Berdnyk-Lukianenko
Лукьяненко Левко Григорьевич. Со времён неволи. Книга пятая: Одержимые. – Киев: Тамподек ХХІ – 2012, с. 390 – 401;
Лукьяненко Л. Путь к возрождению: в 13 т. Т 9: Со времён неволи: Одержимые / Левко Лукьяненко – К.: ООО «Юрка Любченко», 2014. – 648 с. (С. 390 – 401).
Олесь Бердник
Во время моего предварительного и судебного следствия он вёл себя мужественно и порядочно. Знакомясь с материалами предварительного следствия по своему делу, я видел смелые и умные ответы Бердника на вопросы следователей. Думал: слава Богу! Ведь твёрдая позиция каждого следующего арестованного члена Украинской группы содействия выполнению Хельсинкских соглашений (УХГ) — это наша общая моральная победа над коммунистической оккупационной властью.
Его арестовали 6 марта 1979 года и судили в г. Кагарлыке Киевской области 21.12.1979 года. Ему назначили 6 лет лишения свободы в лагерях особого режима и 3 года ссылки. Поскольку это была вторая политическая судимость, суд признал его рецидивистом, и отбывать наказание его направили к нам в тюрьму. Прибыл 16.05.1980 года. Все спрашивали друг друга, почему дали шесть и три, а не десять и пять, как всем украинским рецидивистам? Его не спрашивали. Зачем спрашивать? Ведь каждый заключённый сам рассказывает своё дело тем людям, с которыми начинает сидеть, а потом его рассказ в сокращённом виде становится известен всем. К этому рассказу возвращаются, когда в камере подбирается новый состав и кто-то изъявляет желание послушать историю лично. И все понимают, что рассказ — это одно, а надо ещё посмотреть, как человек будет себя вести: будет его поведение подтверждать рассказ или, может быть, предоставит факты иного содержания?
Однажды, вскоре после его приезда, мы на прогулке оказались в соседних прогулочных двориках. Я спросил, что нового в Киеве, кто продолжает наше дело? Он начал говорить, что Запад взялся использовать нашу деятельность в таком смысле, о котором мы и догадываться не могли. В его словах прозвучали нотки неуверенности в правильности того направления борьбы, на которое мы встали. Это меня удивило. На улице светило ясное солнышко и приятно грело первое июньское тепло, а от слов Бердника повеяло холодом. Хотел задать ему много вопросов, но мент с высокого помоста крикнул прекратить болтовню и через пять минут вывел с прогулки и завёл в камеру. Он вроде бы ничего такого плохого и не сказал, но на мой оптимизм ответил не оптимистичными словами, а чем-то непонятным. Это сомнение, словно гвоздь, не выходило у меня из головы.
Основная продукция, которую производили заключённые, — это прикрепление электрораспределительных панелек к электрошнурам для утюгов: между электроконтактными пластинками нужно было вставить капроновый изолятор и соответственно зажать специальными плоскогубцами. Работа не тяжёлая, но за смену нужно было сделать более 6 тыс. штук — это очень много и требовало очень большой скорости, что и утомляло. Другая работа заключалась в том, чтобы эту панельку прикрепить винтиками к электрошнуру с помощью механической отвёртки. Эта работа тоже не тяжёлая, но норма была огромная: 522 шнура.
Бердник немного походил на эти работы, да и перестал. Якобы сказал, что выполнять норму не сможет, а это значит, что ему не разрешат покупать в тюремном ларьке продуктов на 2 рубля. Он высокий мужчина, тюремные харчи плохие, безвитаминные, да ещё и мало для человека среднего роста, а для него, высокого, еды было и подавно мало. Нужно выполнять норму, иначе протянешь ноги. Его сокамерники предлагали ему помощь, пока сам не научится быстро работать и выполнять норму выработки.
Может, через месяц по тюрьме пролетел слух, что Бердника как художника взяли на работу рисовать коммунистические лозунги, плакаты, транспаранты и тому подобное. Лозунги были коммунистического содержания. Работа эта идеологическая, и потому всегда считалось, что честный политзаключённый не должен браться за такую работу. Когда нашу камеру в очередной раз повели в «кинозал», у стен было прислонено много фанеры, картона, деревянных реек и прочего материала для изготовления наглядной агитации. Бердника не было, и мы спросили мента, не Бердник ли это скоро украсит тюрьму свежей художественной наглядной агитацией? Он подтвердил.
