Рассмотрена роль адвокатов во время первого резонансного суда над элитой украинской интеллигенции 1920-х годов – процесса над «Союзом освобождения Украины». Проанализированы изменения в законодательстве, которые привели к зависимости защитников от партийного и государственного руководства. Продемонстрировано, как адвокаты становились неотъемлемой частью советской правоохранительной репрессивно-карательной системы.
Основу источниковой базы данного исследования составили материалы Отраслевого архива Службы безопасности Украины, в частности, стенограммы судебного процесса по делу «СВУ» (том 174, 175, 176, 177, 179). Ряд документов опубликован в научно-документальном издании «Дело „Союза освобождения Украины“: неизвестные документы и факты» [1]. Личные впечатления содержатся в воспоминаниях свидетеля этого судебного процесса, украинского писателя Бориса Антоненко-Давидовича [2].
Формирование советской правовой системы в Украине в 1920–1930 годах освещено историком права Игорем Усенко [3]. Исследованию судебного процесса над СВУ на основе широкого массива источников посвятил ряд работ украинский историк Юрий Шаповал [4]. Положение адвокатов в 1920–1930 годах проанализировано в своих публикациях исследовательницей Валерией Гусевой [5]. Роль адвокатов на судебном процессе над «Союзом освобождения Украины» детально не исследовалась.
Истоки многих современных проблем связаны с советской правоохранительной репрессивно-карательной системой, жертвами которой стали миллионы людей. В упомянутый период, с одной стороны, методично дискредитировали и уничтожали так называемых «классовых врагов», а с другой, нивелировались моральные законы, на которых базируется сама идея правосудия. В частности, достаточно выразительно эти тенденции прослеживались во время сфабрикованных судебных процессов 1920–1930-х гг., каждый участник которых становился актером в ужасающем спектакле, ломавшем человеческие жизни. В этом контексте интересна роль адвокатов – лиц, которые должны были бы защищать подсудимых в соответствии со своими этическими и профессиональными обязанностями. Однако, участники этих судов: и подсудимые, и юристы, преимущественно интеллигентные, образованные люди, были загнаны в условия, при которых вынуждены были руководствоваться не профессиональными и этическими обязанностями, а вынужденным конформизмом.
Первым среди ряда других самых громких судебных процессов, который начал ужасный маховик большевистских репрессий, стал суд над Союзом освобождения Украины (далее — СВУ). С 9 марта по 19 апреля 1930 г. в течение 42 дней в Харькове судили 45 заметных фигур, среди них много участников украинского национально-освободительного движения. Согласно обвинительному акту, который зачитывали в течение трех судебных заседаний, СВУ существовал в Украине с июня 1926 до июля 1929 г. и имел целью вооруженным путем при поддержке иностранных государств свергнуть советскую власть в Украине и реставрировать капиталистический строй в форме Украинской Народной Республики. СВУ якобы сотрудничал с зарубежным петлюровским центром — правительством УНР, а его ячейками были объявлены Всеукраинская академия наук (далее — ВУАН) и Украинская автокефальная православная церковь (далее — УАПЦ). Составной частью СВУ был объявлен Союз украинской молодежи (далее — СУМ), который должен был организовать террор против всесоюзных и украинских партийно-советских руководителей, хотя состоял всего из двух человек — студентов Николая Павлушкова и Бориса Матушевского. СВУ назвали преемником контрреволюционного центра «Братство украинской государственности» (далее — БУД) во главе с академиком С. Ефремовым, который в 1921–1922 гг. якобы осуществлял всеукраинское восстание против советской власти.
Согласно дополнительному расследованию 1989 г. и изучению 240 томов уголовного дела, в действиях всех 45 участников процесса не было состава преступления, а такой организации никогда не существовало. 11 августа 1989 г. Пленум Верховного суда УССР отменил судебное решение по этому делу, прекратил его и посмертно реабилитировал всех членов так называемого СВУ.
Однако в 1937–1938 гг. по решению несудебных органов из 45 осужденных по делу СВУ 12 были расстреляны, 5 осужденных, в том числе С. Ефремов, умерли в местах лишения свободы. Сначала академика С. Ефремова приговорили к расстрелу, который впоследствии был заменен на 10 лет лишения свободы [6]. Уже после суда были арестованы еще около 400 участников «ефремовского подполья», суды по которым были закрытыми, а всего по делу «СВУ» прошло почти 30 тыс. человек [7]. Отделения этой организации, кроме Киева и Харькова, были «выявлены» в Одессе, Днепропетровске, Полтаве, Чернигове, Виннице и Николаеве.
Основу источниковой базы данного исследования составили материалы Отраслевого архива Службы безопасности Украины, в частности, стенограммы судебного процесса по делу «СВУ» (том 174, 175, 176, 177, 179). Также использованы такие опубликованные источники, как воспоминания свидетеля этого судебного процесса, украинского писателя Бориса Антоненко-Давидовича [8] и материалы, опубликованные в научно-документальном издании «Дело „Союза освобождения Украины“: неизвестные документы и факты» [9]. Исследованию судебного процесса над СВУ посвятил ряд публикаций украинский историк Юрий Шаповал [10]. Положению адвокатов в 1920–1930 годах посвящены публикации исследовательницы Валерии Гусевой [11]. Формирование советской правовой системы и ее идейных основ исследовано, в частности, в работах историка права Игоря Усенко [12]. Однако, детальное исследование, посвященное роли адвокатов на процессе СВУ, реализовано не было.
Судебный процесс над Союзом освобождения Украины — это была попытка придать расправе над украинской интеллигенцией вид «законности». При этом действовало такое правовое поле, в котором органы суда, прокуратуры, государственной безопасности, внутренних дел, исправительно-трудовые учреждения и т. д. превратились в послушное орудие в руках партийно-государственной верхушки. Примечательно, что с 1925 г. весь следственный аппарат подчинялся прокуратуре. Согласно «Положению о прокурорском надзоре», прокуратуру УССР возглавлял как прокурор республики народный комиссар юстиции УССР. (…) В партийном порядке все кандидатуры прокурорских работников предварительно рассматривались Политбюро, Оргбюро и Секретариатом ЦК КП(б)У [13]. Поэтому «униженный, беспомощный суд выродился в верноподданническое, каннибальское орудие партийной власти» [14].
