Пришёл пастух, опечаленный навек,
Писать правду о бессмертных душах.
Дмитро Павлычко. Пастух.
Я на то родился и на то
пришёл в мир, чтобы свидетельствовать об истине.
Евангелие от Иоанна, 19:37.
Читал я мозаичный цикл-поэму «Фрагменты из эпоса» Йосифа Збиглея — земляка Николая Мушинки — и представлял себе изображённое им неслышное, спокойное и гордое шествие «из столетия в столетие» русинов.
Кто они,
Русины?
Люди гор и клиньев-долин.
Люди потоков серебристых,
очарованные
лазурью неба.
Идут предвечные русины-украинцы по Карпатам «сквозь пространство и время, сквозь суматоху и суету идей», а впереди с букварём и стихами два Александра — Духнович и Павлович, Адольф-корифей — знаменитый Добрянский. В передних рядах, вернее, на почётном месте, выделяется и колоритная фигура, величие «трудов и дней» которой невозможно выразить в полной мере, — фигура Николая Мушинки. Ступает этот «закутанный» в серебристую седину, всегда приветливо улыбающийся народный будитель степенно, радуясь, что за ним «спокойно, гордо, тихо» идут его русины.
Простоволосые.
И в шляпах.
В гунях, чугах, кабанях —
в кожухах и кожушанках.
В дрелиховых ноговицах
и в ноговицах из войлока,
босиком и в парадных
или поношенных постолах.
И сам он, хранитель их родовой памяти, материальной и духовной культуры русинов-украинцев, внешне ничем от них не отличается. На голове каракулевая шапка, на ногах постолы-бочкоры, на плечах дедовская чуга, отцовские суконные штаны-холошни, подпоясанные кожаным опришковским поясом, а из-под жилетки-брушляка «выглядывает» белая вышитая сорочка.
Казалось, вот он, овечий пастух Бача-заклинатель, поднимет свой суковатый пастуший посох-гырлыгу и взлелеянный им, скрывавшимся от партийных функционеров и спецслужб под именем Николая Ковалёва, фольклорный ансамбль «Куривчанин» вознесёт до самых смерековых вершин песню «Я русин был, есмь и буду».
Сколько их, русинов-украинцев, оживили и возродили свою национальную память, основанную на народных песнях, обрядовых праздниках, на преданиях и легендах, благодаря смелой энтузиастической энергии учителей местной украинской школы Марии и Ивана Поповцев, которых окрылил своим самоотверженным творческим участием в фольклорной группе «Куривчанин» пастух колхоза родного села Курова Николай Ковалёв-Мушинка.
Несколько поколений русинов-украинцев прошли эту своеобразную художественную школу национального воспитания, в которой едва ли не четверть века с особым душевным наслаждением воскрешал традиционную народную культуру автор первых своих фольклористических работ «Заговоры и календарная обрядность села Куров» и «Семейно-бытовые обряды с. Куров».
И когда этот колхозный пастух, после того как загонит скот в кошару, напоит, накормит его, особенно бугая и надёжного сторожа-собаку, сам поужинает и на коне появится у школы в родном селе, каким весёлым смехом, песенным сполохом и остроумной шуткой заблистает кружок куровской интеллигенции. И далеко не все односельчане знали, какая злая судьба загнала известного фольклориста-профессионала с дипломом доктора философии и кандидата филологических наук на добрых пять лет в горы опекать артельных тёлок и телят. Вынужден был недавний университетский профессор после года безработицы откликнуться осенью 1973 года на отчаянный призыв руководителя сельскохозяйственной артели: «Честные хозяева! Отзовитесь в пастухи! Скотину на пастбище выгонять надо, а пастуха нет!»
