Директор Харьковской правозащитной группы Евгений Захаров в «Твоём утре» на телеканале «UA: Харьков» – о различиях диссидентства в Западной и Восточной Украине и популярных самиздатских произведениях.
— Кем были диссиденты в Советском Союзе, что отличало их на Харьковщине и каким преследованиям они подверглись? На эту тему поговорим с директором Харьковской правозащитной группы Евгением Захаровым. Евгений Ефимович, доброе утро, приветствую в нашей студии.
— Доброе утро.
— Кто такие диссиденты, и почему их так назвали? Откуда это слово?
— Слово это польское, оно происходит из религии. Это были те, кто придерживался неканонических взглядов, то есть это инакомыслящие, которые, собственно, высказывали свои мысли публично, открыто и так далее. В СССР стали называть диссидентами тех, кто тем или иным путём выступал против единой идеологии, единой партии, за свои права, прежде всего — за свободу взглядов, свободу слова, свободу собраний и тому подобное. Собственно, диссидентское движение и приобрело такие формы. Прежде всего, это было распространение самиздата, то есть той литературы, которая не проходила через цензуру, которую отказывались публиковать официальные издательства, потому что она не соответствовала общей линии партии и так далее, и её распространяли сами: печатная машинка, фотоспособ и тому подобное.
— А о каких временных рамках мы говорим? Диссидентство — это с какого по какой год?
— Диссидентство отсчитывают с начала 1960-х годов и по 1987-й год.
— А почему это развилось тогда, именно в 1960-е?
— Была оттепель, как известно, после 1956-го года, после ХХ съезда КПСС, когда стало понятно, что люди ничего не знали, или мало знали, о прошлой истории, когда массово выпустили политзаключённых сталинского периода в 1956-м году. Тогда люди стали думать о том, что это было, что вообще означает эта политика Советского Союза.
— Получается, что проводниками диссидентства как раз и были, в том числе, эти бывшие заключённые?
— Да, в частности, и бывшие заключённые тоже, безусловно. И, собственно, оттепель и началась с того, что эти бывшие заключённые и молодёжь сошлись вместе и начали производить различные тексты, песни, был самиздат и магнитофонный также, были первые выставки нонконформистских художников и тому подобное. Это охватывало главным образом крупные города СССР: Москва, Ленинград, Киев, Харьков, Одесса, Днепр, Львов, безусловно.
— Кстати, какие были национальные особенности, характерные для Украины?
— В национальных республиках больше доминировала именно борьба за национальные права — национальное движение. В Украине это было прежде всего в Западной Украине, где ещё были свежи традиции УПА, где это хорошо знали и помнили, но во второй половине 1950-х годов уже состоялся переход на мирные формы сопротивления, на тот же самиздат. Кроме того, это были молодые люди, которые пытались всё-таки, так сказать, официально пробиться — публиковаться, делать выставки и так далее. Это было движение шестидесятников. И вот, в Западной Украине как раз доминировало национально-демократическое движение, а в Восточной Украине — больше общедемократическое.
— А на чём оно основывалось? Вы сказали, там — традиции УПА, а здесь, в Восточной Украине?
— В Восточной Украине больше тяготели к московским правозащитникам, и здесь всё это основывалось на традициях общедемократического движения ещё в царской России и СССР. Здесь восстанавливали историю оппозиционных партий в первые годы после октябрьского переворота и так далее. Одним из важных вопросов была именно история страны, потому что её всё время фальсифицировали, превращали в нечто отличное от того, что было на самом деле. Это желание знать историческую правду и донести её до всех тоже было очень сильным.
Был самиздат и литературный — проза, поэзия, — и исторический, это были довольно большие исторические исследования на разные темы, прежде всего, об истории Второй мировой войны. Скажем, была такая знаменитая книга доктора исторических наук Александра Некрича «1941, 22 июня», которая вышла в печать и которую довольно быстро запретили, весь её тираж отовсюду изъяли, по ней была большая дискуссия в Институте истории. Был самиздат философский, культурологический, была публицистика, в том числе экономическая. В частности, была книга Николая Руденко «Экономические монологи», которая ходила в самиздате.