В ходе судебного процесса над СВУ его сердцевиной была объявлена Всеукраинская академия наук (ВУАН), которая в результате этого подверглась тотальной чистке, а также под удар была поставлена Украинская автокефальная православная церковь (УАПЦ). Вследствие этого, 28–29 января 1930 г. в Киеве был созван Чрезвычайный православный собор, на котором УАПЦ прекратила существование как контрреволюционная антисоветская организация. В феврале 1930 г. о прекращении своей деятельности объявил Всеукраинский православный церковный совет (ВПЦС). Священники и верующие УАПЦ были арестованы, сосланы и расстреляны в 1930-е годы. Это лишь отдельные последствия судебного процесса над СВУ.
Ключевой фигурой судебного процесса сделали академика Сергея Ефремова, который, как об этом на суде постоянно подчеркивали, происходил из духовенства. Сначала он получил духовное образование, а затем окончил юридический факультет Киевского университета, однако посвятил себя сфере литературы, был академиком Украинской Академии наук (с 1919 г.), вице-президентом Всеукраинской Академии наук (1923–1928 гг.), автором значительного научного наследия как по литературоведению, так и по публицистике. В Центральной Раде он руководил Секретариатом по национальным делам. После установления советской власти С. Ефремов не уехал в эмиграцию, хотя понимал, что очень рискует.
В 1923–1924 годах по сфабрикованному делу «Центра действия» Сергей Ефремов поддержал обвиняемых, особенно президента Украинской академии наук Н. Василенко. Его принципиальность, достаточно критическое отношение к коммунистам, немалый авторитет привели к травле, организованной партийными органами совместно с ГПУ, кульминацией которой стал процесс над Союзом освобождения Украины.
Арест Сергея Ефремова произошел 21 июля 1929 г. Сначала он категорически отвергал выдвинутые обвинения, однако 10 сентября написал признание в том, что в 1926 г. основал контрреволюционную организацию СВУ и до 1929 г. руководил ее деятельностью. «Это была огромная победа Соломона Соломоновича Брука, — пишет историк Ю. Шаповал, — „старшего уполномоченного по украинской контрреволюции“. Брук мастерски обрабатывал академика, убеждая его взять на себя несуществующие грехи, чтобы обезопасить новые поколения украинцев, прежде всего ученых, литераторов от репрессий» [15]. Следователь Соломон Брук, как вспоминает другой участник СВУ Борис Матушевский, на допросах повторял: «Нам нужно украинскую интеллигенцию поставить на колени, это наша задача – и она будет выполнена; кого не поставим – перестреляем!» [16]. Однако, вскоре, в 1938 г. следователь Соломон Брук, обвиненный в контрреволюционной деятельности, покончит с собой.
Вместе с Сергеем Ефремовым был осужден его родной брат Петр, который работал профессором Днепропетровского института народного образования, а также его племянник, студент Николай Павлушков. Сергей Ефремов и Николай Павлушков стали ключевыми фигурами этого процесса, поскольку на их показаниях основывался обвинительный вывод. Последний выдал тайник, где академик Ефремов держал свой дневник, содержание которого стало единственным доказательством его критического отношения к советской власти и всему тому, что происходило в обществе. Также племянник С. Ефремова выдал его «ахиллесову пяту» – любовь к Онисе Дурдуковской, которая была сестрой его товарища и близкой родственницей, и академик подписал признание.
Как одного из руководителей «контрреволюции», рассматривали на процессе СВУ Андрея Никовского – языковеда и литературного критика, одного из авторов словаря живого украинского языка, заместителя председателя Центральной Рады, а также министра иностранных дел эмигрантского правительства УНР в Польше. Его приговорили к десяти годам лишения свободы.
Кроме того, была сфабрикована так называемая «медицинская секция» СВУ. 2 января 1930 г. поступила сталинская шифрограмма, которая по этому поводу давала четкие указания: «Мы здесь думаем, что на суде надо развернуть не только повстанческие и террористические дела обвиняемых, но и медицинские фокусы, имевшие своей целью убийство ответственных работников. (…) Наша просьба согласовать с Москвой план ведення дела на суде» [17].
Руководителем «медицинской секции» сделали известного врача Аркадия Барбару, ассистента знаменитого ученого-терапевта Н. Стражеско. В период освободительной борьбы А. Барбара был министром здравоохранения в правительстве Гетмана П. Скоропадского, в период деникинской оккупации возглавлял Красный Крест. Пациентами А. Барбары были высокопоставленные советские чиновники, среди них секретарь ЦК КП(б)У П. Любченко, который на процессе СВУ выступал общественным обвинителем. Врач подписал признание, поскольку следователь С. Брук и упомянутый выше П. Любченко заверили его, что это единственный способ получить «легкое» наказание. В одной из справок на А. А. Барбару читаем: «Барбар совместно с Удовенко, Подгаецким и др[угими] является активным членом СВУ. Захватив в свои руки Президиум ВУАН, превратил его в центр СВУ. Осуществлял по директивам СВУ контрреволюционную деятельность... Подбирал и воспитывал молодые кадры врачей на село для контрреволюционной пропаганды и подготовки вооруженного восстания против Советской власти... Разработав план своей контрреволюционной деятельности, давал указания врачам во время лечения больных коммунистов не оказывать им помощи, как метод медицинского террора» [18].
Панас Любченко через несколько лет сам станет жертвой большевистского режима, однако он сыграл роковую роль и в судьбе С. Ефремова. Академик в своем дневнике вспоминал разговор между ними, который состоялся 30 сентября 1926 г. в фойе театра имени Ивана Франко в Киеве. Академик резко высказался на замечание П. Любченко о том, что он «не работает» в прессе, отметив: «Я человек старых взглядов, со старыми предрассудками. Так вот, я думаю, что никакая… работа – не возможна без свободы слова. Ни государственная, ни политическая, ни культурная. И пока вы стоите на своей позиции – не давать инакомыслящим говорить, до тех пор я в прессе не буду выступать, потому что считаю, что и прессы нет, а только казенные издания» [19]. Эти слова не прошли мимо внимания П. Любченко. Однако, через несколько лет, на августовском пленуме ЦК КП(б)У в 1937 г. П. Любченко будет обвинен в руководстве контрреволюционной националистической организацией в Украине. Под влиянием этого в перерыве пленума он зашел домой, застрелил жену и покончил жизнь самоубийством. В 1965 году П. Любченко был реабилитирован посмертно.