Нашёлся пастух для 150-голового стада «благодаря» компартийному руководству и органам госбезопасности (ŠTB) Чехословакии, которые уволили профессора Прешовского университета с работы за то, что он, общаясь с «самыми тёмными силами антисоветской украинской эмиграции», вредит «дружественному Советскому Союзу» и подрывает «основы социалистического общества». Государственная безопасность Чехословакии доказала, что труды Николая Мушинки, публиковавшиеся на Западе, «находятся на грани уголовной деятельности», поэтому ни о какой научной и педагогической работе речь уже не шла. Было запрещено не только печататься, но и занимать любую должность, связанную с общением с людьми. Осталось самому авторитетному исследователю фольклора украинцев Прешовщины общаться преимущественно со скотом — круглосуточно, ежедневно, без выходных. Что ж, и в этих крайне неблагоприятных для научной деятельности условиях этот бывший, по выражению помощника пастуха Яра, «директор над всеми директорами» ухитрялся писать научные статьи и печататься. Во время выпаса коров, даже в пору проливных дождей и холодных ветров, Николай Мушинка читал, засунув книгу в полиэтиленовый пакет. Оборудовал в пастушьей хижине рабочую комнату, в которой выкраивал час-другой из круглосуточного дежурства для научной работы. Там, в хижине и на полонине, принимал гостей — друзей-куровчан, учёных, студентов-этнографов, журналистов, даже посетителей из Украины, Канады, Польши, США. И, конечно, пристально следивших за жизнью и деятельностью диссидента работников органов безопасности Чехословакии.
Правда, органы советского КГБ также не оставляли без контроля личность аспиранта кафедры фольклора и этнографии Пражского университета, прибывшего на трёхлетнюю стажировку в Киев (1964–1966 гг.) и зачисленного в аспирантуру Киевского государственного университета имени Тараса Шевченко. За ним в Украине осуществлялся постоянный контроль, едва ли не ежедневное наблюдение. Фамилия Мушинки будет внесена и в «чёрный список» авторов, которых запрещено печатать, цитировать, упоминать в публикациях.
В творческой биографии Николая Мушинки киевский период занимает особое место. И отчётливо ещё не осмысленное. Ведь любознательный, чувствительный к восприятию новых литературных и культурно-художественных явлений аспирант довольно быстро вжился в духовную атмосферу общественно-литературного движения «шестидесятников». Дружеские отношения и общение с украинскими диссидентами Иваном Светличным, Иваном Гончаром, Иваном Дзюбой, Лесем Танюком, Вячеславом Черноволом, Михаилом и Богданом Горынями, Борисом Антоненко-Давидовичем, Григорием Кочуром и рядом других поэтов, писателей, художников, историков литературы, театральных деятелей стимулировали процесс национального самосознания и самоидентификации, открывали перед молодым учёным новые пути развития национальной литературы и искусства, зарождение и развитие новых форм и стилей, во многом ориентированных на эстетические традиции и новейшие художественные явления на Западе. Николай Мушинка не только всё это жадно воспринимал и впитывал, но и пытался, удивляя, наверное, и самого себя безоглядной смелостью, перевозить-передавать самиздатовскую литературу в Чехословакию и дальше в Европу. Пользуясь тем, что у аспиранта советского вуза был служебный паспорт и потому его багаж не подлежал обязательной проверке, через советско-чехословацкую границу переходили материалы украинского «самиздата», стихи В. Симоненко, И. Драча, Д. Павлычко, Лины Костенко, В. Голобородько, И. Калинца, статьи И. Дзюбы, И. Светличного, а в Украину — чешские и словацкие газеты и журналы, разного рода литература так называемого реформаторского содержания. Конечно, Мушинка привозил в Украину новейшие выпуски украиноязычной прессы Чехословакии — журналы и газеты «Дукля», «Новая жизнь», «Дружно вперёд», «Радуга», произведения Б.И. Антонича, О. Олеся, В. Гренджи-Донского...
Терпение КГБ УССР наконец лопнуло. Когда Николай Мушинка намеревался перевезти за границу рукопись труда Ивана Дзюбы «Интернационализм или русификация?», в Чопе его схватили советские кагэбэшники, действовавшие под личиной бригады таможенников, и после длительных допросов-издевательств, назойливых угроз-уговоров сотрудничать с органами передали его в руки уже чехословацких органов безопасности. Те также начали запугивать и заманивать в ловушку сотрудничества с ними во имя разоблачения антисоветской деятельности украинских националистов, но Николай Мушинка разочаровал пражские органы безопасности своим упрямым нежеланием разоблачать врагов социалистического строя. В конце концов, крайком компартии в Кошице был вынужден наказать своего члена дисциплинарно — по партийной линии.
