, Днепропетровск
Лидия Гук, Киев – Скадовск
София Матвиюк и ее мама Василина (вдова погибшего воина УПА), с. Пироговцы на Хмельнитчине
Анна Михайленко, Одесса
Галина Голумбиевская, Одесса
Галина Могильницкая, Одесса
Нуся (Анна) Масютко, Львов – Новая Каховка
Ольга Бабич-Орлова, Житомирщина
Мария Вашека, г. Кагарлык
Анна Йовхименко, г. Кагарлык
Галина Кравцив, Харьков
Галина Мельник, с. Погребы Броварского р-на
Ирина Коваленко, жена Ивана Коваленко, из Боярки
Женщины – участницы УПА, вернувшиеся из лагерей, также включились в самиздатовско-просветительскую и правозащитную работу.
Это женщины-легенды:
Володымыра Бандера
Дария Полюга
Дарка Гусяк
Катерына Зарыцкая
Мария Вульчин, Львов
Люба Лемык
Катерына Савчук, Ивано-Франковск
Надежда Витальевна Суровцова, Умань
Оксана Бандера, Ивано-Франковск
А сколько таких же женщин я не назвала!.. Из тысяч, что были репрессированы, вернулись сотни. Они уже начали рассказывать об этой адской и удивительной странице нашей истории на страницах журнала «Зона»:
Орыся Матешук, Львов
Валерия Джулай, г. Первомайск
Татьяна Байда (Барбелюк), г. Калуш
Марта Гай, Ивано-Франковск
Парасковия Пасько с Тернопольщины
Пусть простят меня женщины, которых я не назвала, и те, кого назвала не согласовав. Это только имена тех, кого я знаю лично или о ком слышала в нашем кругу. Уверена, что общими усилиями этот список удлинится. А, может, будут написаны книги, кроме тех, что мы знаем: Валерия Марченко «Письма к матери из неволи» (к Нине Михайловне Марченко), воспоминания об Оксане Яковлевне Мешко (усилиями Василия Овсиенко), воспоминания Светланы Кириченко и очень ценная книга Георгия Касьянова «Несогласные». А это нужно, кроме дополнения к истории, еще и из этических соображений, как принято в любом нормальном обществе. Это ведь дань уважения женщинам, которые не только подставляли плечо заключенным родным и дорогим людям, но и в трудных условиях в соответствии со своей совестью и возможностями вкладывали свой камешек в ту мостовую, что вела к независимости наше государство.
Журнал «Зона», № 12, 1997 г. – С. 3 – 12.
На снимке: 12 октября 1978 года провожают Надежду Светличную за границу: Оксана Мешко, Вера Лисовая, Мыхайлина Коцюбинская, Надежда Светличная, Дарка Гусяк, Мыхайло Горынь, Атена Пашко, Валентина Чорновил. Сняли Ольга и Тарасик Горыни
.