Валентин МОРОЗ
Шестидесятые годы в Украине*
«Наблюдателю, посетившему Украину с коротким визитом, может показаться, что там совсем отсутствуют какие-либо проявления национального движения или национальных требований украинского народа. Фактически же на протяжении уже 60 лет идёт почти незаметная, но упорная и кровавая борьба между советским режимом и национальным сознанием украинцев.
Вынужденное отступление украинского языка не означает отступления украинского национального сознания. Несмотря на все преследования, массовые проявления национального сознания и определённый ренессанс национальной культуры происходят немедленно и каждый раз, когда в результате тех или иных политических изменений немного уменьшается террористическое давление со стороны режима» 1.
Так характеризует современную украинскую ситуацию исследователь темы, которая является ключом к пониманию этой ситуации: украинская проблема и Россия. Украинская ситуация является компонентом имперской ситуации. Все процессы на Украине — социальные, экономические, культурные, духовные — протекают в формах, порождённых либо давлением имперских тенденций, либо сопротивлением этим тенденциям. По сути, Украина искусственно отрезана от любых мировых влияний, как положительных, так и отрицательных. Это даёт ощутимый результат в нескольких аспектах. С одной стороны, украинец сформирован по-русски, и даже антироссийские (антиимперские, фактически) протесты в большинстве своём имеют, так сказать, русскую, «чеховско-достоевскую» логику. Достаточно простудировать немалый самиздат Олеся Бердника2. Во-вторых, из-за искусственной оторванности от мировых влияний украинец просто не может выработать позицию по отношению к определённым мировым явлениям. Например, не может почувствовать и постичь феномен американского культурного империализма, породившего уже серьёзное сопротивление во всём мире. В-третьих, результат положительный. Искусственная сжатость украинского интеллекта в границах имперской границы выработала у него мощную упругость и сопротивляемость всему русскому, а также острое ощущение и понимание сути российско-имперской системы. Это породило ряд шедевров, которые ещё не оценены по достоинству, но которые, несомненно, послужат следующим поколениям как незаменимый материал для понимания России, и в первую очередь — механизма русификации. Мы имеем в виду, прежде всего, «Интернационализм или русификация?» Ивана Дзюбы, «Собор в лесах» Евгения Сверстюка, «Горе от ума» Вячеслава Черновола; список можно продолжить. (...)
Исторического исследования шестидесятых годов на Украине ещё не было и не могло быть. Это стало возможным лишь в конце восьмидесятых. И дело не только в почти двадцатилетней дистанции, которая даёт уже возможность взглянуть на те события как на историю. Главная причина — в том, что шестидесятые закончились как этап большими «рождественскими» арестами 1972 года. Семидесятые, которые были периодом исторического спада украинской активности, имеют собственное лицо, и включать их в данную тему было бы ошибкой. Они дали в Украине такую интересную форму активности, как Украинская Хельсинкская Группа и хельсинкское движение в целом. (...) Материалы хельсинкского движения будут фигурировать в данном исследовании постоянно. Дело в том, что некоторые тенденции шестидесятых годов оформились окончательно именно в документах хельсинкского движения, хотя в семидесятые они уже себя исчерпали и по сути принадлежали к прошлой эпохе.
«Исторический маятник» Украины, пройдя глубокий «низ» в пятидесятые, после окончания бурной эпопеи УПА, снова вынес волну нашего возрождения высоко вверх в шестидесятые годы. Как в каждом периоде подъёма, «родниковость» украинской духовности была в эти годы на удивление урожайной и внесла весомый вклад не только в литературу и искусство, но также в сокровищницу украинского наследия во всех его аспектах. В 70-е годы, в условиях спада, эта продуктивность резко снижается. Мы имеем в виду оригинальные, чисто украинские явления и концепции, порождённые собственной почвой. Хельсинкское движение на Украине было отблеском общемировой тенденции, порождённой эпохой «детанта». Московское дитя, искупанное в московских водах и спелёнутое в московские пелёнки, совершило вдруг неожиданную выходку: начало бить собственных родителей. То, что было задумано как диверсия на экспорт, против Запада, неожиданно принесло проблемы во внутриимперскую жизнь. Характерным в этом отношении является богатейший самиздат Николая Руденко. Когда внимательно сравнить его с яркими именами шестидесятников, становится заметной кардинальная разница в одном (фундаментальном) аспекте. В 60-е годы даже наименее профессиональные авторы (Порхун, например) выработали украинский стиль, резко отличный от московского, «общедемократического» способа полемизировать. У Руденко же блестящий стиль, глубина и отчётливое национальное сознание высказаны в рамках привнесённых тенденций. Например, его «Экономические монологи» — это перепев известной теории Франсуа Кенэ3. Так бывает всегда: в эпоху спада продуктивность собственных источников иссякает, чтобы накопить новые ресурсы для будущего взрыва.