Общественная атмосфера страны была наполнена озоном демократизации. На пороге Европы зримо возникала «Пражская весна», и партийные органы Чехословакии не решались уже на более жёсткие репрессии в отношении инакомыслящих. Поэтому в отношении непокорённого Николая Мушинки ограничились лишь выговором и «строгим предупреждением», утешенные признанием им своих ошибок и «чистосердечным признанием». А молодому учёному крайне необходимо было, пользуясь демократическим подъёмом в стране, обнародовать результаты своей научной деятельности защитой завершённой диссертации на тему «Владимир Гнатюк — исследователь фольклора Закарпатья и его связи с чехами и словаками». Этот историографический труд о выдающемся учёном-фольклористе был «взращён» на найденных Николаем Мушинкой в архивах Киева, Львова, Москвы, в частных архивах неизвестных материалах из его творческого наследия. Неудивительно, что защита кандидатской диссертации в Карловом университете в октябре 1967 года оказалась успешной.
В научно-исследовательской работе учёного значимое место занимает поиск мемориальных материалов, материальных свидетельств о личности, её окружении, эпохе. Так, исследуя жизненную судьбу и научную деятельность Владимира Гнатюка, Николай Мушинка обнаружил большое количество оригинальных документов, фотографий, мемориальных вещей, которые обеспечили создание полноценного мемориального музея выдающегося учёного-фольклориста в его родном селе Велесневе на Тернопольщине.
Казалось бы, жизнь разворачивается на просторе науки надёжно и перспективно. Вот и новый виток профессионального признания: звание доктора философии, которое присвоил Николаю Мушинке философский факультет университета им. Шафарика в Прешове за цикл работ, посвящённых истории фольклористики украинцев Прешовщины. И работа по специальности в Исследовательском кабинете украинистики Университета им. Шафарика. Именно в этом учреждении Николай Мушинка открыл присущий ему дар организатора науки, координатора научных исследований. Слава Богу, в Чехословакии отменили цензуру, открылся доступ к изданиям, появлявшимся за рубежом и беспрепятственно попадавшим в страну. Секретарь Исследовательского института доктор Мушинка развернул сотрудничество прежде всего с украиноведческими научно-исследовательскими, учебными и культурными центрами Западной Европы, США, Канады и Украины, прежде всего путём обмена печатными изданиями — монографиями, сборниками, журналами, энциклопедиями, справочниками. За несколько лет кабинет накопил тысячи различных изданий, которые засвидетельствовали наличие огромного массива мировой украинистики. Конечно, это окрыляло Мушинку и наводило на мысль об объединении украиноведов всего мира для обмена научными идеями, трудами, опытом и координации научно-исследовательской деятельности. Так что закономерно, что энергичный, творчески плодовитый учёный-фольклорист высказал идею о созыве в Прешове международного научного семинара, на котором был избран подготовительный комитет Международной ассоциации украинистов. Ориентир был на Международный съезд славистов, запланированный на август 1968 года в Праге, на котором предполагалось организационно оформить создание Международной ассоциации украинистов. Николай Мушинка и Орест Зилинский организовали в Праге во время съезда славистов собрание украинистов, но члены украинской советской делегации В.М. Русановский и Г.Д. Вервес отказались поддержать предложение о создании Международной ассоциации украинистов. Не было согласовано с партийными верхами в Киеве. И не только Киева, но и Москвы. Но зерно уже прорастало, украиноведы Запада не собирались ждать, когда учёные советской Украины согласятся войти в Международную ассоциацию украинистов. Однако этот процесс единения украинистов мира затормозила советская оккупация Чехословакии в августе 1968 года.
Искажённое гримасами коммунистического деспотизма лицо социализма стран так называемой народной демократии пытались уберечь от окончательного обезличивания тоталитарно-репрессивным нивелированием те борцы за свободу и демократию, которые подписали манифест «2000 слов» и которые повели за собой тысячи и тысячи других патриотов. Николай Мушинка был среди тех, кто активно протестовал против советской агрессии и кто поддержал манифест «2000 слов». Знал, что серьёзно рискует — может потерять любимую работу, направленную на систематическое исследование украинского фольклора на Прешовщине. А успехи на этом поприще впечатляли и восхищали. Антология фольклора украинцев Чехословакии «Из глубины веков», появившаяся в печати в 1967 году, содержала более 300 песен, 13 заговоров, описания обрядов, 370 пословиц, 150 загадок, 40 сказок, легенд, анекдотов и преданий. Автор антологии Николай Мушинка обошёл десятки украинских сёл Прешовщины, встретился с сотнями людей, собрал этот огромный массив образцов народной культуры из 112 украинских сёл. А ещё раньше, в 1963 году, Николай Мушинка, сотрудничая с Музеем украинской культуры в Свиднике, издал первый научный сборник этого музея «Из украинского фольклора Восточной Словакии», которым учёный положил начало систематической научно-исследовательской работе этого Музея и его издательской деятельности.