По воспоминаниям современников, сам судебный процесс над Союзом освобождения Украины напоминал спектакль, да и проходил он в Харьковской опере (в народе его назвали: «опера СВУ — музыка ГПУ»). Судил специально назначенный состав Уголовной Судебной Коллегии Верховного Суда УССР, председатель — Антон Приходько, члены — Иван Соколянский и Григорий Волков. Был также запасной член Коллегии. Антон Приходько и Иван Соколянский никогда не были судьями [20]. Желающие могли прийти посмотреть на публичную расправу над авторитетными, интеллигентными, национально сознательными лицами, которых сломали, и они под влиянием психологического давления, шантажа, страха признавали себя виновными, обвиняли других. Этот ужасный, деморализующий спектакль имел своих постановщиков, актеров, зрителей. Арестованных в то время еще не подвергали пыткам, однако, как свидетельствуют материалы дела, их изнуряли допросами, в том числе ночными, несколько смен подряд. Сохранились свидетельства информатора, которого подсадили в камеру, где держали академика С. Ефремова. «Последний возвращался с допросов растерянный и раздавленный. Это был уже другой Ефремов. Он объяснял, что от него требуют новых признаний, а главное — детализации. „Так не пишите!“ — посочувствовал сосед. „Как же я могу не писать, — ответил Ефремов, — я же дал слово“» [21].
Отчеты о ходе судебных заседаний ежедневно печатались в газетах. Так пресса становилась послушным орудием большевистской системы, действенным способом формировать общественное мнение, манипулировать сознанием общества. В трудовых коллективах проводились показательные обсуждения процесса, и ежедневно шли телефонограммы из Москвы — давались указания по руководству судебным процессом.
Многих подсудимых процесс окончательно «сломал» и деморализовал. Согласно воспоминаниям писателя и переводчика Б. Антоненко-Давидовича, директор образцовой украинской трудовой школы, товарищ С. Ефремова В. Дурдуковский, очень плохо держался на заседаниях суда: «к кафедре, с которой отвечали все подсудимые, чуть ли не бегом спешно подошел вызванный Владимир Дурдуковский. Невозможно было узнать в этой разболтанной физически и придавленной душевно жалкой фигуре бывшего триумфатора на празднике пятилетия украинской школы! Ноги подгибаются, руки дрожат, голова трясется и уста лепечут какие-то бессмысленные покаяния, а глаза то и дело поглядывают в одну точку. Как потом оказалось, Дурдуковский, словно загипнотизированный, смотрел на своего следователя Брука, который сидел неподалеку и не спускал с него глаз, следя, чтобы его лысый ученик слово в слово повторял на суде то, что Брук не раз репетировал с ним в последние дни следствия, когда искусный и строгий следователь сумел сделать из человека какую-то человекоподобную протоплазму.
Противно было смотреть и слушать плаксивые ответы Дурдуковского на вопросы прокуроров и председателя суда, но в то же время дико было и слышать короткие ответы Ефремова в интервалах допроса Дурдуковского, когда Ефремов подтверждал признание допрашиваемого в принадлежности к СВУ и участии в его контрреволюционных приготовлениях к восстанию, террору и другим фантасмагориям, которые повторял Дурдуковский, как попугай, заученные фразы» [22].
В судебном разбирательстве, в соответствии с процедурой, принимали участие адвокаты. Согласно своим профессиональным и этическим обязанностям, эти лица должны были обеспечивать защиту подсудимых, отстаивать их интересы, быть равной с обвинением стороной судебного процесса. Однако в своей деятельности адвокаты были ограничены постановлением Наркомата юстиции (НКЮ) УССР «О реорганизации коллегий защитников» от 12 сентября 1928 г., по которому для оптимального контроля над адвокатами был принудительно осуществлен переход только к коллективной организации труда в юридических консультациях, которыми руководил НКЮ. Была ликвидирована работа частных адвокатских кабинетов. Таким образом, адвокаты становились зависимыми от власти и политической конъюнктуры. В таком контексте защитники не имели возможности полноценно влиять на ход судебного процесса. Они смогли лишь поставить под сомнение некоторые аспекты вины своих подзащитных и в целом поддержали обвинение.
Кроме того, на конец 1920-х годов пришлись массовые чистки среди представителей адвокатуры УССР. Адвокатов хорошо образованных, интеллигентных, которые получили образование и сформировались в дореволюционный период, вытесняют представители нового поколения, воспитанного ревностными сторонниками большевизма. По статистике, которую приводит исследователь В. Гусева, в 1921–1922 гг. из 168 правозаступников, карточки которых поступили в Наркомат юстиции, только один был земледельцем (0,1%), два работали в торгово-промышленной сфере, 38 относились к служащим (более 1/5), а 106 принадлежали к лицам свободных профессий. Примечательно, что из 168 человек только 3 были коммунистами, что составляет лишь 1,8% от их общего количества [23].
Чистки адвокатов начались в конце 1923 — начале 1924 годов, но развернуть их, как планировалось, сразу не удалось. Лишь в октябре 1928 г. Наркоматом юстиции УССР была начата чистка в масштабах всей республики. Согласно инструкции № 133 от 29 сентября 1928 г. ее должны были проводить путем привлечения представителей органов суда, прокуратуры, общественных организаций. Из 3197 адвокатов чистку не прошли 442 человека (13,84 %). Примечательно, что 407 из них были служащими, 31 человек — крестьянами и 4 человека — рабочими [24]. Наркомат юстиции УССР назвал эту проверку первым шагом к оздоровлению коллегий защитников, который должен продолжаться, поскольку следовало выявлять и изымать тех лиц, которые не соответствуют критериям, предъявляемым к советскому адвокату.
