ПОДВИЖНИК (Игорь Кравцив)
(Василий Овсиенко. Свет людей: Мемуары и публицистика. В 2 кн. Кн. 2 / Составил автор; Худож.-оформитель Б.Е.Захаров. – 2-е издание, доп. – Харьков: Харьковская правозащитная группа; К.: Смолоскип, 2005. – С. 74-76.)
Коренной харьковчанин, инженер-строитель по специальности Игорь Кравцив в 30 лет восстановил в своей фамилии букву «і» (родители уже писались на «ов») и в повседневном общении перешёл на украинский язык. То есть ко всем обращался на языке титульной нации. На другой переходил тогда, когда его действительно не понимали. Причём речь его была изысканно правильной, как это бывает у хорошо обученных иностранцев. Такого украинца на улицах русифицированных городов обычно спрашивали: «Вы с Западной? Вы со Львова? Вы из Канады?» Даже: «Вы поляк?» Потому что в головах многих дремучих россиян до сих пор сидит твёрдое убеждение, что украинский язык – это русский, перемешанный с польским. Это немцы насыпали в ведро двух языков и перемешали мешалкой…
Ещё в 60-х годах, доведённый подобными вопросами до отчаяния, поэт Николай Холодный бросил в стихотворении «К киевлянам»: «Я иностранец среди вас». А когда его спрашивали на улице по-русски, он вежливо отвечал по-немецки. Да, украинец на улице исконно украинского Киева или Харькова чувствовал себя иностранцем. Украинская культура в городе оказалась на задворках, а украинский патриотизм был назван национализмом, который стал в воображении обывателя синонимом международной резни. Поэтому появление национально сознательного украинца, да ещё и в кругу технической интеллигенции в русифицированном, физически и духовно разорённом Харькове в начале 70-х годов не могло пройти незамеченным. Такому украинцу на Украине не было места. Разве что в тюрьме. Но суверенитета УССР было недостаточно, чтобы содержать своих политзаключённых на своей территории: их следовало вывозить в соседнюю суверенную Россию.
Кравцив был диковинкой, но не единичным феноменом. В Киеве так же удивляли добропорядочных обывателей три художницы – Галина Севрук, Алла Горская и Людмила Семыкина (её предки назывались «Семыкинь»), а с ними Леонида Светличная-Терещенко. Они брали уроки украинского языка у филолога Надежды Светличной. На эти уроки приезжал из Ивано-Франковска художник Афанасий Заливаха. Он родом с Харьковщины, но вырос вне Украины и только в 1961 году вернулся на землю предков. Эти люди «демонстративно» говорили на украинском языке там, где это считалось непринятым. За нестандартным поведением, разумеется, стоял протест против жалкого положения всего украинского в Украине. И за этот протест пришлось дорого расплачиваться. Галина Севрук и Людмила Семыкина, художники высокого ранга, более чем на 20 лет были исключены из художественной жизни и вынуждены были перебиваться жалкими заработками. Надежда Светличная попала под «покос» украинской интеллигенции 1972 года и была заключена на 4 года. Алла Горская была убита 28 ноября 1970 года «при загадочных обстоятельствах».
«Заметили» и Кравцива. Два года его «украинофильства» с подачи КГБ были оценены Харьковским областным судом пятью годами лагерей строгого режима. Формальный повод: перепечатал несколько страниц трактата Ивана Дзюбы «Интернационализм или русификация?». Этот своеобразный итог украинской весны 50 – 60-х годов сейчас каждый может прочитать в журнале «Вітчизна» 1990 года, а тогда эта вещь была «клеветническим вымыслом, порочащим советский государственный и общественный строй», изготовление, хранение и распространение которого считалось «особо опасным государственным преступлением».
За такую «антисоветскую» деятельность и меня в апреле 1974 года привезли в лагерь ЖХ-385/19, что в селе Лесное в Мордовии. В то время в лагере было около 300 человек. Почти половина из них – украинцы. Треть – осуждённые по обвинению в сотрудничестве с немецкими оккупантами во время войны, вторая треть – украинские, литовские, латвийские и эстонские партизаны 40 – 50-х годов, остальные – диссиденты разных национальностей и направлений.
