45 лет назад, в сентябре 1964-го, лидеры украинского молодого движения, которых впоследствии назовут «шестидесятниками», праздновали двойной день рождения. Алла Горская и Иван Светличный отмечали «70-летие на двоих». Сейчас это было бы, трудно поверить, 160-летие... Из двух именинников Алла Горская была на два дня старше: она родилась 18 сентября 1929 г.
Алла Горская — символическая фигура в украинском шестидесятничестве. Ее судьба необычна и в то же время показательна для своего времени. Она происходила из по-советски «благополучной» семьи — и отважилась на противоборство с казенной системой; она не успела подвергнуться аресту и тюремно-лагерным мытарствам — но ее, дочь довольно высокого «номенклатурщика», дважды исключали из Союза художников за идеологическую несовместимость ее творчества с «руководящей и направляющей» ролью единственной на то время партии; в конце концов, сама ее гибель стала зловещим знаком времени. Обстоятельства смерти Аллы Горской до сих пор остаются невыясненными. Но хотя прямых доказательств участия советских спецслужб в этом преступлении нет, очевидно: это был вполне сознательный, коварный удар по украинскому возрождению, одна из первых его потерь — невероятно трагическая и болезненная.
Сейчас на доме по улице Терещенковской (бывшая Репина), где жила Алла Горская со своим мужем, также выдающимся художником-шестидесятником Виктором Зарецким, висит мемориальная доска, у которой всегда — живые цветы. А тогда, 45 лет назад, государство «почитало» их жилище и их семью только постоянной слежкой, репрессиями и провокациями. Ведь это был один из центров «неблагонадежности», место общения творческих, неравнодушных, свободных духом людей. Здесь бывали литературные критики Евгений Сверстюк, Иван Дзюба, Иван Светличный, поэты Василий Стус, Мыкола Винграновский, Иван Драч, художники Опанас Залываха, Людмила Семыкина, Вениамин Кушнир и многие другие, кого тогдашняя власть предпочла бы видеть вместе только за колючей проволокой в сибирских или мордовских концлагерях.
И действительно, многих посетителей этой квартиры впоследствии ждали аресты и годы заключения и скитаний. Но, видимо, саму Горскую «строители казарм» (выражение Е. Сверстюка) ненавидели особенно — за то, что она осмелилась бросить вызов не просто их людоедской системе, но и той среде, из которой сама происходила. Поэтому она и стала одной из первых среди шестидесятников в печальном списке жертв борьбы за человеческую свободу и достоинство.
А перед тем было брутальное уничтожение большого витража в фойе Красного корпуса Киевского университета, где гневный Кобзарь прижимал к себе обиженную Украину, а надпись гласила: «Возвеличу / Малих отих рабів німих, / Я на сторожі коло їх / Поставлю Слово» (Горская работала над этим витражом совместно с Опанасом Залывахой, Людмилой Семыкиной, Галиной Севрук и Галиной Зубченко), затем — упомянутое уже исключение из Союза художников. В Союзе Горская была восстановлена, но вскоре она начинает оказывать моральную поддержку репрессированным участникам движения сопротивления. Она подписывает письма протеста, ходит на суды, поддерживая обвиняемых — и ее исключают во второй раз.
А 28 ноября 1970 года Алла Горская трагически погибла от руки убийцы в Василькове. Ее похороны собрали, фактически, весь тогдашний цвет украинской интеллигенции — несмотря на то, что из «органов» приходили персонально ко многим «неблагонадежным» с предупреждением: не появляться на траурной церемонии. Со словами прощания тогда выступили Евгений Сверстюк, Олесь Сергиенко, Иван Гель. Василий Стус читал только что написанное стихотворение памяти Аллы Горской:
Ярій, душе. Ярій, а не ридай.
У білій стужі сонце України –
а ти шукай червону тінь калини,
на чорних водах тінь її шукай.
Пройдет немного времени, и многие из присутствующих на этих похоронах будут арестованы и заключены в тюрьму. Украинское движение сопротивления продолжит свой крестный путь. А имя Аллы Горской останется символом непокорности, творческого и гражданского мужества и честности — и именно так войдет в наши времена, времена независимой Украины, где это мужество и непокорность так нужны, чтобы сохранить свободу от посягательств новых янычар и имперски-обеспокоенных «соседей».