Примечательно, что одним из фигурантов судебного процесса над СВУ был бывший присяжный поверенный, член Центральной Рады и коллегии адвокатов Зиновий Моргулис. Известно, что он родился в 1880 г. в селе Погребы Тетиевского уезда Киевской губернии, принадлежал к Украинской социал-демократической рабочей партии, а с 1917 г. — член Украинской партии социалистов-федералистов. С 1917 по 1918 годы был товарищем Киевского губернского комиссара Украинской Центральной Рады, а с 1918 года юрисконсультом Киевского округа водных путей, с 1918 по 1919 гг. — киевским губернским комиссаром. При советской власти — научный сотрудник ВУАН, юрисконсульт «Молочарсоюза». 19 апреля 1930 г. он был осужден по делу «СВУ» к 3 годам лишения свободы и умер в ссылке [25].
Известны фамилии защитников, которые принимали участие в судебном процессе СВУ: Ратнер, Виленский, Пухтинский, Гродзинский, Ривлин, Обуховский, Потапов, Виноградский, Волкомирский, Вознесенская, Коваливская, Юровицкий и Шац. Все они подчеркивали, что вина их клиентов неоспорима и они заслужили того, чтобы оказаться на скамье подсудимых. Адвокаты старались всячески подчеркнуть свою солидарность с обвинением, отмечая, что СВУ — контрреволюционная организация, которую вовремя разоблачили и только поэтому она не успела нанести серьезного вреда советской власти. Кроме того, все участники признали свою вину.
Как известно, в тоталитарном судопроизводстве железным аргументом было признание подсудимыми своей вины. Этот аргумент благодаря печально известному генеральному прокурору СССР Андрею Вышинскому, который впоследствии будет возглавлять резонансные репрессивные судебные процессы 1930-х годов, станет классическим, будет активно и гипертрофированно эксплуатироваться советской репрессивной машиной: «Признание вины — царица доказательств». Поэтому признание вины «выбивали» и в переносном, и в буквальном смысле слова. Признанная вина не ставилась под сомнение, как это практикуется сейчас.
О том, как «выбивали» признания по делу СВУ, есть сведения в воспоминаниях писателя Б. Антоненко-Давидовича, который приводит разговор с участником этого процесса, языковедом, автором «Московско-украинского словаря» Виктором Дубровским. Последний сначала категорически отрицал свою причастность к СВУ, однако вскоре ему показали показания С. Ефремова, а затем А. Никовского, где речь шла о его причастности. Одно из чаепитий у С. Ефремова там подавалось как учредительное собрание, на котором постановили создать СВУ. Следователь С. Брук поставил ультиматум: «Неужели вы считаете себя умнее Ефремова и Никовского? Так что выбирайте: или вы признаете, что были на учредительном собрании СВУ и стали его членом, и тогда вы пройдете через суд, где вам дадут максимум три года (за вами особых преступлений нет), или будете и дальше так упираться — и тогда мы пропустим вас через постановление коллегии ОГПУ, где ваша судьба будет несравненно печальнее... После этого Дубровский согласился стать членом СВУ и дал возможность следователю соответственно оформить это дело» [26]. В результате он получил «три года заключения в Ярославском политизоляторе, куда отправили всех осужденных за СВУ, после чего оказался в ссылке в Алма-Ате, где работал на невысокой должности в местном сахаротресте» [27]. Однако в 1937 г. в период так называемой «ежовщины» (репрессий под руководством народного комиссара внутренних дел Н. И. Ежова) его снова арестовали и дальнейшая его судьба неизвестна.
Что касается признания вины С. Ефремовым, то здесь кроме следователя С. Брука свою роль сыграл и его адвокат С. Ратнер. Об этом идет речь в воспоминаниях писателя Б. Антоненко-Давидовича: «Ефремов пошел на „сделку“ с ГПУ и собственной совестью... Не берусь утверждать, что этот факт был в действительности, но прошел слух, будто где-то в середине судебного процесса на Ефремова вдруг снизошло прозрение и он заявил своему защитнику Ратнеру: „Сейчас заявлю публично, что все мои показания на следствии и суде — неправдивы: никакого СВУ не было и нет“. Защитник Ратнер бросился всеми силами убеждать и умолять Ефремова не делать этого, чтобы не навлечь страшной драмы не только на себя, но и на многих других людей. Ефремов смирился и снова стал исполнять роль коменданта крепости СВУ, которая, по образному выражению Ратнера, выдвинула белый флаг капитуляции еще до первого залпа прокурорских батарей» [28]. Кстати, впоследствии адвокат С. Б. Ратнер сам стал жертвой репрессий. Известно, что он был адвокатом по сфабрикованному делу Киевского областного центра действия по обвинению научной интеллигенции в контрреволюционной деятельности. Как отмечает исследовательница В. Гусева: «В соответствии с обвинительным заключением по уголовному делу, С. Б. Ратнер подозревался в совершении преступления, предусмотренного ст. 54-6 УК УССР, а именно в шпионской деятельности в пользу одного из иностранных государств. Якобы установлено, что С. Б. Ратнер имел тесные связи с немецким консулом Стефани, которым и был завербован, является агентом немецких разведывательных органов с 1925 г., передавал шпионские сведения о настроениях населения, материальных условиях жизни отдельных социальных слоев населения, об изменениях законодательства в СССР и другие данные. Виновным себя „признал“. Дело было заслушано особой тройкой при НКВД по Киевской области 24.10.1938 года, адвоката приговорили к расстрелу и конфискации принадлежащего ему имущества. Приговор приведен в исполнение 04.02.1938 г.» [29].
Во время судебного процесса СВУ С. Ратнер в своей пространной речи заявил, что за его 27-летний стаж работы, из которых 10 лет в советском суде и 17 лет при царском режиме, подобного дела он еще никогда не вел: «Слишком головокружительным представлялось мне все то, что изложено на этих страницах обвинительного заключения. И когда я сам стал непосредственно все это проверять, я убедился в том, что очень объемное обвинительное заключение еще не все изложило из того яркого и выпуклого материала, который имеется в следственном производстве по настоящему делу. (…) Характерная особенность этого дела, что почти без исключения все обвиняемые собственноручно писали свои показания» [30].