«Научный сборник Музея украинской культуры в Свиднике», появившийся благодаря инициативе Николая Мушинки и под его редакцией в 1965 году, открыл широкую дорогу для систематической фольклорно-этнографической и культурно-просветительской деятельности, результаты которой теперь начали публиковаться, вводиться в научный оборот, осмысливаться, обобщаться. Один за другим появляются тома «Научного сборника», некоторые в нескольких книгах, формируется год за годом специальная библиотечная серия этих научных изданий украинцев Чехословакии. И в этом огромная заслуга Николая Мушинки, который сам вдохновенно и самоотверженно работал в фольклористических экспедициях и привлекал к этой работе учёных — не только украинцев, но и славистов-чехов, словаков, поляков, коллег из Канады, США и других стран.
Это же надо иметь такой талант, такие организаторские способности, большое терпение, настойчивость и убеждённость, чтобы привлечь внимание фольклористов, этнографов, искусствоведов, славистов вообще не только Украины, Чехословакии, тогдашней Югославии, советской Украины, но и Канады и США к исторической судьбе русинов-украинцев, к народной культуре украинцев, поселившихся в ареале Карпат и Балкан, к украинцам в разных странах мира. Украинского учёного тревожила не только судьба украинцев в СССР, где коммунистический режим усмирял русификацией, политическим террором, репрессиями национальный дух, порывы к свободе и демократии, но и будущее украинского этноса в Чехословакии и Польше, Румынии и Югославии... В течение 1968 года Николай Мушинка печатает на страницах журнала «Дружно вперёд» цикл статей «За украинцами по глобусу». Особенно красноречивой была последняя, 12-я итоговая статья, в которой Мушинка приводит печальную статистику, засвидетельствовавшую, что ни в одной республике Союза ССР на то время, кроме Украины, не выходило ни одного журнала на украинском языке, в то время как в 16 странах Запада печаталось 330 украинских газет и журналов.
Имя Мушинки-фольклориста, этнографа, литературоведа, слависта благодаря публикациям его книг и статей в Украине, Польше, Югославии, Канаде, США и в других странах, особенно еженедельным выступлениям на радио «Свобода», посещению украинских центров во Франции, США и Канаде стало чрезвычайно популярным и авторитетным. За длительный период отстранения его от научной деятельности, а именно с 1972 года по 1990 г., Мушинка «опубликовал на Западе пять книг и более 150 научных исследований, научно-популярных статей и рецензий». Особого упоминания заслуживают его труды, вышедшие за рубежом: альбом «Экслибрисы украинских шестидесятников» (Баунд-Брук, 1972), «Владимир Гнатюк и Закарпатье» (Париж, 1975), «Орест Жилинский, учёный с душой поэта» (Баунд-Брук, 1983), «Народная культура южных лемков» (Нью-Йорк, 1987), «Жизнь и дело Владимира Гнатюка» (Париж, 1988).
После освобождения артельного пастуха от опеки стада коров горизонты его общения с миром не сузились. Николай Мушинка был доволен новой должностью кочегара в домоуправлении города Прешова. Правда, он два года подряд совмещал две должности: летом — пастух, зимой — кочегар, а с осени 1976 года до мая 1990 г. — только кочегар по обслуживанию газовых котлов. Появились большие, благодаря летним отпускам, часто длительным и неоплачиваемым, возможности для учёного-кочегара путешествовать, а главное, осуществлять фольклорно-этнографические экспедиции. В результате этих выездов-экскурсий появился труд «Фольклор русинов Воеводины», серия публикаций в югославском журнале «Новая мысль», ряд фольклорных исследований, посвящённых культуре украинцев в Румынии, лемков-украинцев в Польше... А сколько забытых и подзабытых имён украинских писателей, учёных, художников, музыкантов, театралов, общественных и политических деятелей возродил Николай Мушинка! Это особая и значимая страница его научно-исследовательской деятельности. Большинство этих исследований являются полноценными научными изысканиями жизни и деятельности того же Владимира Гнатюка, Михаила Врабеля, Филарета Колессы, Ивана Панькевича, Флориана Заплетала, Франтишека Тихого, Франтишека Главачека, Юрка Колинчака, Яна Онушка, Йосифа Маркова, Владимира Либовицкого, Владимира Сичинского, Ивана Зилинского, Михаила Качалубы, Симона Нарижного, Ореста Зилинского, Ивана Мацинского, Станислава Днистрянского, Владимира Любовицкого, Ивана Кулеца, Степана Клочурака...