Некоторые, начитавшись западноевропейских романов XIX века о узниках каменных башен, где они сидели в одиночках и сходили с ума, думали себе, что так оно было и в наше время. Но у нас на всех узников не хватило бы каменных башен. В сталинские времена постоянно сидело 10 – 15 миллионов человек, в наше время – миллион-полтора, из них лишь несколько тысяч политзаключённых. На воле нам приходилось искать друг друга для общения, а тут – вот они, собранные в кучу. И нет нужды оглядываться, что на тебя донесут за «крамольные» разговоры. Тюрьмы стали своеобразными заповедниками свободы слова. Там были богатые, собранные поколениями политзаключённых, библиотеки. В зоне Игорь Кравцив читал, кажется, больше всех, в том числе и на английском языке.
Когда я прибыл в лагерь, мне сразу бросилось в глаза, что главными представителями украинской общины в общении с еврейской, литовской, русской, армянской и другими общинами были два человека – Игорь Кравцив и Кузьма Матвиюк. Кузьма, преподаватель из Умани, был типичным украинским интеллигентом в первом поколении (он крестьянского рода). А Игорь – из интеллигентной, но обрусевшей городской семьи. Высококвалифицированный инженер-строитель. Философ по складу ума, экономист по интересам, в лагере он был поставлен на однообразную физическую работу: шлифовать деревянные корпуса настольных часов. Работу эту он выполнял безупречно, и скоро мастер начал принимать его продукцию без проверки.
Запомнился такой случай. Как-то Игорь заметил, что в лёгкой зэковской шапочке у меня мёрзнет стриженая голова. Через несколько дней он принёс мне более тёплую: сам сшил. Вручную. Мне не верится, что вручную можно шить так ровненько и такими равномерными стежками, как машинкой. «Меня мама так научила», – объясняет. Это – характер: что бы ни делал – делай наилучшим образом.
Другой случай. Старый малограмотный зэк с Харьковщины попросил Кравцива написать жалобу. (У него был простой и выразительный почерк, который он сам себе выработал уже во взрослом возрасте: как-то институтская машинистка заметила, что его статья написана неразборчиво; так он составил себе прописи и выработал себе новый почерк). Игорь сидел над жалобой несколько вечеров. «Да зачем вы возитесь с тем полицаем?» – замечает кто-то из земляков. «Плохое дитя, но своё», – говорит Кравцив.
Я близко сошёлся с Кравцивым, и он не раз подтверждал верность нашей дружбе. Когда мы уже были «на воле» (каждый дома под административным надзором, то есть без права выезжать за пределы города или района), мне сфабриковали «дело» о двух пуговицах, которые я якобы оторвал от плаща милиционера. Как раз тогда с Кравцива сняли надзор – и он приехал в Радомышль, где должно было состояться судилище надо мной. Это был рискованный вызов: ведь проявления сочувствия к «преступнику» в этой стране были равносильны преступлению. Я очень высоко ценю этот его поступок.
Разумеется, судьба свела нас снова – теперь уже в Украинском Хельсинкском Союзе, где Кравцив стал одним из видных деятелей. Союз в апреле 1990 года был преобразован в Украинскую Республиканскую партию (УРП). В сложное время становления Харьковской областной организации он стал её председателем, в июне 1991 года избран членом Провода УРП, принимал участие в выработке Программы и Устава партии. Его взвешенная, умеренная позиция на съездах, Советах и в Проводе в немалой степени способствовала созданию хорошей репутации нашей партии, стоящей на устоявшихся национальных и общечеловеческих ценностях, защищающей права человека и нации.
Игорь Кравцив был в числе немногих сознательных патриотов Украины, которые стали на путь борьбы за её свободу и достоинство. Именно благодаря усилиям и самопожертвованию таких людей общество пришло к пониманию необходимости радикальных изменений. Добиваться этого нам приходилось на митингах и пикетированиях, где нас разгоняли и били, штрафовали и бросали в карцеры. Но мы выстояли. Мы завоевали самую важную свободу – свободу слова, что дало нам возможность сделать легальной и подтвердить на референдуме идею независимости, за которую ещё не так давно нас наказывали. Мы победили. Но государственные структуры до сих пор заполнены людьми старой администрации, которые будут тормозить экономические и политические реформы, приспосабливать Украинское государство к своим интересам. Чтобы их вытеснить, нужны не просто отважные, морально безупречные, честные люди, но и знающие, высококвалифицированные работники. Капитал прошлых заслуг теряет цену, если он не опирается на компетентность. В лице Игоря Кравцива мы имеем счастливое сочетание этих двух добродетелей.
Самостоятельная Украина. – 1992. – № 1 (22). – Январь.
На сайте ХПГ с 26.02.2008