Тенденции 80-х годов, начавшиеся выстрелами Бориса Терели 10 июня 1982 года 4, развились в двух направлениях. Во-первых, оживил свою деятельность подпольный Украинский Национальный Фронт, основанный ещё в 60-е годы5. Во-вторых, на Украине появилось (в карпатском регионе) специфическое движение, которое показывает отчётливую тенденцию стать массовым. Это совершенно новая форма национального сопротивления на платформе требований легализации украинской греко-католической церкви. Во всяком случае, случаев отказа от советских паспортов в знак протеста против церковной политики властей уже не менее тысячи 6 — явное доказательство того, что тенденция имеет склонность стать массовой. Тесно с этим связан вопрос покутников — особой религиозной группы, которая положила в основу своей доктрины концепцию украинского мессианизма 7.
Бросается в глаза новый «поворот к истокам». Обе названные тенденции имеют выразительное национальное лицо и не являются копированием чужих моделей. Тяга к подпольно-партизанской деятельности (УНФ) всегда была присуща украинцу карпатского региона; греко-католическая церковь тоже является уникальным, чисто украинским феноменом в церковной жизни. Характерно, что католическая идея Иосифа Терели и его товарищей из «Инициативной группы защиты прав верующих и церкви на Украине» насквозь пронизана украинством. Достаточно привести один отрывок из «Хроники католической церкви на Украине»:
«Украинцы! Помните, что есть верующие мужчины и женщины, которые до смерти верны нашей католической церкви, Украине — молитесь, молитесь ежедневно, ежечасно — Бог придёт на помощь распятой Украине, не напрасны слёзы и кровь невинно убиенных, замученных в тюрьмах и лагерях за веру и Украину!» 8.
Пока ещё нельзя взглянуть «со стороны» на этот новый этап украинской активности: он ещё не закончился. По сути, можно лишь говорить о начале нового подъёма после спада 70-х годов. Подъём этот ещё не является выраженным; по сути, мы имеем право говорить о «больном рассвете», а не о новой волне как материале для исследователя.
Итак, первая трудность для исследователя таких тем, как 60-е годы, хронологически ещё не достаточно удалённых от современности — это несформированность корпуса источников. Исторические исследования каждой темы начинаются, собственно, с того момента, когда «канонизируется» определённое число (определённый тип) источников, являющихся общепринятой базой для исследований. Разумеется, что к этому кругу постоянно добавляются новые названия. Но это уже на базе определённого критерия. В начале же трудность в том, что критерия не существует, следовательно — весомое и малозначимое часто кажутся «одинаковыми по росту». (...)
Вторая трудность в исследовании данной темы — специфическая, и касается только её. Для широкого мира тема «хрущёвской оттепели» и процессов, связанных с ней, подана определёнными факторами как тема борьбы за права человека. (Даже теперь, в 80-е годы, фразы типа «борец за национальные права Украины» или «украинский политический заключённый» автоматически переводятся западным интеллектуалом как «Human Rights Activist», и с этим приходится бороться на каждом шагу 9.) «Human Rights» — эта формула более приемлема для тех колониально-империальных сил мира, которые врагом номер один считают национальные движения. А между тем реальным является тот факт, что 60-е годы в Советском Союзе — это взрыв национально-освободительной активности в первую очередь. Начиная со стихов, которыми заявил о себе самиздат («Украина! Ты моя молитва!»), и кончая теоретическо-обзорными трудами, в центре внимания всегда ставили национальный вопрос.
Главнейшее, подытоживающее произведение 60-х годов (не только украинских) имеет выразительное название: «Интернационализм или русификация?». Исключением были лишь собственно-российские тенденции. Здесь преобладал интерес к общегуманитарным («общедемократическим») темам. Но даже и российское шестидесятничество породило заметную националистическую литературу, которая в центр внимания ставит национальный вопрос. Для примера достаточно привести «Манифест русских патриотов», изданный «группой Фетисова». В нём пишется:
«Для нас нация первична, а всё остальное — производное от неё. Нация — не только биологический вид, но и особое духовное сообщество, своеобразие которого имеет глубокий мистический смысл
(...)
Национальный вопрос — главный вопрос современности, но для сторонников эгалитарных учений он никогда не будет главным и никогда не будет ими правильно осознан (...)