В Украине, всё-таки, более сильным было движение национальное. Здесь такие люди, как Иван Дзюба, его работа «Интернационализм или русификация?», которая была наиболее известна в Украине, больше всего распространялась в самиздате, была переведена на русский язык, издана на Западе. Но не только, была книга «Горе от ума» Вячеслава Черновола о первой волне арестов, о тех, кого тогда посадили, и многое другое. Здесь был «Украинский вестник» — это журнал, который сочетал в себе и факты о политических репрессиях, и литературный самиздат также. В этом его отличие от «Хроники текущих событий», где были только факты о политических преследованиях.
— А почему советская власть всё это не запретила?
— Она как раз и пыталась это запретить, и она преследовала тех людей, которые этим занимались, их сажали. Но трудно запретить движение, когда этим занимаются тысячи людей, которыми эти идеи, так сказать, уже овладели. Знаете, это отношение к КПСС, к её руководящей роли, к тому, что однопартийная система, единая идеология, к тому, что с экономикой всё хуже и хуже — это было очевидно всем, и это постепенно становилось всё более и более свершившимся фактом в общем сознании.
— «Наверху» это осознавали?
— Безусловно, именно оттуда и пришла так называемая перестройка. Поскольку к 1985-му году было понятно, что так не может быть дальше, это надо менять, иначе всё будет очень плохо. Именно поэтому и была эта перестройка, когда, между прочим, Горбачёв, Яковлев и другие, кто их поддерживал, фактически взяли на вооружение идеи диссидентов, в частности, статьи Андрея Сахарова 1960-х годов, и, собственно, именно в том направлении и начали развитие страны. Тогда были напечатаны все самиздатовские книги, за которые раньше сажали.
— Евгений Ефимович, относительно вашей статьи, я прочитал её на сайте «Виртуальный музей диссидентского движения в Украине», там вы писали о разнице диссидентского движения в Восточной и Западной Украине, и писали, что в Восточной к национальному и религиозному движениям добавлялось также правозащитное. Почему такое отличие?
— Я ещё раз говорю, Восток был преимущественно русскоязычный, и здешняя русскоязычная интеллигенция тяготела к России, к Москве, которая была всё же более свободной, чем Украина, чем Харьков, в частности. Поэтому здесь было значительно больше деятелей общедемократического движения, которые распространяли самиздат, собирали исторические факты, когда были репрессии — помогали семьям репрессированных и так далее. Просто было мало людей, которые были внутри национально-демократического движения. В Харькове за эти вещи за всё время было репрессировано только два человека, это Анатолий Здоровый и Игорь Кравцив.
— За что?
— За самиздат. Кравциву инкриминировали, в частности, работу Дзюбы, которую у него нашли, у Здорового — тоже. Безусловно, в этих кругах были и другие репрессии — внесудебные. А в том, что касается общедемократического движения, этого было значительно больше. Это началось ещё в 69-м году, когда посадили четверых харьковчан, а всего десять харьковчан подписали первое обращение Инициативной группы по защите прав человека в СССР, это было 20 мая 1969-го года. Всего было 15 членов инициативной группы, и среди них был один харьковчанин, Генрих Алтунян, плюс 41 человек поддержал инициативную группу своими подписями, в том числе ещё девять харьковчан.
— Евгений Ефимович, вы переходили к Харькову, относительно Харькова, насколько многочисленным это движение было на Харьковщине?
— Сказать, что оно было очень многочисленным, я не могу, потому что, всё-таки, тех людей, которые были в центре этого всего, вокруг которых всё группировалось, их было не так много. Но я должен сказать, что очень многие люди читали самиздат и его распространяли в Харькове. Многие люди давали средства на помощь семьям политзаключённых, я сам лично эти средства собирал, и поэтому я могу об этом свидетельствовать. В общем, в Харькове, как и в других городах, диссидентское движение пользовалось негласной поддержкой интеллигенции, которая поддерживала эти идеи, разделяла их, уважала тех, кто этим занимался и так далее.
— Как вы сами стали диссидентом?
— Я просто родился и вырос в такой семье, где было много репрессированных во времена Сталина, во-первых. Во-вторых, моя мать была очень близка с Ларисой Богораз и Юлием Даниэлем. Она училась с ними в Харькове на филфаке. И, собственно, через эти товарищеские отношения это перешло и ко мне. Я с ними также дружил, и с Юликом, и особенно с Ларисой. Это источник самиздата, это всё, фактически, определило и мою жизнь также.
— Спасибо, что пришли.
— Пожалуйста.