Именно на добровольном признании преступления подсудимыми все адвокаты делали особый акцент. Адвокат С. Ратнер подчеркивал, что в двух объемных томах дела С. Ефремова содержались не менее объемные выводы «контрреволюционной деятельности», составленные подсудимым на 125 листах машинописного текста. Также адвокат подчеркивает объемность дел других подсудимых — 47 томов, однако каждый том состоит из нескольких частей, а потому вместе наберется более 60 томов. С. Ратнер отмечал, что это было добровольное признание, изложенное подсудимыми подробно, объемно, а потому их вина не ставилась под сомнение, а также то, что все они сознательно выбрали путь «контрреволюционной деятельности» и поэтому вполне логично попали на скамью подсудимых [31].
Однако, по мнению адвоката, академика С. Ефремова нельзя считать антисемитом: «на основе всех данных, которыми мы располагаем, говорить о том, что подсудимый Ефремов антисемит, представляется совершенно невозможным» [32]. Также акцент был сделан на том, что ученого уровня С. Ефремова следует сохранить, поскольку он «может быть чрезвычайно полезным для тех трудящихся, против которых он вел свою подрывную работу. Подсудимого Ефремова на его научном поприще можно использовать в максимальной мере» [33]. И самое главное, на чем акцентировал внимание адвокат С. Ратнер, это было то, что академиком С. Ефремовым произошло полное признание своей вины [34]. По этому поводу он вспоминает примеры, когда в других политических судебных процессах, в которых он участвовал, подсудимые не признали своей вины, однако советское правосудие проявило гуманность и отнеслось к ним снисходительно.
Что касается дневника С. Ефремова, который считался основным аргументом обвинения, то адвокат подчеркнул, что в нем много «мещанства», но академик «ни словом не обмолвился в дневнике ни о работе БУДа, ни о работе СВУ, ни о той конрреволюционной деятельности, которую он вместе с другими проявлял. (…) Вот, товарищи судьи, я считаю, что этот дневник не является отражением души Ефремова, не может характеризовать его ни в коей мере» [35].
Адвокат подчеркнул психологическое состояние, в котором находился академик С. Ефремов во время суда: «Для него физическая смерть, быть может, более приемлема, быть может, была бы легче, чем этот мировой позор, чем эта полная распластаность, это полное признание своего политического банкротства» [36].
В оправдание ученого адвокат указывает на раздвоенность его души: «вот эта двойственность, уклоны, это раздвоения души, увлекли его в сторону, и под влиянием этих увлечений он представляется в виде того активного и весьма серьезного контрреволюционного деятеля, каким мы видим его здесь в настоящем процессе» [37]. Что касается террористической деятельности СВУ, то адвокат С. Ратнер настаивал на том, что она «не занимала такого актуального положения» [38]. Вместе с тем, он подчеркнул: «красной нитью через все это дело проходит вредительство их, но это вредительство могло быть опасным и могло быть особенно серьезным, если бы для них благоприятно сложились обстоятельства, чего, к счастью пролетариата, не произошло. (…) В настоящем процессе вы судите и осудите весь украинский национализм» [39].
Именно тот факт, что участники судебного процесса были заметными фигурами украинского национально-освободительного движения, национально сознательными, в контексте адвокатских выступлений звучал как логичная причина того, что подсудимые стали врагами и, соответственно, оказались на скамье подсудимых и к чему вообще может привести украинский «буржуазный национализм».
Что касается обвинения в национализме, то в процессе защиты адвокат С. Ратнер подчеркнул, что члены СВУ в своей работе слишком увлеклись национальным моментом, что «скоро обратися в национальный шовинизм, скоро выявился в форме национального романтизма, которым чрезвычайно увлеклись украинские национальные деятели, и в конце концов это увлечение национальной романтикой должно было привести к тому, к чему оно их привело» [40]. Адвокат Обуховский несколько расширил горизонты последствий «национальной романтики»: «Я уже говорил, как и до меня указывали, что приметной нитью в этом процессе является национальная романтика, но ведь и эта романтика из чего-то состоит, что-то лежит в основе ее. (…) Но самое серьезное, самое важное, что дало возможность сплачивать вокруг этой национальной романтики контрреволюционные украинские силы — это был вопрос о колонизационном развитии Украины» [41]. Далее адвокат приводил цифры, которые свидетельствовали о процветании Украины в составе СССР как в экономике, так и в сфере культурного развития, подчеркивая ошибочность суждений подсудимых.
Поскольку акцент на увлечении национальной романтикой был истолкован адвокатами как оправдательное обстоятельство, то это вызвало резкий шквал критики от прокурора, и в ответ защитники начали оправдываться перед прокурором. Слово взял адвокат Ривлин, и его речь является красноречивым свидетельством того, какая роль отводилась защите на процессе СВУ: «Мы могли еще допустить, что прокуратура не разделит нашей точки зрения по фактическим обстоятельствам, относящимся к отдельным подсудимым, и по поводу них будет возражать нам, но мы не ждали возражений на политические темы. И не ждали потому, что никаких политических принципиальных расхождений между прокуратурой и защитой в этом деле нет и не может быть, и это заявили мы в наших речах. Но, может быть, в пылу полемики, в пылу состязательной борьбы, которая свойственна состязательному процессу, кто-нибудь из защитников, может быть, кто-нибудь из товарищей защитников и обмолвился такой фразой, что движущей силой СВУ, всех преступлений, совершенных обвиняемыми по настоящему делу, была национальная романтика. Если это было сказано, мы имеем мужество признать, что это было ошибочно. Мы все стоим здесь на принципах классовой борьбы. Мы прекрасно понимаем, что настоящее дело, преступления, которые совершили обвиняемые, вызваны классовой борьбой. И на этих кассовых позициях мы стояли с самого начала, на этих классовых позициях мы останемся и теперь.