Каковы основные признаки нации? Во-первых — расовый тип. Человек может сменить язык, религию, но вылезти из собственной кожи не способен. Часто кивают на смешанность современных рас, одни — с поддержкой, другие — с ужасом. При этом забывают, что смешение само по себе не обязательно приводит к появлению гибридных типов: черты одной из линий могут полностью преобладать среди потомков.
Расовый тип определяет психологическое строение, которое здесь мы понимаем очень широко, не только как темперамент, но и как способность к общественным связям определённого типа (...)
Национальный вопрос сегодня — проблема не только развивающихся стран. С ним сталкиваются и такие высокоразвитые страны, как Англия, Канада, Бельгия, и даже хвалёная всеспасительная демократия не знает, как его решить.
Особенно сложным является национальный вопрос в нашей стране» 10.
Следовательно, тенденции, которые отводили национальному вопросу второстепенное место, составляли незначительное меньшинство в 60-е годы. Однако именно они были разрекламированы перед миром в первую очередь и стали наиболее известными. (Например, так называемое легалистическое направление Сахарова.) Труды, трактующие 60-е годы как «Весну народов», то есть взрыв национальной активности, пока что составляют меньшинство в литературе на эту тему, хотя на мировом рынке уже есть весомые публикации11. Наиболее перспективной и наиболее приемлемой для Запада является тенденция сочетания проблемы прав человека с проблемой национально-освободительной борьбы. В этом направлении делаются первые шаги, как правило, нелёгкие, так как центры мировой исторической науки находятся в центрах старых колониальных империй, подсознательная симпатия которых всегда на стороне Москвы, — даже в том случае, когда московский экспансионизм является непосредственной угрозой дряхлеющим центрам былой силы.
Часто говорят о непонимании специфики национального вопроса определёнными мировыми или диссидентско-российскими факторами. Без сомнения, тому, чья нация не находится в колониальном положении (или была таковой где-то ещё в X веке), трудно понять и почувствовать, за что борется Левко Лукьяненко и какие ресурсы дают ему силу выдерживать почти 30-летнюю тюрьму. Однако было бы ошибкой преувеличивать роль этого непонимания. Вот как оценивает современный российский автор национальный вопрос в современной Российской империи:
«В средствах и методах для достижения унификации большевики, под влиянием Ленина, проявили значительно больше гибкости, чем царское правительство. В то время как последнее стояло на точке зрения отрицания всякой культурно-национальной самобытности и преследовало каждое её проявление путём запрета публичного употребления местных языков и задержки административными средствами развития местных культур, большевики идут к той же цели обходными, значительно более эффективными путями.
Они не только разрешили и даже сделали обязательным употребление национальных языков, но и дали нерусским провинциям названия союзных республик и т. д. Одновременно они создали такие условия, что эти «благодеяния» оказались фиктивными. Новосозданные государства путём усложнённой партийно-административной механики бесконтрольно управляются из центра, а права их правительств в некоторых вопросах ненамного шире прав областных и губернских земств при царях, а в некоторых случаях даже ýже. В целом, если принять во внимание социализацию и централизацию хозяйственной деятельности, то можно сказать, что земства Александра II давали областям больше свободы и административной инициативы, чем те областные управления, которые теперь в СССР называются правительствами союзных республик.
Ещё больше это касается автономных республик и областей. Там дело часто сводится к простому переименованию соответствующих районов или района в автономную республику или область, без всякого изменения их административной системы и без разницы в административной практике между ними и соседними не национальными районами.
Что касается национальных языков, то они разрешены и узаконены, но вместе с тем созданы такие условия, что эти языки оказались совершенно лишними и публичное их употребление оказалось неудобным, а при некоторых обстоятельствах даже опасным. Каждый культурный гражданин любой союзной или автономной республики не спешит манифестировать свою симпатию к местному языку, потому что знает, что это может отразиться на его карьере и его даже могут обвинить в буржуазном национализме и заставить признаться в каком-нибудь другом преступлении, не связанном с употреблением национального языка; это заканчивается наказанием. Большинство культурных граждан всех нерусских областей, беспокоясь о более спокойном будущем своих детей, предпочитают отдавать их в русские школы».
«После кровавых оргий Сталина партия перешла к новому методу: денационализации путём массовых переселений и расселений. Из союзных республик, не исключая и русскую часть РСФСР, население поощряют к выезду в азиатские области государства, а оттуда направляют такой же поток туземцев в индустриальные центры Европейской России. Без сомнения, этот метод даёт определённые положительные результаты, но все симптомы указывают на то, что эти результаты будут ненадёжными и национальный вопрос не будет решён такими методами. Переселенцы часто заражаются местным патриотизмом, и более слабые национальности при этом пополняются на своих территориях более активными и ценными элементами.
