Василий ОВСИЕНКО. ДВАДЦАТИПЯТИЛЕТНИК
(Овсиенко Василий. Свет людей: Мемуары и публицистика. В 2 кн. Кн. 2 / Составил автор; Худож.-оформитель Б.Е.Захаров. – Харьков: Харьковская правозащитная группа; К.: Смолоскип, 2005. – С. 77 – 82).
На Михайлов день 2002 года моему давнему приятелю Михаилу Якубовскому исполняется 50 лет. Половину из них он прожил с клеймом, более страшным, чем у меня, «особо опасного рецидивиста»... Меня давно реабилитировали, хоть я и больший «преступник»: это при моём посредничестве он, первокурсник филологического факультета Киевского университета, где-то в 1971 году прочитал в фотокопии работу Ивана Дзюбы «Интернационализм или русификация?». Но это, как оказалось, было не первое его «преступление».
Мне в концлагерях Мордовии и Урала выпало общаться с лучшими людьми своего времени — Михаил же стал жертвой советской карательной психиатрии и сидел среди «буйных»....
В эти дни, когда поминаем жертв голода и политических репрессий, когда вспоминаем Декларацию прав человека, принятую ООН 10 декабря 1948 года, я чувствую себя обязанным рассказать эту страшную историю.
Михаил Якубовский родом из Вербовки Ружинского района на Житомирщине. Его дед Герасим и прадед Вицько были «раскулачены» и выгнаны из своих домов, погибли во время голода 1933 года. Отец Михаил, едва женившись, в 22 года был мобилизован в трудармию, где за проявления протеста был осуждён и этапирован в Сибирь. Вернувшись в Вербовку, столярничал, прошёл фронты Второй мировой войны, успел построить дом для семьи, хотя имел слабое здоровье, заболел и умер в 45 лет после неудачной операции. Младшему из четырёх детей, Михаилу, было тогда всего 3 годика, но он до сих пор помнит, как столярничал с отцом. Мать Домаха Даниловна, оставшись вдовой, вырастила и «вывела в люди» всех четверых. 40 лет отдала тяжёлой колхозной ниве, а заработала мизерную пенсию. Она, говорит Михаил, как образ Украины: знает множество песен, унаследованных от своей рано умершей матери Тодоськи.
В пятом классе на своей ученической карте Михаил «отделил» Украину от СССР.
Старший на 16 лет брат Виталий, будучи студентом факультета журналистики Киевского университета, читал и комментировал ему стихи Тараса Шевченко, Василия Симоненко. Михаил с юных лет писал стихи. Прочитал роман «Собор» Олеся Гончара. Ввод советских войск в Чехословакию в августе 1968 года назвал оккупацией. А узнав, что это Ленин уничтожил УНР, объявив ей войну в конце 1917 года, сказал кому-то, что это же первый враг украинского народа.
Неизвестно каким образом эта информация попала к детскому психиатру Белоцерковского психдиспансера Галине Лащук. Она расценила всё это как опасные для Советской власти действия и без ведома родных, обманным путём («Пусть тебя профессор посмотрит») машиной скорой помощи в октябре 1968 года отправила его в Киевскую областную психбольницу («в Глеваху»). Там «лечащий врач» Жанна Корецкая, прочитав выпускное за 8-й класс сочинение Михаила о Шевченко, пристально посмотрела 15-летнему подростку-отличнику в глаза: «У тебя такие мысли, такие мысли!..»
После нескольких месяцев ужасных пыток в этой «Глевахе» Корецкая выдала Михаилу путёвку на всю жизнь, сфабриковав «вечный» диагноз: «шизофрения, простая форма» и направила в Ружинский райвоенкомат документ, где, в частности, отметила: «С детских лет начал читать философскую литературу». Но, чтобы застраховать себя, дописала: «интеллектуально сохранен», «имеет право поступать в высшие учебные заведения».
На этом основании в райвоенкомате 15 марта 1971 года юноше выписали «волчий билет» по гр. I ст. 4 «расписания болезней» с диагнозом «шизофрения», отметив: «переосвидетельствованию не подлежит». Хотя никакой медицинской комиссии в военкомате он не проходил, а как раз в январе того года после месячных сборов допризывной молодёжи был награждён почётной Грамотой ДОСААФ как лучший допризывник района.