Я должен все же сказать, что та национальная романтика, на которую обрушился товарищ прокурор, звучала в речах некоторых защитников, несколько в ином аспекте, чем это представляется товарищу прокурору. Когда некоторые защитники говорили о национальной романтике, они лишь подходили к объяснению психологии многих обвиняемых по настоящему делу, они хотели этим сказать, что в сознании обвиняемых, как им казалось, движущей силой их поступков являлась национальная романтика. Но это, конечно, не значит, что объективно национальная романтика являлась движущей силой этого дела и преступлений подсудимых» [42]. На самом деле, согласно словам адвоката, подсудимые «выполняли социальный заказ буржуазии (…), за их спинами стояли нэпманство и кулачество, что они были их идеологами, представляли их интересы» [43].
Красноречивы следующие слова адвоката Ривлина: «И наши соображения о социальной опасности этого дела мы получили от Вас, товарищ прокурор, когда вы нам заявили с этой трибуны, что мощь советской власти и раскаяние обвиняемых дает возможность прокуратуре не настаивать на расстреле. (…) защита меньше всего думает искусственно приуменьшить социальную опасность настоящего дела…» [44]. Таким образом, при таких условиях, роль адвокатов приобретала трагикомические черты. Писатель Б. Антоненко-Давидович оставил такие впечатления: «Это не обычный состав Верховного суда республики, а специально подобранный и хорошо продуманный, который должен доказать: предателей украинского народа судит сам украинский народ в лице представителей интеллигенции, крестьянства и рабочих» [45]. Итак, адвокаты вопреки своим обязанностям фактически поддерживали обвинение.
Наряду с этим, защитники все же старались найти аргументы, которые бы немного смягчили вину подсудимых. Так, в частности, адвокат Потапов защищал писательницу Людмилу Старицкую-Черняховскую – дочь корифея украинской литературы и театра Михаила Старицкого, племянницу композитора Николая Лысенко. Писательницу, а также ее мужа Александра Черняховского арестовали 14 января 1930 г. Допросы велись в тюрьме на Холодной Горе в Харькове. Согласно приговору особого состава Верховного Суда УССР от 19 апреля 1930 г., Л. Старицкую-Черняховскую обвинили в том, что она в период 1926–1929 гг. была членом центра СВУ и вела руководящую организационную деятельность, согласно программе и задачам организации, а также осуществляла связь центра СВУ с представителями некоторых капиталистических государств.
Адвокат Потапов – один из не многих защитников, кто выступал на украинском языке. Он отмечал, что есть три «неясных момента» в ее деле: неясность показаний относительно мотивов вовлечения ее в центр СВУ, расхождение показаний относительно состава группы, которой она руководила – так называемой «пятерки», а также «расхождение показаний Дурдуковского относительно участия Старицкой-Черняховской в заседаниях — заставляют меня сделать вывод, что тот факт обвинения, который говорит о том, что она вела руководящую организационную работу в центре СВУ — не доказан. На суде не доказана так же и связь с заграницей. Здесь на суде признания и Ефремова, и Никовского полностью утверждают, что ей таких поручений не давали, и кроме того, во всем материале дела мы не нашли ни одного намека на то, что она что-то в этом направлении делала. Ефремов еще до основания СВУ имел тесную связь с заграницей и сам получал из-за границы письма и посылал их туда. Зачем ему было тогда брать на помощь Старицкую-Черняховскую? Думаю, что и это обвинение не доказано» [46].
Однако, эти аргументы были отклонены, и согласно решению суда писательницу Л. Старицкую-Черняховскую приговорили к 5 годам лишения свободы с поражением в правах на 3 года. 4 июня 1930 г. Л. Старицкая-Черняховская была освобождена из-под стражи и срок заменен на условный, она была выслана в город Сталино (ныне Донецк). В 1936–1941 гг. жила в Киеве. 20 июля 1941 г., когда под стенами Киева шли бои с немцами, на квартире у Людмилы Михайловны сотрудники НКВД провели обыск, конфисковали паспорт и папку с перепиской. Вместе с сестрой Оксаной Михайловной Стешенко Людмилу Старицкую-Черняховскую вывезли грузовиком в Харьков. Здесь ее обвинили в антисоветской деятельности и вывезли под конвоем в так называемом «телячьем» вагоне в Казахстан. Однако в дороге 73-летняя писательница умерла, и точная дата ее смерти и место захоронения неизвестны.
Также пытался смягчить обвинение в отношении врача А. Барбары адвокат Ривлин, подчеркивая, что его «преступные» намерения — это были лишь разговоры, которые никогда не были реализованы. Защитник вспомнил, что во время польской интервенции подсудимый был комиссаром госпиталя, «но к его чести надо сказать, что именно благодаря Барбаре и другим товарищам 3000 красноармейцев, оставленные в Киеве после отступления красных войск, были признаны гражданскими больными и благодаря этому никто из них не пострадал. Об этом защита подала соответствующие материалы суду...». Поэтому «Не долгой изоляцией, а очень короткой можно сделать из Барбары честного советского врача. Об этом я прошу суд». Однако материалы, представленные судебной защитой, исчезли и нигде их больше ни разу не упомянули. В результате, А. Барбара получает восемь лет лагерей и три года ссылки. Однако в октябре 1938-го он был казнен за то, что якобы продолжал «контрреволюционную деятельность» уже в концлагере [47].
Защищая автора «Истории украинских звуков» языковеда Всеволода Ганцова, адвокат Юровицкий смог поставить под сомнение содержание обвинения и даже признание подсудимого: «Просмотрев все материалы, признания других подсудимых и его поездку за границу, я должен сказать, что конкретных фактов относительно популяризации идей СВУ среди соответствующих группировок и вредительства в научной работе у Ганцова нет. Он называет себя фашистом, говорил, будто он погромщик, но, товарищи, когда нет фактов, когда нет потерпевших, то это вещи (…) соображения, которые никогда за пределы его мыслей (…) не выходили» [48]. Согласно аргументации адвоката, подсудимый придумал эти вещи для того, чтобы в обществе контрреволюционеров иметь надлежащий вид, а затем признал это как свою вину.
Поскольку во время судебного процесса ключевой фигурой был сделан академик С. Ефремов, то отдельные адвокаты, защищая своих подсудимых, указывали на то, что их подсудимые были жертвами, которые, поддавшись авторитету известного ученого, в результате чего стали на путь контрреволюции. Так, адвокат Обуховский, защищая своего подзащитного, историка-краеведа, переводчика Отамановского, отметил, что академик для него «сыграл роковую роль, как для многих других украинских интеллигентов. И эта роковая роль Ефремова, под влиянием которого в ряды активной контрреволюции пришли такие лица, которые никогда без внешнего толчка не докатились бы до контрреволюционной работы» [49].