Без сомнения, национальный вопрос будет существовать в России так долго, пока он не будет решён в форме предоставления нерусским народам широкой свободы национального развития, права быть хозяином своей судьбы, оставаясь в государстве, а также широкого участия в использовании богатств их территорий. Пока правительство не найдёт формы для согласования справедливых требований угнетённых наций с интересами целостности и безопасности государства, Россия всегда будет находиться под угрозой потери нерусских колоний, а возможно, также и русских областей, как Украина, Беларусь, казачьи земли» 12.
Как видим, автор прекрасно понимает всю механику русификации. Понимает также, что коммунистическая политика является продолжением царской, только в более рафинированной и опасной для угнетённых наций форме. Хоть Украина и Беларусь — это у него «русские земли», всё же он прекрасно понимает огромный центробежный потенциал этих наций и его угрозу для империи. Особенно ценным и интересным является то, что россиянин понимает опасность магнетизма местных национализмов даже для отдельных русских («заражаются местным национализмом»). Англичанин в Америке стал американцем и под знамёнами Джорджа Вашингтона сражался против Англии. Из нашей, украинской истории можем привести не один пример, когда поляки (или те, кто считались поляками), пленённые магнетизмом Украины, становились украинскими патриотами. Российские авторы прекрасно понимают также, что кардинальные изменения в Советском Союзе могут быть вызваны лишь национальным фактором. Один из них, Игорь Шафаревич, пишет: «В тревожную эпоху классовая ненависть, вероятно, не сможет снова стать той спичкой, которая подожжёт наш дом. Но национальная — наверняка сможет. По подземным толчкам, которые слышны теперь, можно почувствовать, какой разрушительной силой она способна стать, если вырвется наружу»13.
Самое интересное в этом направлении, пожалуй, утверждение Солженицына, который говорит: «Если бы по шкале 12-балльных землетрясений отмечать напряжение национальных противоречий, то в старой России это было бы где-то на балле 2, а ныне в СССР — на балле 10»14.
Национальный вопрос — это ключ к пониманию Российской империи. «Унаследовав от Российской империи разнообразный национальный состав и сложные национальные проблемы, Советский Союз на протяжении всей его истории пытается решить национальный вопрос как главнейшую задачу своей внутренней политики. Если верно, что внешняя политика — это продолжение и функция внутренней, то национальные проблемы в немалой степени влияют и на внешнюю политику СССР. Вообще, Советский Союз, его своеобразие, его перспективы и политику невозможно понять, не исследовав национальных проблем этого государства» 15,— говорит Израиль Клейнер.
Эта формула, к сожалению, ещё не стала на Западе общепризнанной.
Украина как база империи является, конечно, в центре всех тенденций, связанных с национальными проблемами этой империи.
Поэтому опыт украинских 60-х годов должен быть предметом интереса номер один для каждого, кто изучает ситуацию на востоке Европы и перспективы этого куска земной суши.
II. «ПЕРЕХОДНЫЕ» ГРУППЫ
Формирование общественного мнения и форм социальной активности, в соответствии с новой реальностью, после определённых изменений — всегда запаздывает. Это историческая закономерность. Как правило, эти феномены формируются в соответствии с требованиями вчерашней ситуации.
Это касается и оппозиции во всех её проявлениях.
Тот факт, что сталинщина как социальное состояние уже ушла в прошлое, и в условиях «хрущёвской оттепели» появились новые шансы для самоутверждения украинства, не сразу был осознан украинской элитой. Правда, со стороны определённой части надднепрянской интеллигенции критика «культа личности» в 1956 году была воспринята даже слишком оптимистично. Этот оптимизм оказался иллюзией. Кремль очень скоро отрезвил тех, кто надеялся, что критика Сталина даёт определённые возможности для критики системы16. Стоит отметить, что первым (или одним из первых) решился потревожить «священных коров» Александр Довженко — и то ещё до XX съезда. Мы имеем в виду его высказывания о фактическом непризнании интеллигенции как социальной группы в официальной советской социологии17 (как известно, согласно теории «исторического материализма», советское общество состоит из двух «дружественных классов»: рабочие и крестьяне. За интеллигенцией лишь признаётся статус «социальной прослойки» — что-то вроде стельки в партийном сапоге, между партийной ногой и массой-подошвой, на которой эта нога стоит).
