24 ноября моему дорогому другу Генриху Ованесовичу Алтуняну (24.11.1933-30.06.2005), Генчику, как его все называли, исполняется 90 лет.
Мы познакомились в 1972 году вскоре после окончания трёхлетнего срока заключения его и троих подельников, Аркадия Левина, Влада Недоборы и Володи Пономарёва (вот они на фото с Петром Григорьевичем Григоренко). Познакомились с ними и со всей компанией, названной Борисом Чичибабиным «Павлопольская бражка»: почти все они жили в районе Харькова под названием Павлово поле. И крепко подружились. Часто встречались, передавали друг другу самиздат, спорили о разном.
К 35 годам Генрих сделал блестящую карьеру. Военный радиоинженер, майор, преподаватель высшего военного авиаинженерного училища, уже должен был защищать диссертацию. И всё это рухнуло в одну минуту: в мае 1969 года Генрих подписал письмо в защиту генерала Григоренко, которого упрятали в психбольницу в Ташкенте. Начальство четыре часа уговаривало Алтуняна: «Забери подпись, и ничего не будет». Но Генрих отказался, «честь — она всего превыше» (он очень любил эту песню Юлия Кима). Его уволили, исключили из партии и посадили. Из всех подписантов лишили свободы только четверых харьковчан. Ещё шестерых подписантов-харьковчан преследовали в административном порядке: выгоняли с работы, понижали в должности и так далее.
Генчик — человек редкий. Не только потому, что он никогда и ничего не боялся, всегда и везде следовал своим убеждениям, но и из-за своего уникального отношения к людям. Он был бесконечно добрым человеком и всегда был готов помочь своим друзьям и знакомым. Помогал и совершенно посторонним людям, попавшим в беду. А людей, нуждавшихся в его помощи, всегда хватало.
Не то что изменить свои убеждения, но даже скрывать их Генчик был органически не способен. Именно из-за его абсолютного игнорирования силы преступной коммунистической власти и громкой неугомонности он находился под постоянным контролем КГБ, сотрудники которого его просто ненавидели. Добрый, обаятельный, по-южному шумный, он был центром харьковского диссидентского круга, и как только из Москвы была дана команда «фас» из-за страха перед повторением у нас польской «Солидарности», Генчика снова арестовали — 14 декабря 1980 года.
Его судили за слова, за хранение самиздата. Даже адвокат по назначению во время процесса сказал, что не находит в его действиях состава преступления. Сам процесс был откровенным фарсом и вызвал реакцию, противоположную той, на которую рассчитывал КГБ: вместо страха — освобождение от всяких иллюзий по поводу власти у тех, у кого ещё какие-то иллюзии были.
Я постоянно писал ему письма до освобождения в марте 1987 года. Сначала он был в политзоне №36 в Кучино Пермской области. Из-за участия в борьбе политзаключённых против администрации лагеря Генчик не вылезал из ШИЗО, и в результате ему заменили режим на тюремный: послали на 3 года в Чистопольскую тюрьму. В заключении он писал стихи, некоторые из них я поместил в сборник его памяти, выпущенный нами к сороковинам. В этом сборнике подробная биография, отклики друзей на его смерть, интервью с ним, посвящённые ему стихи.
После освобождения власти настолько его боялись, что трижды снимали с поезда, когда он намеревался поехать в Москву. Я был тому свидетелем, потом ждал, когда его освободят из отделения милиции на вокзале. Он смог ездить по стране лишь позже, когда ситуация изменилась.
В 1990 году он стал депутатом украинского парламента, там он много сделал для принятия закона о реабилитации жертв политических репрессий.
Во время августовского путча Генчик ежедневно принимал на свой факс информацию из Москвы о событиях в стране, а я размножал её, распространял и читал на митинге на площади. Другого факса в Харькове тогда не было. Подробнее я описал эти события здесь.
Мы были вместе в «Мемориале», часто он бывал в ХПГ. Все эти годы он был другом и советчиком.
Осенью 2004 года Генчик стал одним из руководителей харьковского отделения Комитета национального спасения, во время Оранжевой революции 21 ноября — 8 декабря был ведущим всех митингов в Харькове в поддержку Ющенко.
Генрих всегда излучал энергию и жизнелюбие, никогда не жаловался на здоровье. Жизни в нём было на десятерых, и в нелепую смерть из-за осложнений после неудачно проведённой операции было просто невозможно поверить. С тех пор прошло уже более 18 лет, и все эти годы меня не оставляет ощущение, как сильно его не хватает.