Характерно, что адвокаты, задавая вопросы подсудимым, начинали с выяснения того, каким было их мировоззрение и мировоззрение тех, о ком они давали показания. Таким образом, доказывалась мысль, что подсудимые были носителями украинского буржуазного национализма, не воспринимали достижения советской власти и потому стали врагами советской системы и ее ценностей. В течение всего судебного разбирательства особый акцент делался на том, из какой социальной среды был тот или иной подсудимый, и демонстрировался так называемый «классовый подход».
Так, интересным аргументом для защиты подсудимого Лагуты, который представлял Николаевский филиал СВУ, адвокат Юровицкий определил то, что «Лагута по своему социальному окружению не мог быть контрреволюционером, у него мать неграмотная крестьянка и отец котельщик» [50]. Адвокат Обуховский относительно своего подзащитного сказал следующее: «говоря о Холодном, прокурор не забыл вспомнить о том, что он сын директора гимназии, но почему он забыл сказать, говоря о Дубровском, что он сын крестьянина и сын крепостного» [51].
Наряду с этим, адвокаты также всячески старались направить подсудимых к выпячиванию своей вины, лукаво подводили к конкретизации обстоятельств, которые не смягчали, а наоборот, подчеркивали вину подсудимых. Так, согласно стенограмме судебного заседания, адвокат Ковальская задавала вопросы подсудимому Залесскому таким образом, чтобы создать о нем соответствующее впечатление: «Скажите, обвиняемый Залесский, какие влияния Вы имели в семейном окружении в детстве, были ли сильны украинские национальные влияния?», «Скажите, пожалуйста, как Вы отнеслись к украинскому национальному вопросу во времена февральской революции, разрешила ли она Ваши национальные симпатии и поставила ли Вас в гущу национальной общественной работы» [52].
В целом, роль адвокатов в судебном процессе над СВУ была предсказуема, они реально не влияли на решение судьбы подсудимых, поскольку целью ставилось не отстаивание интересов клиентов, а создание иллюзии защиты. Следует подчеркнуть, что в условиях постоянного давления и периодических «чисток» защитники были запуганы, не способны выступать самостоятельной, равной обвинению стороной судебного процесса. Это приводило к профанации роли адвоката, несоответствию с теми функциями, которые он должен был выполнять по определению. Тоталитарная система навязывала специфическую тоталитарную юриспруденцию, и адвокаты стали карманным орудием тоталитарного режима, который использовал их, как и других участников, для большей убедительности судебного процесса. Поскольку на таких принципах общество строилось около 70 лет, преодоление этих последствий является одной из самых важных и сложных задач современности.
1. Пристайко В. И., Шаповал Ю. И. Дело «Союза освобождения Украины»: неизвестные документы и факты. Научно-документальное издание. — К.: Интел, 1995. — 448 с.
2. Воспоминания Антоненко-Давидовича о СВУ. [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://www.litjarmarok.in.ua/index.php?option=com_content&task=view&id=862&Itemid=32&limit=1&limitstart=3
3. Правовая идеология и право Украины на этапе становления тоталитарного режима (1929–1941) / Усенко И. Б., Мироненко А. Н., Чехович В. А. и др.; Под ред. А. Н. Мироненко, И. Б. Усенко. – К.: Ин-т государства и права им. В.М. Корецкого НАН Украины, 2001. — 220 с.
4. Шаповал Ю. И. Человек и система: Штрихи к портрету тоталитарной эпохи в Украине / Ю. И. Шаповал. – К.: Институт национальных отношений и политологии НАН Украины, 1994. – 270 с.; Шаповал Ю. И. Театральная история. 75 лет назад, в 1930-м, состоялся судебный процесс в деле «Спілки визволення України» – СВУ / Ю. И. Шаповал // Зеркало недели. – 2005. – 11 марта; Шаповал Ю. И. Другой Сергей Ефремов / Ю. И. Шаповал // Зеркало недели. – 2006. – 6 октября.
5. Гусева В. П. К вопросу проведения чисток среди представителей адвокатуры в УССР в 1919–1929 годах / В. П. Гусева // Вестник Академии адвокатуры Украины. – 2013. – Ч. 2(27); Гусева В. П. Адвокаты–жертвы политических репрессий конца 30-х годов ХХ века (осужденные за сотрудничество с немецким консульством в г. Киеве) / В. П. Гусева // Адвокатура Украины: история и современность: материалы Всеукраинского круглого стола. – Киев; Тернополь: ТНПУ им. В. Гнатюка, 2013.
6. Шаповал Ю. И. Театральная история. 75 лет назад, в 1930-м, состоялся судебный процесс в деле «Спілки визволення України» – СВУ / Ю. И. Шаповал // Зеркало недели. – 2005. – 11 марта.
7. Попович М. В. Очерк истории культуры Украины / М. В. Попович. – К.: «АртЭк», 1999. – С. 582.
8. Воспоминания Антоненко-Давидовича о СВУ. [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://www.litjarmarok.in.ua/index.php?option=com_content&task=view&id=862&Itemid=32&limit=1&limitstart=3
9. Пристайко В. И., Шаповал Ю. И. Дело «Союза освобождения Украины»: неизвестные документы и факты. Научно-документальное издание. — К.: Интел, 1995. — 448 с.
10. Шаповал Ю. И. Человек и система: Штрихи к портрету тоталитарной эпохи в Украине / Ю. И. Шаповал. – К.: Институт национальных отношений и политологии НАН Украины, 1994. – 270 с.; Шаповал Ю. И. Театральная история. 75 лет назад, в 1930-м, состоялся судебный процесс в деле «Спілки визволення України» – СВУ / Ю. И. Шаповал // Зеркало недели. – 2005. – 11 марта; Шаповал Ю. И. Другой Сергей Ефремов / Ю. И. Шаповал // Зеркало недели. – 2006. – 6 октября.