Но что касается сознательной украинской оппозиции, то она в начале «хрущёвской оттепели» ещё стояла на фундаменте подполья сталинских времён, применяя и тактику, и язык подпольных оуновских изданий, так густо распространявшихся среди населения Западной Украины в 40-х и первой половине 50-х годов. После разгрома органами НКВД массовой сети ОУН-УПА отдельные законспирированные группы ещё долго были активны. Во всяком случае, исследователь сделал бы ошибку, если бы не заметил того факта, что в начале 50-х годов подполье ОУН-УПА ещё действовало, хоть и в финальных, конечных формах. Даже отдельные советские публикации 70-х годов признали это. Так, в 1963 году возле Бережан (Тернопольщина) состоялся бой группы украинских подпольщиков с отрядом КГБ. (Автор данных строк знает об этом лично, «из первых рук», от функционеров областных партийных учреждений Тернопольщины. Информация об этом событии стала широко известна в Галиции). Интересно, что руководитель группы из шести подпольщиков находился на нелегальном положении с 1940 года. Двое из членов пришли в группу во время венгерской революции 1956-го, когда в Западной Украине возникли надежды, что «начнётся и у нас». Раскрытые и окружённые отрядом КГБ, все подпольщики застрелились. Факт, что ещё в 1963 году существовала хорошо законспирированная группа, которая жила законами времён УПА (для члена УПА был обязательным приказ не сдаваться в плен), свидетельствует о глубоких корнях послевоенного подполья. Без сомнения, кремлёвская машина сокрытия нежелательной информации, самая совершенная в мире, закрыла от глаз мира не один эпизод типа вышеописанного. Лишь будущий исследователь, получив доступ к архивам КГБ, сможет нарисовать картину реальной активности ОУН-УПА в 50-е годы и реальную дату прекращения этой активности.
Однако для большинства населения Западной Украины во второй половине 50-х годов подполье УПА уже принадлежало прошлому. Психологически подполье уже оценивалось как несуществующее, хотя эпизоды его существования ещё проявлялись. Именно это привело в конце 50-х и в начале 60-х годов к организации своеобразных «переходных» групп. Создателями их были преимущественно галицкие украинцы младшего поколения, целиком воспитанные и сформированные на традиции ОУН-УПА. Осознав, что управляемое из одного центра подполье прекратилось, они пришли к убеждению о необходимости основания новых подпольных групп. В 1958 году в Ивано-Франковске КГБ раскрыло группу украинской молодёжи (рабочие и студенты), которая создала организацию под названием «Объединённая партия освобождения Украины»18. В 1961 году во Львове судили организацию «Украинский национальный комитет», состоявшую из рабочих львовских предприятий и занимавшуюся распространением литературы. Было осуждено 20 членов группы: двое к смертной казни, остальные получили тюремное заключение сроком от 10 до 15 лет19. Таких групп было больше: ходоровская, коломыйская, стрыйская. Но об их деятельности пока что мало известно; как правило, об их существовании узнавали лишь после ареста. Автор этих строк видел людей из вышеописанных групп в лагерях Мордовии.
Итак, можно говорить об определённом послесталинском движении на Западной Украине, ставшем прелюдией к диссидентским 60-м годам — это «переходные» группы. Они были переходными в полном смысле слова. С одной стороны, эти группы были организованы по принципу старого подполья и часто распространяли старую литературу времён ОУН-УПА. С другой — они уже представляли новую реальность. Характерно, что подавляющее большинство членов этих групп — это уже городской компонент: студенты и рабочие (в отличие от старого подполья, в принципе опиравшегося на село). Среди распространяемой литературы всё чаще фигурировали вещи, созданные в соответствии с новыми, «хрущёвскими» представлениями. Очень символичной в этом отношении была практика Украинского Национального Фронта (УНФ). Его связи со старым подпольем были буквальными: в его распоряжении была типография ОУН, замаскированная в бункере и не раскрытая органами КГБ. Наряду со старыми материалами (порой ещё из 40-х годов) УНФ распространял стихи Симоненко. Думаем, что это лучший символ (и доказательство) переходности этих групп: литература 40-х годов и Симоненко вместе. Эта организация, наилучшим образом законспирированная, продержалась дольше всех: её раскрыли только в 1967 году20, когда уже Украина жила «диссидентскими» событиями.
В отличие от других групп этого типа, УНФ не был локальной организацией; он распространил свою деятельность на всю Галицию. Следует отметить также, что УНФ начал издавать подпольный журнал «Воля и Родина»21.