Рисование и изготовление наглядной агитации в этой комнате выводило Бердника из-под постоянного надзора заключённых и давало возможность тайно встречаться с чекистом Чипкасовым. Это нам уже не нравилось.
Через месяц-другой случилась неувязка, которую никто не предвидел. Чекист принёс в свой кабинет колбасу и ещё какие-то деликатесы, разложил на своём письменном столе и приказал старшине привести Бердника. Старшина то ли не расслышал, то ли перепутал, а может, и нарочно ошибся и вызвал из камеры не Бердника, а Ребрика (фамилии-то созвучны!), и повёл в кабинет Чипкасова. Отворив дверь, Ребрик шагнул в кабинет. Чипкасов взглянул — и к старшине: «Ты кого привёл, растудыть твою мать! Немедленно назад и веди, кого сказано!» Ребрику хватило времени, чтобы унюхать и увидеть деликатесы, которыми чекист подкармливает предателей.
Этот факт был однозначным. Он укладывался в ту же цепь, что объясняла, почему ему — рецидивисту — суд отмерил шесть лет заключения и три года ссылки, в отличие от всех украинцев-рецидивистов, которых приговаривали к 10 и 5 годам соответственно. Вскоре его перевели на облегчённый, бескамерный режим. Иван Гель передавал нам, что Бердник начал агитировать его покаяться и просить у властей помилования. Его возмущению не было предела, как и нашему.
Затем его вывезли в КГБ УССР в Киев на перевоспитание. В сентябре 1982 года его перевели на строгий режим в зону ВС–389/35 (станция Всехсвятская). Летом 1983 года его снова забрали в Киевское КГБ на перевоспитание и там согнули в дугу. И этот высокий человек пал на самое дно: 14 марта 1984 года он написал покаянное заявление.
Бердник был одним из основателей Группы и прекрасно знал, что на эту деятельность нас вдохновляло национальное патриотическое сознание, а не какие-то там империалистические центры. Во-вторых: чтобы попасть во «вражеские сети», нужно было встретиться хотя бы один раз хотя бы с одним заграничным врагом Союза ССР. Бердник прекрасно знал, что никто из десяти членов-основателей УХГ не встречался с таким человеком, который мог бы поймать в свои сети. Он клеветал на самого себя и на нас. И его отступничеству от Декларации УХГ и предательству членов Группы нет оправдания. Его предательство напомнило мне сентябрь 1976 года. Тогда Николай Руденко и Бердник приехали ко мне в Чернигов, и мы обсуждали идею создания Украинской Хельсинкской группы. Бердник в двух словах рассказал о первом осуждении за политику и показал интересное фото.
Он — высокий, стройный мужчина, немного старше среднего возраста. Тёмно-русые волосы с неровными седыми прядями ровно ниспадают с головы до самых плеч и немного рассыпаются по плечам. Он стоит, прислонившись спиной к стволу гигантского дерева с глубоко потрескавшейся корой. Руки немного отведены в стороны от туловища, и оттуда проглядывает та же самая кора. Человек, хоть раз в жизни видевший изображение Иисуса Христа, взглянув на это фото, тут же воскликнет: «Иисус Христос!». Действительно, аналогия полная.
Бердник — художник и писатель, и композиция фото не случайный щелчок объектива фотоаппарата, а хорошо продуманная и сознательная. Следовательно, для него Христос — образец. Христос сознательно пошёл на крест за идею. Фотография Бердника заявляет: он готов пойти на распятие за идею.
И тут у меня — его ровесника с «немножко» другой биографией — возникает сомнение, сможет ли он донести свой крест до конца, как сумел его донести Христос? Этот крест не театральный, который носят с одной сцены на другую. Этот крест несут только один раз, чтобы водрузить его на своей собственной могиле. Смерть — не та пьеса, где человек хочет козырнуть перед публикой. В ней человек предстаёт перед Высшим Судьёй с обнажённой душой и без каких-либо внешних одежд, так зачем эта поза Христа — когда ещё сам не знаешь, донесёшь ли Крест до конца?!
И когда он отошёл от толстенного ствола огромного дерева (кажется, дуба), то начал шататься. То дерево действительно дышало неизмеримой мощью, ибо его большие корни так вросли в землю, что она даже поднялась вокруг ствола и образовала заметное возвышение. Кроны не видно, но тот ствол и холмик поднятой корнями земли создавали впечатление единения земли с природой или, наоборот, украинской природы с украинской землёй и навевали мысль о предвечном могуществе. Бердник чувствует его и ради продления его в веках приносит себя в жертву: пусть я погибну, но будет жить эта украинская мощь! Пусть капли моей крови и молекулы тела удобрят почву и подпитают её для продолжения в веках! О, как здорово! На грани Земли и Космоса! Воображение возносит в небо и наполняет сердце гордостью за самого себя.