В 1970 году сочинение «круглого» отличника Якубовского на вступительном экзамене в Киевском университете оценили как «идейно невыдержанное», потому что там упоминался «Собор» Олеся Гончара. Поработал литсотрудником в районной газете «Знамя коммунизма» в г. Чуднов и в следующем году снова приехал с положительными характеристиками и большой папкой собственных публикаций. В приёмной комиссии, увидев военный билет, показали ему на дверь: «Ты смотри, больной, а хочет в университете заниматься!» Пришлось подделать медицинскую справку.
Почти три года успешно учился на филологическом факультете Киевского госуниверситета им. Т. Г. Шевченко, изучал, кроме родного, ещё и новогреческий язык. Там мы и оказались в 60-й комнате общежития № 5 на улице Ломоносова — четверо пятикурсников и первокурсник. У нас «крутился» самиздат. Иван Бондаренко поставил меня перед фактом, что дал Михаилу работу Дзюбы «Интернационализм или русификация?». Это зерно упало на уже подготовленную почву.
Меня 5 марта 1973 года арестовали. Трясли всё моё окружение. Не помню уже, как следствию стало известно, что и Михаил читал самиздат, но Киевский областной суд вынес по делу Евгения Пронюка, Василия Лисового и Василия Овсиенко отдельное постановление в отношении Михаила Якубовского. 18 марта 1974 года на филологическом факультете состоялось комсомольское собрание, на котором однокурсники и преподаватели ошельмовали Якубовского за чтение работы Ивана Дзюбы и за то, что не скрывал своих симпатий ко мне.
«Комиссар в юбке», профессор Маргарита Карпенко сказала: «Вам нужно было на Василия заявить, тогда бы вы были на коне... А теперь нам надо вести борьбу за чистоту своих рядов!». Профессор Валентина Николаевна Поважная изрекла знаменитую фразу: «Жить в одной комнате и не знать, что делается в портфеле соседа — это, простите, не по-комсомольски!». Доцент Олесь Иванович Белодед (сын академика И. Белодеда, автора печально известной «теории двуязычия» украинского народа) гремел гневным пафосом: «Когда советские люди плавят сталь, добывают уголь, мы тут говорим о каком-то Якубовском, который вместе с Овсиенко, видите ли, захотел решить украинский вопрос! Это паршивая овца, которая не должна быть в нашем университете!».
Итак, Якубовского исключили из комсомола, а соответственно — из университета, по приказу ректора М. У. Белого № 141 от 30 марта 1974 года.
Устроился корреспондентом житомирской областной газеты «Комсомольская звезда», скрыв исключение из университета. Через две недели, 6 мая, редактор этой газеты Дмитрий Панчук (сейчас он главный редактор газеты «Житомирщина») уволил его с работы: «Ты никакой не комсомолец и не студент! Ты проходимец! Мне звонил декан твоего факультета и сказал, что тебе надо работать физически, на производстве, чтобы смыть свою вину перед Советской властью! А фильм «Белая птица с чёрной отметиной» никакой не гениальный, как ты заявляешь, а националистический!».
Вероятно, указание уволить дал не декан филфака Михаил Грицай, а работники житомирского КГБ, поскольку днём ранее Якубовский отказал офицеру КГБ Борису Завальному в сотрудничестве.
Посчастливилось устроиться грузчиком на Житомирский льнокомбинат. Работал в ночную смену. Кагэбэшники предлагали информировать о настроениях рабочих, обещая восстановление в университете. Отказался и решил выбраться из Житомира. Но из цеха дошёл только до проходной. Здесь милиционеры заломили ему руки, бросили в зарешеченный воронок и привезли в КПЗ (камера предварительного заключения), а оттуда каретой скорой помощи — «на Гуйву», в третье отделение Житомирской психбольницы. Это произошло 13 июня 1974 года. Будто бы в тот день Якубовский выступал с антисоветской речью у памятника Королёву в Житомире...