Хотя УНФ осознавал себя как продолжение ОУН, всё же его переходный характер от подполья 40-х годов к новым формам и методам оппозиции очевиден. После арестов 1967 года в принципе считалось, что эта организация разгромлена КГБ и прекратила своё существование, как другие тождественные группы. Однако новейший подпольный журнал («Хроника католической церкви на Украине») принёс интересную информацию о деятельности УНФ в 80-е годы. Итак, эта организация не была искоренена, как всеобще считалось. Просто в условиях 60-х годов, когда украинская оппозиция перешла на «диссидентские» методы работы и достигла весомых успехов, привлекши к себе внимание далеко за пределами Украины, члены УНФ влились в это мощное русло украинской активности и перестали быть заметными как отдельная структура. Кроме того, в условиях «хрущёвской оттепели» существовали большие иллюзии относительно легальных (во всяком случае — полулегальных) форм работы; поэтому идея «чистого», «бандеровского» подполья, только что разгромленного, не была популярной. Лишь после больших «рождественских» арестов 1972 года все поняли, что «оттепель» уже позади; идея организованного подполья снова стала актуальной.
Очень интересным является постановление Закарпатского обкома коммунистической партии, которое, называя факты деятельности УНФ, признаёт, что после смерти Бориса Терели и последующих арестов подполье всё же не ликвидировано полностью: «секретно»
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
областного комитета КП Украины Закарпатской обл. и областного Совета народных депутатов по усовершенствованию методов борьбы с проявлениями национализма и сионизма
В последнее время западная пропаганда усилила свою антисоветскую агитацию и пропаганду. В первую очередь империализм США делает ставку на бандеровские охвостья и подпольную так называемую УКЦ. К сожалению, парторганизация области вела неэффективную борьбу с проявлениями буржуазного национализма и сионизма на территории области. Это в равной мере относится и к антикатолической пропаганде и боевому атеистическому воспитанию молодёжи в духе ленинского интернационализма и верности партии. Только за последние полгода католическое подполье активизировало свои действия в сторону так называемой легализации церкви; под прикрытием веры активисты УКЦ усилили антисоветскую агитацию, это использовали наши враги за границей. КГБ имеет информацию, что бандеровское подполье под прикрытием новой вывески Украинского Национального Фронта совершило ряд акций — последствия уже обсуждались на майском бюро обкома 1981 года и в октябре 1982 года. Так, в селе Мужиево Береговского р-на 24 мая 81 года террористическая банда «Чёрного» пустила под откос военный эшелон, на платформах которого перевозился радар с Вилокской военной базы; это задержало «польскую акцию» на девять месяцев. В городе Мукачево на еврейском кладбище во время строительства был найден склад с антисоветской сионистской литературой и взрывчатыми тротиловыми шашками. Это только единичные факты активизации бандеровских и сионистских группок. Бескидская операция 82 года по ликвидации террористическо-диверсионной группы в Лавочном и Воловце была доведена не до конца — бандитская группа «Чёрного» не была ликвидирована полностью; товарищи из КГБ на сегодняшний день так и не раскрыли виновников ограбления двух инкассаторов на территории нашей области, по сегодня так и не выявлены лица, вывезшие 10 000 патронов и 99 гранат из воинской части в г. Мукачево — недостатков много, можно перечислять ещё ряд неприятных случаев, но и несмотря на все явные недостатки, КГБ добился и качественных результатов в своей работе — так, был ликвидирован член бандитской группы «Чёрного» Борис Михайлович Тереля (должно быть Бориса Михаила Терелю. — В. М.), к сожалению, со смертью бандита оборвалась нить его связей с бандеровским охвостьем на территории соседней обл. В Иршавском районе проведена удачная операция по ликвидации подпольной католической и баптистских типографий, было изъято до 1000 экземпляров клерикальной литературы»22. («Хроника католической церкви на Украине», ч. 6.)
О связях УНФ с тождественной румынской подпольной группой тоже есть материалы в «Хронике католической церкви на Украине» (об этом будет речь в конце текста).
Характерно, что УНФ дважды проявил одну и ту же черту. В 60-е годы он сумел интегрироваться в широкое самиздатско-диссидентское движение, оставаясь одновременно подпольной структурой. В 80-е годы он так же сумел интегрироваться в широкую кампанию за восстановление греко-католической церкви в Галиции и на Закарпатье, охватившую тысячи людей. Из вышеприведённого постановления видно, что структуры УНФ и группы греко-католических активистов тесно переплетены в своих действиях; нетрудно догадаться, что порой это одни и те же люди (как в случае с братьями Терелями: один — лидер греко-католической инициативной группы, другой — руководитель «банды Чёрного», то есть первой со времён УПА вооружённой группы, поставившей себе целью милитарную борьбу).
По сути, было две переходные группы, вышедшие за локальные рамки и привлекшие внимание мира. Это УНФ и группа Лукьяненко. Собственно, об УНФ не пошло широкой информации в мир, за пределы украинской диаспоры на Западе. Группе же Лукьяненко повезло больше. О ней уже существует литература на английском и других языках. Она фактически стала символом «переходной эпохи».