А потом следственная камера Киевского КГБ с невкусной тюремной едой. Следователи разрешают пищевые передачи. Ими можно приправлять тюремную бурду и делать её съедобной. Оказывается, этих добавок маловато, и к тому же передачи разрешает следователь, а он может и не разрешить. Когда он не разрешил и пришлось питаться только тюремной едой, то оказывается, что её мало. Голод обострил мысли, и из заоблачных мечтаний о распятии во имя Украинской свободы он опустился на землю и почувствовал нечто совсем иное: не крест на плечах перед украинской Голгофой, а неприятное урчание в животе и сосание под ложечкой. Со временем это ощущение охватывает весь желудок, и он начинает болеть. Не очень. Сначала понемногу. Вспомнил Христа. Его ведь не держали месяцами под следствием, Его не морили голодом. Его арестовали римские воины, палачи дали в руки крест, повели на гору и распяли. А если бы Его продержали несколько месяцев впроголодь, если бы Его на протяжении этих месяцев психически истощали допросами и картинами, с одной стороны, перспективы долгих страданий в тюрьме с весьма вероятным смертельным исходом, а с другой — возможностью вернуться к нормальной жизни, когда душа разрывается между двумя берегами и месяцами не находит себе пристанища?
Эти муки раздвоенности между желанием остаться верным идеалам свободы и желанием избежать страданий почувствовали кагэбисты и потому смягчили наказание. И тот, кто изображал из себя распятого за Украину Христа, оказался самым слабым из 41 человека, репрессированного по делу УХГ. Один из сорока одного! Позёр! — вот что означало его фото, которое он мне показал в Чернигове в день нашего знакомства вместе с Николаем Руденко в сентябре 1976 года.
Постоянная жизнь впроголодь, не голод, не голодовка протеста, а именно жизнь впроголодь затуманила мозг, и он сломался, пал на колени перед чекистами и написал заявление. Чекисты велели обнародовать его, и он направил его в «Литературную Украину», которая опубликовала его 17 мая 1984 года. Вот это словоблудие:
ЗАЯВЛЕНИЕ
14 марта сего года Президиум Верховного Совета УССР принял решение о помиловании Бердника О. П., который в соответствии с советским законом отбывал наказание за преступную деятельность. Президиум учёл, что он раскаялся, сурово осудил свои поступки, заверил, что не допустит каких-либо действий, которые могут нанести вред интересам нашей страны, и сделает всё возможное, чтобы искупить свою вину.
О. П. Бердник обратился в редакцию газеты «Литературная Украина» с просьбой опубликовать его заявление, которое приводится ниже.
«Гуманный акт высшего законодательного органа республики — Президиума Верховного Совета Украины, — вернувший мне возможность свободно жить и работать, ещё раз утвердил правомерность и глубочайшую верность моего решения — окончательно разорвать всякие связи с идеями и силами, которые могли бы принести вред Родине.
Тому, кто не испытывал боли блужданий и падений, трудно постичь мою радость воскресения. Но я бы хотел, чтобы эту мою радость весеннего обновления и освобождения от вражеской идеологической паутины разделили все истинные друзья.
Мне пришлось изведать горечь падения, когда недопустимая безответственность в поступках и недооценка суровых законов классовой борьбы на мировой арене, искажённые оценки некоторых событий общественной жизни в СССР привели к тому, что я совершил тяжкое преступление перед Родиной, дал возможность идеологическим недругам использовать моё имя, документы и письма во враждебной кампании клеветы и хулы, направленной против родной страны. Я был наказан в соответствии с советским законом.
Сначала я искал разные причины для объяснения произошедшего. Но такие объяснения ничуть не уменьшали тяжкой вины. Поэтому я избрал иной путь — единственно верный: подвергнуть всё случившееся внимательному, суровому анализу разума и чувства, чтобы выбраться из вражеской трясины. Ключ для этого один — честность перед своим народом.
Безоговорочное осуждение поступков, приведших меня на скамью подсудимых, помогло в решительном самоочищении от амбиций, обид, ложных концепций, самообольщений. Я чётко понял, что малейшее заигрывание с миром империализма и псевдодемократическая безответственность в идеологическом столкновении с врагами мира неминуемо приводят в стан недругов родной Отчизны. Это помогло безжалостно отсечь малейшие сомнения относительно моего места в битве идей, сурово осудить свою вину и вернуться к родному очагу, к матери-Отчизне.