Хотя это была подлая инсинуация, врач-палач Павел Кузнецов целых три месяца ежедневно по несколько раз за смену пытал Якубовского сильнодействующими нейролептиками (галоперидол, аминазин, трифтазин, сульфазин и др.), после которых нельзя ни лежать, ни ходить, ни стоять. Минуты кажутся вечностью. Страшнее муки на свете нет. Недаром узники брежневских лагерей и психушек соотносят такие заключения как 1:10, а то и говорят, что психушка страшнее смерти. Там Якубовского пытали электрошоком, привязывали к нарам с буйнопомешанными, били по голове чем-то тяжёлым. Думал, что уже оттуда живым не выйдет. Санитары-костоломы прозвали его «Самостийной Украиной»: «Вон «Самостийна Украина» пошла! Хы-хы...» Врач Кузнецов спрашивал, слышит ли он какие-то голоса. Пытался шутить: «Только «Голос Америки». Кузнецов испытывал садистское удовольствие от пыток: «Что — ломает? Язык твой — враг твой!»
Освободили 5 сентября, перед тем наколов какими-то неизвестными инъекциями, от которых отходил год. Трудно было даже разговаривать, всё было как в тумане, реакция замедленная, какие-то навязчивые страхи... На очередной беседе кагэбэшник Борис Завальный сказал: «Это было сделано в гуманных целях!». А другой предостерегал: «Благодари, что живёшь. А то сделаем по-другому: вдоль заборов с прутиком будешь ходить... Гусей пасти».
Страх в обществе был таков, что во время этой трагедии не решились выступить в защиту Якубовского его хорошие приятели и знакомые, к которым он обращался, в том числе известный украинский поэт Михаил Клименко, преподаватели университета профессор Андрей Белецкий и преподавательница новогреческого языка Татьяна Чернышова. Пугал Якубовского «Гуйвой» и злорадствовал над его судьбой сосед по комнате житомирского общежития, тогда журналист областной газеты «Радянська Житомирщина» Алексей Кавун (ныне собкор «Голоса Украины» — до сих пор ностальгирует по советским временам). Знал о пытках и журналист областной газеты Николай Волынец, но даже не посочувствовал.
Когда впоследствии Якубовский приехал в Киев искать защиты, его упекли в Киевскую «Павловку», где более «гуманный» врач, Даниил Брандус, подтвердил инсинуацию киевских стукачей и кагэбэшников, будто бы он ходил голым в общежитии строителей, когда устраивался на работу. В «Павловке» Брандус держал его вместе с «буйными» в четвёртой палате. Жестоко били по голове, а лежачего — и ногами.
Всего за один год психушек Якубовский получил более 500 сильнодействующих таблеток и инъекций нейролептиков.
Приходилось работать сторожем, чернорабочим, голодать, быть тяжело униженным. Как от зачумлённого, от него убегали бывшие «друзья». Никто из уцелевших перепуганных бывших шестидесятников, к которым обращался Якубовский (Д. Павлычко, Б. Олийнык, И. Драч — они раньше знали и хорошо оценивали его стихи), не решился помочь ему. Два года был одинок, как перст.
В 1976 году Якубовский по требованию проректора Киевского университета Владимира Горшкова должен был написать «покаянное заявление» примерно такого содержания: «Примите меня на заочное отделение филфака, я больше не буду национализмом заниматься». Для восстановления на филфаке потребовали ещё и справку из психбольницы, может ли Якубовский учиться...
Устроился внештатным корреспондентом газеты «Киевская правда», но не смог исполнить роль лживого советского журналиста. Поэтому в 1977 году пошёл на мизерную зарплату научного сотрудника Музея народной архитектуры и быта УССР. Вероятно, микроклимат древней украинской архитектуры — домов, церквей, ветряных мельниц, командировки на сбор этнографических экспонатов, общение с их владельцами — простыми украинцами — это был бальзам на душу. Это и помогло ему пережить страшное брежневское мракобесие. Однако и оттуда, после 15 лет безупречной работы, за попытку защитить музей от уничтожения тамошней администрацией, его уволили в сентябре 1992 года. Не помог даже визит к тогдашнему министру культуры Украины Ивану Дзюбе... Устроился корреспондентом газеты «Злагода», затем в УРП-Информ, был помощником-консультантом народного депутата Левка Лукьяненко. Тем временем женился, у них с женой Людмилой дочь Ярослава (уже студентка), старшеклассник Тарас.