Характерно, что все члены «группы Лукьяненко» были юристами. В русской части Советского Союза в 60-е годы проявилась выраженная тенденция: самиздатско-оппозиционные группы, как правило, формировались по инициативе «технократов», то есть представителей точных наук. Достаточно вспомнить пример Сахарова — наиболее известной в мире фигуры этого рода. Это естественно: в условиях диктатуры представители гуманитарных наук просто не имеют шансов заниматься наукой: её заменяет пропаганда. Но физики или химики всё же должны давать научную продукцию даже в условиях диктатуры: поэтому они единственные, как правило, сохраняют способность думать. Неудивительно, что «ленинградская группа марксистов» (60-е годы) полностью состояла из выпускников технологического института23.
В нерусских регионах империи тенденция была диаметрально противоположной. Здесь речь шла не о хлебе насущном, а об обороне национальных прав и национальной идентичности. Поэтому украинская, грузинская, литовская оппозиция формировалась в первую очередь из представителей гуманитарных профессий. Давно существует тезис о том, что в украинском мировоззрении центральным является понятие правды. Тот факт, что новую волну возрождения в Украине начали юристы, кажется, подтверждает этот тезис. Как группа УНФ была символом переходности в смысле сочетания старых, уповских материалов и методов с новыми, самиздатовскими, так и «группа Лукьяненко» была подобным символом: здесь стёрлось традиционное разделение на восточных и западных украинцев. Хотя сама группа возникла на хорошо подготовленной (в смысле национального сознания) почве Львовщины, всё же организатором и душой группы был выходец с Черниговщины — Левко Лукьяненко. Пожалуй, впервые в такого типа группах исчезло практически одиозное разделение на «схидняков» и «западников», которое было (и частично остаётся до сих пор) одним из главных препятствий на пути украинских успехов.
Лукьяненко прошёл типичную советскую карьеру: армия, затем Московский университет. В 1958 году он начинает адвокатскую практику на Львовщине24. Вместе с товарищами по работе он формирует группу под названием «Украинский Рабоче-Крестьянский Союз» и готовит программу под названием «Проект программы Украинского Рабоче-Крестьянского Союза»25.
Интересно, что группа стояла на марксистских позициях и провозгласила своей целью создание независимого украинского марксистского государства. Для этого предполагалось использовать записанное в советской конституции право на выход каждой республики (в т. ч. Украины) из СССР. Конечно, члены группы понимали, что «право на выход» является формальным в советских условиях; но они планировали популяризацию этой идеи. Программа официально провозглашала применение конституционных методов в своей деятельности:
«Итак, цель этого первого этапа нашей борьбы заключается в завоевании демократических свобод, необходимых для организации всего украинского народа на борьбу за создание независимого национального государства. Методы достижения этой цели мирные, конституционные»26.
20 января 1961 года большинство членов группы были арестованы (один из членов оказался информатором КГБ)27. Несмотря на марксистский и легалистский характер программы УРСС, члены этой группы были приговорены к длительным срокам заключения. В частности, Левко Лукьяненко был приговорён к смертной казни, которую потом заменили на 15 лет неволи. Это показало, что имперский аппарат подавления центробежных национальных движений настроен на чисто русско-шовинистическую волну. Марксизм членов «группы Лукьяненко» не вызвал никакого «социального» сантимента у этих имперских марксистов. Социальные окраски национально-освободительных движений не учитываются нисколько; принимается во внимание лишь их угроза с точки зрения имперских интересов.
Стоит отметить, что процесс «группы Лукьяненко» не стал широко известным ни украинской, ни мировой общественности, как это случилось позже с процессами 1966–67 годов или последующими. Аппарат КГБ ещё сумел замаскировать это дело — в последний раз. Правда, определённая доза информации всё же просочилась наружу. Так, в известном эссе «По поводу процесса над Погружальским» уже было упоминание о «процессе юристов»28.
Позже, в условиях лагерей, все члены «группы Лукьяненко» отошли от марксистских позиций. Это характерный процесс: большинство советских диссидентов, начинавших с марксистских позиций, как правило, перерастали их потом. Это не просто статистика: это очень показательный процесс прощания с марксизмом, через который прошла (и теперь проходит) наиболее думающая часть советского общества. Необходимо это подчеркнуть, потому что после появления на Западе Леонида Плюща и нескольких других диссидентов марксистского толка у некоторых возникла иллюзия о неком «ренессансе неомарксизма» в Советской империи. Мы должны утверждать, что авторы типа Леонида Плюща29 или Жореса Медведева30 из Москвы были и являются исключениями в широком диссидентском течении; хотя и возможности появления определённых новинок на марксистской основе тоже не стоит сбрасывать со счетов.