Освобождённый от груза ложных пристрастий и мистифицированного долга перед теми, кто творил апологию так называемой „правозащиты“, я в истинном свете узрел зловещие замыслы западных специальных служб — попытку создать организованную „оппозицию“ в СССР, используя её затем для разжигания на Западе антисоветской истерии в прессе, по радио и телевидению.
Разумеется, у них не могло быть и речи о желании „содействовать“ выполнению Хельсинкских соглашений. Это чётко проявилось при моих беседах с такими сотрудниками бывшего американского консульства в Киеве, как Портер, Суорц, или корреспондентом газеты „Вашингтон пост“ в Москве Питером Осносом, которые высказывали настойчивые просьбы получить критические, тенденциозные материалы о жизни в СССР, которые можно было бы использовать для идеологических диверсий.
За такие материалы хватались также представители зарубежных украинских националистов. Их газеты и журналы раздували кадило фимиама разным новоявленным „оппозиционерам“, желая лишь одного — заложить как можно больше идеологического динамита в сознание широких кругов украинской эмиграции и в души неустойчивых людей в Советской Украине.
Время открыло то, что было старательно закамуфлировано, даже для самых легковерных людей. О циниках я не говорю — они сразу знали, с кем имеют дело! Во-первых, острая критика недостатков или злоупотреблений поддерживается партией и правительством, если она направляется по конструктивному руслу и стимулирована заботой об улучшении дела. Многочисленные критические материалы, публикуемые в прессе, несравненно острее, чем „документы“, которые передавались на Запад легковерными людьми. Но всё дело в том, что эта „критика“ адресовалась не руководству страны, а недругам СССР с целью дискредитации советского строя. Здесь годилась в хозяйстве западных антисоветчиков, как говорил один из гоголевских персонажей, „любая верёвочка“. Во-вторых, все каналы передачи тенденциозных материалов на Запад (это мне известно доподлинно) находились в руках американских и других западных корреспондентов, сотрудников пресс-агентств, посольств, консульств, — и всё это координировалось специальными центрами империалистических государств, которые не только инспирировали всю эту „правозащитную“ кампанию, но и провоцировали несознательных, неустойчивых людей на антисоветские действия, грубо нарушая Хельсинкские соглашения и дух разрядки.
Это не нужно доказывать! Всё это лежит на поверхности. И пусть господа из спецслужб и их нахлебники из эмигрантских кругов не суют под нос дипломатам и конгрессменам разные „протесты“ и „документы“ о „правонарушениях“ в СССР, о каких-то идеологических преследованиях, потому что от начала до конца — это дело их рук.
Хельсинкские соглашения — поистине замечательная политическая акция 35 государств, достойная восхищения. Это проявление коллективной мудрости народов, которые предпочитают утвердить ступени новых отношений в мире, где не будет насилия и войн, чтобы открыть эру безграничного сотрудничества и радостного творчества. Можно ли делать какой-то „выбор“ между великим делом всеобщего мира и явной провокацией идеологических диверсантов?
Поэтому я имею право сказать всем, кто блуждает по идеологическим окольным путям, кто клюнул на приманку классового врага, встал на путь предательства и эмигрировал на Запад: „Попробуйте на минуту отсечь обиды, амбиции, озлобленность, жажду взять реванш у судьбы, безусловную трагичность и драматизм личной ситуации и честно, объективно ответить на вопрос: — Можете ли вы утверждать, если желаете быть на стезе правды, что передача тенденциозных материалов на Запад через дипломатических представителей и корреспондентов, материалов, которые затем широко используются в клеветнических атаках против Отчизны, — что всё это способствовало выполнению Хельсинкских соглашений, главный девиз которых: „Мир и безопасность в Европе“?! Можете ли вы со спокойной совестью заявить, что вся эта многолетняя идеологическая какофония помогала взаимопониманию между народами, способствовала доверию, создавала атмосферу миролюбия и спокойного диалога?!“
Наоборот! Такая деятельность превращается в мину замедленного действия, которой пытаются разрушить тонкое плетение разрядки международной напряжённости. Тайное стало явным. Я постиг, что спецслужбы Запада пытались инспирировать создание т. н. „правозащитных“ групп, а затем использовать их для влияния на общественное мнение Запада во враждебных социализму целях.