Лишь через 25 лет, 19 августа 1993 года, экспертная комиссия Ассоциации психиатров Украины (С. Глузман, В. Чернявский, Н. Вергун) признала Якубовского психически здоровым: «На основании изучения медицинских документов и результатов нынешнего обследования эксперты пришли к выводу, что гражданин Якубовский Михаил Михайлович в период с 1968 по 1975 г.г. хроническим психическим заболеванием (шизофренией) не страдал и признаков психических болезней в настоящее время не обнаруживает».
М. Якубовский опубликовал в журнале «Зона» № 3 1992 года впечатляющий очерк «Фабрика душегубства». Талантливые его стихи «из ящика» и статьи были опубликованы в различных изданиях. Он выступал в прессе, на украинском телевидении и радио, а также на радио «Свобода» с разоблачением карательной советской психиатрии, обращался в Прокуратуру Украины с требованием реабилитировать. Но его не считают репрессированным! Вот какой был ответ из прокуратуры г. Киева от советника юстиции П. Емельяненко от 31 декабря 1993 года (цитируем с его ошибками): «Согласно действующему законодательству Украины нахождение Вас на лечении в психоневрологических больницах не является принудительными мерами медицинского характера, предусмотренными ст. 13 УК Украины и ст. 416 УПК Украины. В связи с этим к Вам не может быть применён Закон Украины «О реабилитации жертв политических репрессий на Украине», от 17 апреля 1991 года».
Действительно, согласно этому Закону, жертвами политических репрессий считаются только лица, осуждённые на принудительное лечение судом. А отправленные без суда и следствия (что значительно ухудшало положение) — не репрессированные... В России эту ошибку в отношении репрессированных карательной психиатрией уже исправили. Предусматривает такое исправление и проект Закона, подготовленный рядом общественных организаций и поданный депутатом Лесем Танюком, но он годами не может пробиться к рассмотрению. Вот и штампуют на бланках с Трезубцем циничные ответы вроде присланного 1 сентября 1997 года начальником общего надзора прокуратуры г. Киева, советником юстиции Л. Николенко:
«Прокуратурой города Киева по поручению народного депутата Украины Е. В. Пронюка с привлечением соответствующих специалистов проверены обстоятельства, изложенные в Вашем заявлении о принудительном лечении. Установлено, что лечение Вас проводилось в 1968–1975 гг. Применённое лечение в каждом случае госпитализации соответствовало диагнозу и состоянию, о чём свидетельствуют выводы специалистов. По результатам проверки оснований для принятия мер реагирования прокуратура не находит».
А и. о. начальника отдела охраны психического здоровья Минздрава Украины Роман Никифорук письмом от 22 августа 1997 года «утешил»:
«Главное управление лечебно-профилактической помощи рассмотрело Ваше письмо, поступившее в Генеральную прокуратуру Украины, и сообщает, что для пересмотра Вашего диагноза заключения Ассоциации психиатров недостаточно: юридической силы оно не имеет. Поэтому предлагаем Вам с аналогичным заявлением обратиться в Украинский НИИ социальной и судебной психиатрии (г. Киев, ул. Фрунзе, 103-А, директор института Чуприков А. П.). Это письмо можете считать направлением на консультативное обследование в указанный институт».
Ныне господин Никифорук возглавляет киевскую «Павловку», тогдашний министр здравоохранения Украины Раиса Богатырёва стала народным депутатом, «врачи» Якубовского и кагэбэшники до сих пор работают в медицинских учреждениях или под вывеской «СБУ», некоторые вышли на «заслуженную пенсию». Только репрессированный Якубовский, половину жизни проходивший с клеймом «шизофреника», до сих пор не добился ни реабилитации, ни компенсации за совершённое против него коммунистическим режимом преступление — искалеченную жизнь и подорванное здоровье: недавно он перенёс острый инфаркт миокарда и теперь стоит на учёте сердечно больных.
19 ноября 2002 года.
Украина молодая. 2002. – № 231 (20337). – 11 декабря
На сайте ХПГ с 25.02.2008.