Стоит отметить также, что позиция Лукьяненко и его группы была действительно марксистской, а не конъюнктурно-марксистской. Лукьяненко во время написания программы действительно был марксистом по убеждению (автор данных строк знает это из личных разговоров с Лукьяненко). Исследователь данной темы сделал бы большую ошибку, если бы не учитывал, что цитирование Маркса и Ленина у большинства украинских шестидесятников было просто официальным прикрытием; цитируя Маркса, эти авторы вместе с тем считали веру в марксистскую теорию курьёзным анахронизмом.
По сути, «Проект программы УРСС» был началом современного самиздата, и не только украинского. Израиль Клейнер называет его «первым самиздатским документом, который появился за несколько лет до появления массового самиздата»31.
Переходные группы были своеобразным зондированием советской послесталинской действительности и поисками наиболее рациональных форм оппозиции в новых условиях. Изменение ситуации определилось в основном тремя факторами:
1. Постепенное исчезновение вооружённой конфронтации между украинским сопротивлением и режимом.
2. Появление новых шансов для неофициально-оппозиционных явлений в связи с «хрущёвской оттепелью».
3. Исчезновение ситуации «вооружённого нейтралитета» между Западом и Востоком, которая давала надежды на милитаристский конфликт и шансы национально-освободительных движений, связанные с будущей войной. Конец корейской войны в 1953 году (что символически совпало с датой смерти Сталина) окончательно развеял эти надежды.
Украина среагировала на изменение ситуации довольно быстро, хотя и подсознательно. Украинские же эмиграционные круги ещё долго были в плену старых доктрин, даже тогда, когда шестидесятники стали на Украине отчётливо оформленным движением.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Иван Литвиненко. Украинская проблема и Россия.— «Современность», Мюнхен, 1979.— С. 15.
2 Открытое письмо О. Бердника президенту США Дж. Картеру, 17 ноября 1976 г. «Украинское правозащитное движение». — «Смолоскип», Торонто-Балтимор. 1978. — С. 189.
3 Николай Руденко. Экономические монологи.— «Современность», 1978.
4 На Украине снова начинают стрелять.— «Анабазис», Торонто. — Ч. 13, 1983.—С. 5.
5 «Хроника католической церкви на Украине».— Ч. 6.— С. 27.
6 «Хроника...». — Ч. 4. — С. 7.
7 Василий Стус. Из лагерной тетради.— «Современность».—Ч. 211, 1983.—С. 90.
8 «Хроника...».— Ч. 6.— С. 36.
9 «Анабазис».— Ч. 23, 1985.— С. 14.
10 «Русская мысль».— Париж, 26 ноября 1971.
11 Nationalism and Human Rights. Edited be Igor Kamenetsky. Littleton, Colo.1977. The Decolonisation of the USSR. Toronto-New- York,1978.
12 А. Белопольский. СССР на фоне прошлого России.— Вашингтон, 1973.— С. 422—426.
13 Из-под глыб. — ИМКА-Пресс, Париж, 1975. — С. 113.
14 Две пресс-конференции. — ИМКА-Пресс, Париж, 1975. — С. 43.
15 Израиль Клейнер. Национальные проблемы последней империи.— Первая Украинская Типография во Франции.— Париж, 1978.—С. 14.
16 За что сместили Шелеста.— «Современность», 1973.— С. 80—82.
17 Иван Кошеливец. Александр Довженко— «Современность», 1980.
18 Израиль Клейнер, цит. труд.— С. 166.
19 Там же.— С. 167.
20 Ukrainian Political Prisoners in the Soviet Union. Studium Research Institute, Toronto,1979— Р. 54.
21 Там же.
22 «Хроника католической церкви на Украине», ч. 6. «Материалы Самиздата», выпуск ч. 10/85.— С. 27—28.
23 «Современник», ч. 41, Торонто, 1979.— С. 65.
24 Ukrainian Political Prisoners in the Soviet Union.— Р. 61.
25 Украинские юристы под судом КГБ.— «Современность», 1968.— С. 32.
28 Там же.— С. 33.
27 Ukrainian Political Prisoners in the Soviet Union.— Р. 61.
28 Широкое море Украины.— «Смолоскип», Париж-Балтимор, 1972.— С. 67.
29 Леонид Плющ. В карнавале истории.— «Современность», 1980.
30 «Факты и мысли», ч. 17, январь 1980, Нью-Йорк.— С. 8.
31 Израиль Клейнер, цит. труд.— С. 167.
«Всесвит», 1990 г.