Можно ли это назвать содействием выполнению Хельсинкских соглашений?!
Если это „содействие“, то что тогда цинизм и мистификация, обман и гнуснейшая провокация? Рога империализма и сионизма торчат из-за такого „содействия“! Хохот Мефистофеля слышится из-за спины „доброжелателей“, которые услужливо подняли на щит такие безответственные заявления, порождённые уязвлённой амбицией и неправомерными выводами по поводу тех или иных явлений.
Древняя мудрость предостерегает: если тебя хвалит враг — подумай, какую глупость ты совершил! Подумайте же над тем, почему за такие „документы“ и „обвинения“ ухватились самые реакционные круги Запада и особенно — украинские буржуазные националисты. Хотите ли вы быть рядом с таким ярым фашиствующим лидером ОУН, как Стецько, который в одном из выступлений сказал, что пусть даже в термоядерной войне погибнет половина населения Украины, но зато потом они построят свою „Соборную Украину“. Вот так! „Соборная Украина“ на костях и пепле 25-миллионов украинцев, среди радиоактивных руин?!
Вот такой „мессия“ с безумным бредом о ядерном решении судьбы Украины протягивает вам руки! Пожмёте ли вы их? Станете ли рядом с палачами Бейрута, Гренады, Ольстера, Вьетнама?
Надо честно признать: мы высиживали „кукушкино яйцо“ идеологических диверсантов, считая его своим дитя. Но когда птенец вылупился и начал петь на весь мир вражеские песни, тут уж — к чёрту! Обманывать самого себя, холопствовать перед владыками „золотого тельца“?! Во имя чего? Для меня вопрос решён однозначно — я возвращаюсь к себе, то есть к матери-Отчизне. В радостях и в горе я буду с ней навеки!
Уверен, что некоторые из тех, прежде всего Н. Руденко, Л. Лукьяненко, кто попал во вражеские сети, отошли бы от пути антипатриотизма и добровольной самоэмиграции, но мешает отсутствие истинного мужества — мужества взглянуть на себя как бы извне, изгнать из своей психики ложный образ несправедливо обиженного и преследуемого „борца за правду“. Таких исцелить иногда невозможно! Надо взорваться изнутри, испепелить шлаки мистификации и самообольщения. И — родиться снова!
Что с того, если тебя вычеркнут хулители и клеветники на Западе из своей провокационной обоймы?!
Хочу сказать ещё несколько слов предостережения тем, кто иногда прислушивается к западным „голосам“, кто жаждет буржуазных приманок, кто попал в сети империалистических сирен. Помня свой горький опыт, я говорю им: „Откройте слух сердца, взгляните на „маяки“, что вас манят!“
Что могут они дать народам, кроме тропы в никуда, кроме антагонизма и вражды, кроме драки за более сытый кусок денежного пирога, кроме культа разврата, бандитизма и насилия? Даже космическая эра не поможет им обновить загнивающий социум, а лишь приблизит развязку! Разве не используют они мощь научного гения для подготовки космической войны?
Нам ли равняться на них, нам, стремящимся не только ликвидировать бедность, невежество, бесправие в мире, но и — прежде всего! — вырастить нового человека, способного взять на себя космическую миссию преображения мира по закону красоты, творчества и радости, способного понести эстафету жизни и разума в иные миры?!
Способны ли апологеты денежного мешка на такие свершения?
Думаю — ответ ясен. Его диктует история. И ясной должна быть позиция каждого честного человека. Либо с миром лжецов, мистификаторов, тиранов и кровопийц падать во мрак небытия, либо с родным народом, с творцами нового мира, с социалистическим содружеством — стремиться к созданию прочных ступеней человеческой жизни, — созданию великого, напряжённого, но прекрасного!
Я навсегда иду по этому пути!
Чтобы полностью исключить всякие спекуляции по поводу данного заявления, пусть знают и друзья и недруги, что я искренне раскаиваюсь в содеянном преступлении и твёрдо заявляю, что никогда не нарушу законов своей Страны.
Создавать „пятую колонну“ в родной стране, рисковать оказаться в стане предателей Отчизны — это не для меня!
Хочу быть с родной матерью-Отчизной всегда — в час тишины и в грозу! Мать у нас одна, другой не найти!
Олесь БЕРДНИК.
Май 1984 года.
Что можно сказать об этой писанине? Наврал не только на Украинскую группу содействия выполнению Хельсинкских соглашений, наврал и на самого себя.
Фу!!!