11. Гусева В. П. К вопросу проведения чисток среди представителей адвокатуры в УССР в 1919–1929 годах / В. П. Гусева // Вестник Академии адвокатуры Украины. – 2013. – Ч. 2(27); Гусева В. П. Адвокаты–жертвы политических репрессий конца 30-х годов ХХ века (осужденные за сотрудничество с немецким консульством в г. Киеве) / В. П. Гусева // Адвокатура Украины: история и современность: материалы Всеукраинского круглого стола. – Киев; Тернополь: ТНПУ им. В. Гнатюка, 2013.
12. Правовая идеология и право Украины на этапе становления тоталитарного режима (1929–1941) / Усенко И. Б., Мироненко А. Н., Чехович В. А. и др.; Под ред. А. Н. Мироненко, И. Б. Усенко. – К.: Ин-т государства и права им. В.М. Корецкого НАН Украины, 2001.
13. Правовая идеология и право Украины на этапе становления тоталитарного режима (1929–1941) / Усенко И. Б., Мироненко А. Н., Чехович В. А. и др.; Под ред. А. Н. Мироненко, И. Б. Усенко. – К.: Ин-т государства и права им. В.М. Корецкого НАН Украины, 2001. – С. 175.
14. Там же. – С. 174.
15. Шаповал Ю. И. Театральная история. 75 лет назад, в 1930-м, состоялся судебный процесс в деле «Спілки визволення України» – СВУ / Ю. И. Шаповал // Зеркало недели. – 2005. – 11 марта.
16. Там же.
17. Шаповал Ю. И. Театральная история. 75 лет назад, в 1930-м, состоялся судебный процесс в деле «Спілки визволення України» – СВУ / Ю. И. Шаповал // Зеркало недели. – 2005. – 11 марта.
18. Пристайко В. И., Шаповал Ю. И. Дело «Союза освобождения Украины»: неизвестные документы и факты / В. И. Пристайко, Ю. И. Шаповал. – К.: «Интел», 1995. – С. 58.
19. Шаповал Ю. И. Другой Сергей Ефремов / Ю. И. Шаповал // Зеркало недели. – 2006. – 6 октября.
20. Пристайко В. И., Шаповал Ю. И. Дело «Союза освобождения Украины»: неизвестные документы и факты / В. И. Пристайко, Ю. И. Шаповал. – К.: «Интел», 1995. – С. 50.
21. Шаповал Ю. И. Театральная история. 75 лет назад, в 1930-м, состоялся судебный процесс в деле «Спілки визволення України» – СВУ / Ю. И. Шаповал // Зеркало недели. – 2005. – 11 марта.
22. Воспоминания Антоненко-Давидовича о СВУ. [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://www.litjarmarok.in.ua/index.php?option=com_content&task=view&id=862&Itemid=32&limit=1&limitstart=3. – С. 5.
23. Гусева В. П. К вопросу проведения чисток среди представителей адвокатуры в УССР в 1919–1929 годах / В. П. Гусева // Вестник Академии адвокатуры Украины. – 2013. – Ч. 2(27). – С. 92.
24. Там же. – С. 95.
25. Реабилитированы историей. Киевская область. Книга вторая. – К.: Основа, 2007. – С. 867.
26. Воспоминания Антоненко-Давидовича о СВУ. [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://www.litjarmarok.in.ua/index.php?option=com_content&task=view&id=862&Itemid=32&limit=1&limitstart=3
27. Там же.
28. Шаповал Ю. И. Человек и система: Штрихи к портрету тоталитарной эпохи в Украине / Ю. И. Шаповал. – К.: Институт национальных отношений и политологии НАН Украины, 1994. – С. 7.
29. Гусева В. П. Адвокаты–жертвы политических репрессий конца 30-х годов ХХ века (осужденные за сотрудничество с немецким консульством в г. Киеве) / В. П. Гусева // Адвокатура Украины: история и современность: материалы Всеукраинского круглого стола. – Киев; Тернополь: ТНПУ им. В. Гнатюка, 2013. – С. 80.
30. Отраслевой государственный архив Службы безопасности Украины (далее – ГДА СБУ). – Личн. арх. 215471. – Д. 67098 ФП. – Т. 186. – Л. 1–2.
31. Там же. – Л. 254–255.
32. Там же. – Л. 44.
33. Там же. – Л. 50.
34. Там же.
35. ГДА СБУ. – Д. 215471 ФП. – Т. 4. – Л. 43.
36. ГДА СБУ. – Д. 67098 ФП. – Т. 186. – Л. 50.
37. Там же. – Л. 39.
38. ГДА СБУ. – Д. 67098 ФП. – Т. 186. – Л. 37.
39. ГДА СБУ. – Д. 67098 ФП. – Т. 186. – Л. 21–22.
40. Там же. – Л. 12.
41. ГДА СБУ. – Д. 67098 ФП. – Т. 187. – Л. 68.
42. Отраслевой государственный архив Службы безопасности Украины. – Личн. арх. 215471. – Д. 67098 ФП. – Т. 186. – Л. 123–124.
43. Там же. – Л. 124.
44. Там же. – Л. 124–125.
45. Воспоминания Антоненко-Давидовича о СВУ. [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://www.litjarmarok.in.ua/index.php?option=com_content&task=view&id=862&Itemid=32&limit=1&limitstart=3 – С. 4.
46. ГДА СБУ. – Личн. арх. 215471. – Д. 67098 ФП. – Т. 186. – Л. 30.
47. Шаповал Ю. И. Театральная история. 75 лет назад, в 1930-м, состоялся судебный процесс в деле «Спілки визволення України» – СВУ / Ю. И. Шаповал // Зеркало недели. – 2005. – 11 марта.
48. ГДА СБУ. – Личн. арх. 215471. – Д. 67098 ФП. – Т. 186. – Л. 24.
49. ГДА СБУ. – Личн. арх. 215471. – Д. 67098 ФП. – Т. 187. – Л. 6.
50. Там же. – Л. 37.
51. Там же. – Л. 100.
52. ГДА СБУ. – Личн. арх. 215471. – Д. 67098 ФП. – Т. 179. – Л. 29.