Кстати, о Клочураке — бывшем министре хозяйства и вооружённых сил Карпатской Украины, который почти тринадцать лет провёл в Воркуте в концлагере, Мушинка написал книгу «Рыцарь воли», отредактировал первый том его воспоминаний «К воле»...
С особой гордостью учёный вспоминает о найденной им рукописи труда Ивана Голубовского «Размахом могучих крыльев», в которой освещена жизнь и творческая судьба талантливого украинского художника Олексы Новакивского. Впоследствии Николай Мушинка наткнётся на след 53 картин, рисунков, эскизов художника, которые с большим успехом недавно экспонировались в музеях Украины.
У Мушинки особый дар чувствовать, предвидеть пути к нахождению ценных рукописей, раритетных манускриптов, живописных произведений, художественных коллекций... Это подтверждает розыск им неизвестных произведений Олексы Новакивского, 140 картин украинского художника Ивана Кулеца, уникальных 500 негативов деревянных церквей и других этнографических памятников Закарпатья и Прешовщины Флориана Заплетала, писем выдающегося украинского географа Степана Рудницкого, упомянутых уже архивных материалов Владимира Гнатюка...
В 2012 году учёный продолжает осуществлять публикацию собранных им архивных материалов под рубрикой «Документы свидетельствуют... Из архива Н. Мушинки», так как ещё раньше он систематически обнародовал свои находки из истории культуры, литературы и искусства под рубрикой «Из летописи культуры».
Даже самое смелое воображение не способно охватить весь тот объём научных интересов, поисковых страстей и творческих увлечений пастыря украинской культуры и науки. Кто он, этот неуёмно жадный до творческого труда учёный и писатель, ненасытный в своей жертвенной любви к родным русинам, карпатороссам — к украинцам, прежде всего к тем, кто проживает в 250 сёлах юго-восточной Словакии? Пусть значительная часть земляков-русинов причислила себя к словацкой национальности, но всё же они сохраняют в песнях, обрядах, обычаях своё, лемковское, украинское — свой язык, своё глубинное национальное я. И величественная миссия академика Национальной академии наук Украины Николая Мушинки состоит в том, чтобы спасти эту органичную частичку украинского этноса, прежде всего описать каждое исчезнувшее или исчезающее русинское село, сохранить богатейший народный мелос, духовные и материальные свидетельства и образцы народной культуры, выяснить затемнённые глухими веками исторические перевалы, которые преодолевали, стремясь не затеряться среди других народов, возродиться и утвердиться единокровные русины-украинцы, донести миру уникальное фольклорно-этнографическое наследие родной Прешовщины и всего исторического Закарпатья. И, едва ли не главное, — убедить своих русинов в том, что они — органическая ветвь великого украинского этноса, культурно богатейшая, духовно полноценная, достойная всеобщего уважения и восхищения. Именно для этого и рождает Господь таких жертвенных пастырей, которые наперекор несчастливым обстоятельствам личной жизни, вопреки запретам, изоляциям, унижениям, компрометациям неуступчиво и твёрдо прокладывали свой путь в убеждении, что он единственно верный, потому что ведёт его к своему роду, к родному народу, служить которому — высокая честь и величественная национальная миссия. Так пусть же длится ещё многие лета жизнь духовного пастыря своего народа, который «вырастал из пастуха» и которому суждено было, по образному выражению Дмитра Павлычко, «писать правду о бессмертных душах»:
Благословенна будь, его жизнь,
Разорванная и исцелённая, как рана.
Жулинский, Николай. Украинский пастор культуры и науки. // Украинская литературная газета. — 23.04.2016.
Жулинский, Николай. Украинский пастор культуры и науки. // Слово и время. — 2016. — № 6. — С. 74–80. — Библиогр. в конце ст.